Комендантский час - Владимир Николаевич Конюхов

был послеобеденный, и солнце пекло совсем по-летнему.

Николай сбросил пиджак, потянулся.

— Благодать. Сюда бы, на верхотуру, беседку, и чаи распивать.

Алексей Семенович не отвечал. Взглянув на низину, удивился резкой перемене. Все было по-другому.

Косые лучи солнца пронзали каждую былинку. Прореженные золотистым светом травы казались цветущими, окутанными красноватым дымком. Пухкие от тепла, они чуть потрескивали, распираемые изнутри ватной сердцевиной.

По окраске растительность пустоши почти сливалась с луговой, над которой дрожала зыбкая пелена испарений. Алексей Семенович не мог понять, чем привлекал его травяной лоскуток. Смотрел не отрываясь, и странное чувство полузабытья все больше овладевало им. Как будто чрезмерная усталость, накопившаяся за годы, ослабила свои тиски. Он сел, прислонившись к трубе, и полулежа отдался сладкой дремотной истоме. И — сразу перед глазами поплыли разноцветные зонтики, трепещущие в невидимых руках. Они медленно уплывали к горизонту, задевая купы редких деревьев. И сами деревья, словно выдернутые неведомой силой, стали подниматься, вращая шарообразной кроной. Следя за ними, Алексей Семенович неловко запрокинул голову, открыл глаза. Николай был рядом, кидая по одному семечку в рот.

Гостенин конфузливо улыбнулся.

— Разморило.

— А чего ж, солнышко ласковое, приятное, самое нежиться.

— Некогда.

— Нет, Семеныч, ты уж подольше, пожалуйста, сиди.

Алексей Семенович уловил некий намек.

— Не пойму тебя.

— Понимай, не понимай, а дело твоих рук вон, перед очами.

— В чем ты меня обвиняешь?

Николай будто все время ждал этого вопроса, так живо откликнулся.

— А кто пуще всех заставлял пахать луга, кто гнал в шею ходоков, взывающих одуматься, кто приказал порубить лес у запруды? Не ты разве?

Гостенин порывисто вскочил.

— В задний след нечего крайних искать. Надо мной тогда столько указчиков было. Один председатель чего стоил.

— Ты председателя не впутывай. У Михалыча рука на такое не подымалась. Ретивым был ты, заместитель его.

— Думал отсидеться за моей спиной, — багровел от злости Алексей Семенович. — А пришло время, спросили с него.

— Михаил уходил — люди плакали, а когда ты расчет взял — перекрестились.

Гостенин всерьез выразил недоверие.

— И работяги из мастерских? Я же их на самый высокий тариф в районе посадил.

— Тариф… Через него они и стали в потолок плевать, а не делом заниматься.

— Я не господь-бог, чтобы все предвидеть. И ты мне мораль не читай… Молод.

Анна дважды окликала мужчин, но те в перепалке ничего не замечали.

— Молод, — повторил Алексей Семенович. — И не смеешь обвинять. Повыше найдутся.

— Выше всего — тута, — повысил голос Николай, приложив руки к груди. — Иной раз сердце так защемит в раскаянии, что куда там любая прочихвостка начальства.

— Мне не в чем раскаиваться.

— Как знать.

Алексей Семенович едва сдерживался, чтобы не закричать.

«Второй раз завожусь. Был бы толк, а то из пустого в порожнее. Но зачем он меня допекает? Может?..»

— Ответь прямо. Эти твои… упреки в мой адрес — личная инициатива или кто поручил? — встревоженно спросил он.

Николай рассмеялся.

— Я не знал, когда ваше господство пожалует.

— Тогда какого черта?!

— А шут его знает. Не зря, наверное.

— Пустое всё, — слегка успокоившись, сказал Гостенин.

Добродушия Николая как не бывало…

— Не скажи. Из любого разговора пользу извлекаешь. Иной в голову так западет — всю жизнь помнишь. А на праздник придется — и вовсе памятный.

