Размышления о Евангелии от Иоанна - Георгий Чистяков

Как маленький человек, Иуда сначала действует, подобно Петру, в целях самосохранения. Но Петр отрекается от Иисуса во дворе архиерея из страха, а Иуда пытается извлечь из этого выгоду. Иисус пытается остановить его, когда говорит: «Что делаешь, делай скорее» (Ин., 13:27) или: «Друг, для чего ты пришёл?» (Мф., 26:50), – т. е. делай то, за чем ты пришел, вероятно, так надо прочитать эти слова. Иисус пытается остановить Иуду, не лишая его внутренней свободы. Он делает это с помощью вопроса, а не прямого запрета. Иисус задает вопрос, но Иуда на него не отвечает.

Нам нужно переосмыслить место Иуды в евангельской истории, взглянув на него не как на предателя Учителя, а как на предателя своего ученичества. Очень важно увидеть Иуду сегодня именно таким. Потому что князь мира сего – всегда разрушитель, но не какой-то трагический демон из романтической поэзии. Иуда-антигерой – это ложный образ, в Евангелии такого нет. В Евангелии есть маленький человек, который, что называется, вписывается в ситуацию, и это его разрушает, давит и доводит до самоубийства. В этом смысле образ Иуды – предостережение для каждого из нас. В евангельской истории его имя и то, что он сделал, сохранено не для того, чтобы вызвать нашу ненависть. Не для того, чтобы, клокоча гневом, мы думали: вот если бы я был там, я сумел бы его обезвредить, и возмущались бы, что никто из апостолов не остановил его. Тем более что в какой-то момент апостолы начинают понимать, кто будет предателем, но они также понимают, что останавливать его бессмысленно, потому что за Иисусом придут и без него.

Иуда – это не тот человек, которого христиане должны ненавидеть в течение двух тысяч и более лет, а человек, жизнь которого – предупреждение для каждого из нас. Ведь и мы можем оказаться в его положении, и мы можем так же предать свое ученичество, как он предал свое. Человек, предупреждающий нас об опасности, – вот кто такой этот маленький человечек из Галилеи, один из двенадцати учеников Иисуса. Имя Иуды стало нарицательным, но, увы, в поверхностном понимании: для многих он почти как страшный злодей из готического романа или средневековой повести. Нет, это всего лишь раздавленный человек, каких много. Иуда гораздо современнее, чем можно подумать. Всмотревшись в этот образ, мы должны понять, что Иуда – человек вовсе не из далекого прошлого. В той или иной форме он живет в каждом из нас, и каждому необходимо преодолеть его в себе.

Глава 17 УМОВЕНИЕ НОГ

Рассказом об умовении ног, которое совершает Иисус Своим ученикам, начинается 13-я глава Евангелия от Иоанна

«Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришёл час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их. И во время вечери… Иисус, зная, что Отец всё отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит, встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался» (Ин., 13:1-4).

Обратим внимание на слова «перед праздником Пасхи», «и во время вечери», «встал с вечери». Здесь четко обозначено, что умовение ног совершается во время той самой вечери перед праздником Пасхи, которая описана в синоптических Евангелиях – у Матфея, Марка и Луки – и которую мы называем Тайной. При этом важно иметь в виду, что у Иоанна рассказа о Тайной Вечере нет.

Именно то место, которое в синоптических Евангелиях занимает повествование о Тайной Вечере, у Иоанна занимает рассказ об умовении ног. И церковный чин также подсказывает нам, что это событие – умовение ног – церковное предание связывает именно с Тайной Вечере: в составном евангельском чтении Великого четверо включающем отрывки из всех четырех Евангелий из Евангелия от Иоанна взято именно начало 13-й главы – рассказ об умовении ног.

Очень важно также обратить внимание на жесты Спасителя, зафиксированные как в рассказе синоптиков о Тайной Вечере, так и в повествовании Иоанна об умовении ног. Там Он берет хлеб, благословляет, преломляет и даёт ученикам – четыре евхаристических жеста. Здесь Он встаёт с вечери, снимает верхнюю одежду, опоясыватся, берет умывальницу и начинает умывать ноги ученикам наклоняясь к ногам каждого из них, затем надевает одежду и продолжает беседу. В обоих текстах можно обнаружить одно и то же – соединение слов и жестов Иисуса. Широко известна икона, на которой изображена Тайная Вечеря. Как правило, она помещается в храме над Царскими вратами. Гораздо менее распространена, точнее, редка икона «Умовение ног». Однако в некоторых храмах Эллады и Малой Азии эта икона заменяет икону «Тайная Вечеря». Поэтому в Великий четверг в одних православных храмах на аналое можно видеть икону «Тайная Вечеря», а в других – «Умовение ног».

