Темный рыцарь Алкмаара - Алексей Чернов

Ренард пешком добрел до ближайшего имперского города. Полумертвый от усталости он два дня проспал в общей комнате таверны, а на третий день его арестовала инквизиция. Несколько месяцев он отсидел в подвалах сего замечательного ведомства. В тюрьме у него была собственная маленькая каморка, отделенная от общей большой камеры частой решеткой. Там, за решеткой, на заблеванном и изгаженном полу лежали и сидели вперемежку женщины и мужчины, молодые и старые, и среди них — подростки и дети. Иногда являлись стражи и избивали арестованных, иногда кого-нибудь уводили. Ренарда дважды вызвали на допрос. Один раз спрашивали про его разговор в таверне — будто бы он говорил, что хочет проклясть Всевышнего и поклоняться Бетрезену.

Ренард ответил: «Все это выдумки и чушь!»

Инквизитор потребовал, чтобы арестант проглотил горящий уголь в подтверждение своей невиновности, Ренард отказался и предложил уголек проглотить самому инквизитору и тем самым подтвердить обвинение. Наглого обвиняемого поволокли в пыточную. Пока помощник раздирал ему руками губы, палач попытался просунуть в щель между зубов раскаленный уголь. Ренард зажмурился, стиснул зубы, превозмогая боль в раздираемых обожженных губах, и вспомнил прощание у часовни Всевышнего. Палач выронил уголь, а потом сдуру схватился за него голой рукой. После чего проверка на истинность веры закончилась, следопыта избили и вернули в камеру.

Во второй раз его вызвали спустя много-много дней. Стали спрашивать про Алкмаар, про народ, что живет в далекой пустыне. Следопыт рассказывал охотно — про обычаи в южных землях, про народ колдунов, про короля-жреца, его знаменитый магический скипетр и блестящую столицу Альзонию.

Спустя три дня Ренарда вызвали вновь, спросили, готов ли он взять в руки меч и сражаться за Империю и Императора.

На что следопыт ответил, что хотел бы прежде всего вернуть свой лук и колчан со стрелами, а также амулеты и деньги.

Ему вернули имущество, хотя и не все: золотые и серебряные монеты почему-то исчезли из хранилища, так же как исчез золотой браслет с синими камнями, подаренный королем Стурмиром. «Все это, несомненно, происки Бетрезена», — заявил инквизитор.

— А с кем воевать-то? — спросил Ренард, собирая оставшиеся пожитки в мешок и прикидывая, где можно будет вымыться с горячей водой и с мылом, прежде чем из подвалов инквизиции переселиться в казармы.

— С проклятыми. Порожденная Бетрезеном мразь открыла врата Преисподней! — взвизгнул в праведном гневе инквизитор.

— Ага… — хмыкнул Ренард. — Судя по всему, вы, ребята, плохо делали свою работу.

— Поговори еще, вернешься в каземат! — пригрозил инквизитор, что-то корябая на пергаменте.

Жители Империи уверены, что инквизиторы бродят по дорогам и сражаются с нечистью, истребляют ведьм и некромантов. Как же! Они туточки, за толстыми стенами, сидят за столом и вписывают напротив фамилии каждого: этого пытать водой, того — на дыбу, третьего жечь каленым железом. Ну, разумеется, пытать женщин и стариков куда проще, чем уничтожать демонов.

За все годы скитания по дорогам Ренард лишь дважды встречал инквизиторов, которые охотились именно на ведьм, а не пытались обвинить в колдовстве приглянувшуюся служителю сего тайного ведомства бабенку. Тогда его, еще совсем мальчишку, взяли проводником в небольшой отряд. Так вот, тогда ему воочию удалось увидеть, каково это — мериться силой с теми, кто поклоняется Бетрезену.

Вымыться Ренарду разрешили в монастыре — там на дворе паломников была большая выложенная камнем купальня, построенная на месте термального источника. Вода в купальне немного пахла серой — и Ренард, погружаясь в ярко-зеленую горячую воду, с печалью подумал о своем кратковременном полете на драконе.

Следопыта накормили тут же на подворье пресной кашей без масла, правда, для придания сил бывшему заключенному налили кружку крепкого выдержанного вина. Потом монахиня свела с его кожи многочисленные язвы и залечила разорванные и обожженные губы.

На другое утро Ренард отправился воевать с проклятыми.

Он смутно запомнил первый бой с легионами Бетрезена. Куда ярче в памяти запечатлелась нескончаемая дорога — полки брели по ней три дня, бесконечная размытая дождями колея, в которой ноги увязали чуть ли не до колен. Солдаты ели заплесневелые сухари, пили воду из колодцев, если могли найти колодцы, а то и прямо из ручьев. Многие маялись поносом — от этого не спасала никакая магия. Костров почти не разводили. Ренард снял со своего лука тетиву и спрятал под камзол на груди, сберегая от дождя, остальные лучники-новички и не подумали этого сделать. В день битвы дождь наконец прекратился, и выглянуло солнце. Сотники погнали пехоту вперед. Ренард шел во второй шеренге вместе с другими парнями, вооруженными тяжелыми луками. Бредущие впереди новобранцы пробовали стрелять — но все без толку, их луки не желали посылать стрелы вдаль. Пехоту гнали куда-то вверх по холму, и, прежде чем первый ряд добрался до середины треклятого холма, голодные, в непросохшей одежде солдаты смертельно устали и выбились из сил. А потом Ренард увидел идущих на них сверху одержимых. Они спускались навстречу плотной шеренгой, как будто были на учениях, а не в бою. Ренард тут же стал посылать одну стрелу за другой, пока одержимые приближались к ним быстрым шагом. Он видел, как упал один, потом второй, и у каждого из груди торчала стрела следопыта. Третья стрела, четвертая… Ренарда бросило в жар. Он один сейчас уничтожит всех этих придурков с красными пентаграммами на лбах. Пятая стрела. Шестая. За минуту Ренард мог выпустить не меньше десяти стрел. Но вдруг из-за голов одержимых стали прилетать огненные болты и косить и без того бесполезных лучников. А что хуже всего — стали падать сраженные арбалетными болтами стрелки из второго ряда — те, кто еще мог эффективно стрелять. Кто бил по имперцам, Ренард разглядеть не мог, проклятые прятались за шпалерами росшего на холме виноградника. Кое-где влажные кудри винограда дымились, но это не смущало проклятых.

Кажется, спустя целую вечность прозвучал сигнал трубы — приказ отступить, имперские лучники развернулись и ринулись назад — меж скакавшими в атаку рыцарями должны были оставить для них проходы. Но почему-то не оставили. Пехотинцы ударялись о броню скакавших на них коней, как о скалу, орали, хватать за удила и падали под копыта. Никто не расступился. Их уничтожала собственная конница.

Ренард на стал ничего требовать, и раздумывать тоже не стал. Он рухнул на землю ничком и пополз в растоптанной копытами грязи на животе, чудом уворачиваясь от лошадиных копыт. Никогда прежде так быстро он не ползал.