— Сегодняшний ни на какой случай не годится, — холодно заметил Алексей Семенович.

Николай, сбив кепку набок, озорно подмигнул.

— Чем нынешний не такой? Ночь день обгоняет. Солнцеворот.

«Хитер, однако, — думал, спускаясь, Алексей Семенович. — В угол запросто загонит, успевай отмахиваться».

Анна в который раз подогревала жаркое.

— Ты, Никола, я смотрю, еще тот хват, — удобно устраивался за столом Алексей Семенович. — Но категоричен. Я тебе по-свойски скажу: тише надо, иначе так влетишь…

— Я по-другому не представляю, и моей голове, — Николай пригладил волосы, — уже доставалось.

Анна, пригорюнившись, кивнула.

— Не последний раз.

— А как же, — возразил Николай. — Не будешь лезть, такого наделают…

«Сейчас по новой начнет», — промелькнуло у Гостенина.

Николай, действительно, развивал тему, далекую от сделки.

Алексей Семенович, уточнив, который час, махнул рукой. На вечерний поезд он все равно опаздывал.

— …Быть настоящим хозяином трудно, — продолжал Николай. — Не для себя, для людей радеть, коль над ними поставлен.

— Такое в человеке редко сочетается, — заключил Гостенин.

— Попадается какой-нибудь верхогляд, а хуже того — дурак, и спроси с него.

— Дурак, говоришь. А по моему разумению, на каждого такого специальную анкету следует заводить.

— Зачем?

— А чтобы отсеять настоящего дурака от подставного.

— Какого еще подставного? — изумился Алексей Семенович.

— А такого, что дуриком только прикидывается. Он, может, и рад как все нормальные, да по привычке ваньку валяет. Жаль мне таких. Не их вина, жизнь приучила.

Гостенин спросил с нескрываемым интересом:

— А тебе не приходилось разыгрывать?

— А почему бы и нет, — без колебания признался Николай. — Самому смешно бывает. — Он повернулся к жене: — Анют, помнишь, как в прошлом году гаишник нас? Короче, катим с ней на своем драндулете. Останавливает сержант. А я, как на грех, права забыл. Виноват, бывает. Он ни в какую. Буду, говорит, номера сымать. Я ему: и не пытайся. Машину разломаешь, а их не отдерешь, они у меня лет двадцать как заржавели. Он затылок чешет, что, мол, делать? А ничего, успокаиваю, держи пятерку и будь здоров. «А удобно?» — спрашивает. «Удобно, отвечаю, чтобы не забывал».

Николай хохотал громче Гостенина, до слез.

— А что, Семеныч, на техосмотре делается! Во где равенство. Посмотришь, что вахтер, что агроном, что профессор, пресмыкаются одинаково. Любую правду-неправду городят, лишь бы квиток получить. Но с ними ладно, есть и другое, — посуровел лицом Николай. — Ты Клавку Захарову помнишь? Увидал ее дочь как-то в городе. «Где, интересуюсь, работаешь?» — «В проектном институте». — «И чего же ты проектируешь?» — «Ферму. Я над ней полпятилетки бьюсь». Через два года встречаю. «Как, спрашиваю, твой коровник, выстроили?» — «Еще проект не готов». Я верю — не верю. «Чего ж там проектировать? На трубы, вентили, поилки ГОСТы еще при царе Горохе были». — «С трубами, — на полном серьезе отвечает, — и загвоздка. В одном отделении в палец толщиной, в другом с руку, работаем над конструкцией переходников».

Алексей Семенович выразительно крякнул.

— Бывает у нас.

— Слишком часто бывает, — веско заметил Николай. — Фальшивим, выкручиваемся. Вроде как артистизм какой проявляем. И не понимаем, что сами от себя прячемся.

— Жестче надо.

— В том вся и беда: где нужно характер проявить, дуракам потакаем. Подумаешь — и теряешься от беспомощности. На худой конец — поносишь тех, кто от природы глупее. Но проймет ли? До высокого дурака вовсе, пока