При этом необходимо принять во внимание, что слуга, как, например, в книге Бытия (186), где говорится о том, как Аврааму явился Господь у дубравы Мамре, омывает ноги гостю не во время (как делает это Иисус), но перед трапезой. Да, Иисус повторяет традиционный жест гостеприимства, показывая ученикам, что это именно Его трапеза, но повторяет Он этот жест намеренно поздно в тот момент, когда он, казалось бы, уже неуместен, что заставляет обратить на него особое внимание. И еще одна деталь: само выражение «дейпну гиномену», то есть «во время трапезы», в высшей степени точно как по смыслу, так и по грамматической конструкции (genetivus absolutus) совпадает с «когда они ели», или «эстионтон аутон» (Мф., 26:26 и Мк.14:22), в рассказе о Тайной Вечере и таинстве Евхаристии. Становится до предела ясно, что это не просто знак Его смиренного гостеприимства, но нечто неизмеримо более важное и содержательное. На это указывает и употребленное в форме множественного числа в выражении, по-русски неточно переданном Как «снял с Себя верхнюю одежду», слово «та иматиа», и «одежды» (в латинском переводе здесь употреблено существительное vestimenta, в славянском – «ризы», и в том, и в другом случае в полном соответствии с греческим оригиналом). В pluralis слово «гиматий» употребляется в Священном Писании только в одном контексте – когда речь идет об одеждах первосвященника (Мф., 26:65). Разумеется, на Иисусе был надет лишь один плащ, или гиматий, но Он снимает его словно священнодействующий первосвященник. Мы присутствуем при событии особой значимости. Об этом говорит и то, что, рассказывая об умовении ног, Евангелие переходит с прошедшего времени на настоящее: «встаёт», «снимает одежды», «берет воду» и так далее. От этого читатель ощущает, что не только евангелист, но и он сам участвует в этом событии. К сожалению, в Синодальном переводе и это передано не вполне точно.

Иисус, «зная (по-гречески «эйдос»), что… Он от Бога исшел и к Богу отходит» (Ин., 13:1), – говорится в начале этого текста. Итак, перед праздником Пасхи Иисус уже знает, что «пришел час Его» – час выбора, принятия решения, час, когда Он должен совершить самое главное, что в оригинале выражено греческим глаголом «перейти» («метабайнэйн»). Но ведь Пасха – это и есть переход, переход от рабства к свободе. В арамейском прототипе этого греческого текста дважды повторяется слово, обозначающее переход. Праздник Пасхи иудейской, праздник перехода от рабства к свободе, становится днем перехода Иисуса к Отцу. Иисус шествует на Крест и затем переходит «от смерти в жизнь», как говорит Иоанн Богослов.

«… Пришёл час Его перейти от мира сего к Отцу… возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их».

Это место не только по содержанию, но и по употребляемой здесь лексике очень напоминает третью главу Евангелия от Иоанна. Там Иисус говорит Никодиму: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (ст. 16). Можно сказать, что в 13-й главе явный повтор: в 3-й главе – Бог возлюбил мир, в 13-й – Иисус возлюбил сущих в мире. С момента, когда наступает час Его перехода к Отцу, существительное «любовь» и особенно глагол «любит» становятся ключевыми в рассказах о прощальной беседе Иисуса с учениками и страстях Христовых в Евангелии от Иоанна. Примечательно, что в четвертом Евангелии гораздо больше глаголов, чем существительных, это отличает язык Иоанна от языка любого другого евангелиста и вообще языка любого другого писателя. Любовь – это не что-то застывшее, она являет себя в динамике, и эту динамику может передать только глагол. И дальше, когда речь будет идти о любви, Иоанн постоянно будет употреблять не существительное «любовь», но именно глагол «любить».

«До конца возлюбил их…» Слово «конец» играет очень большую роль в Евангелии. Оно употреблено здесь не в значении «прекращение чего-либо», а в смысле «доведение до конца, завершение». «До конца» – это значит «до полноты»: конец наступает тогда, когда сосуд наполняется чем-либо до краев. Иисус возлюбил до максимума, до такой степени, что больше уже невозможно. И затем, во время описанной синоптиками вечери, той самой, когда, по Иоанну,