Нож винодела - Эрик Ле Болок

В лунном свете руины бывшего монастыря францисканцев приобретали мистический вид. Эти небольшие своды и пилястры, утопающие в зелени, наводили на мысль о фантастическом мире Мэри Шелли.[29] Кюш должен быть бдительным. В это время года еще могли бродить туристы, хотя нависшая опасность охладила их пыл. Если и дальше так пойдет, Сент-Эмильон станет известен скорее своими преступлениями, чем винами… У него за спиной снова раздался шорох. Едва успев обернуться, он сразу пошатнулся. Кто-то изо всех сил ударил его по голове. Капитан в последнюю минуту, пока сознание не покинуло его, нажал на курок, и в монастырских руинах прогремел выстрел. Тело капитана обмякло, падению его помешал опутавший все плющ. Он так и остался висеть в воздухе, словно кукла с болтающимися руками и ногами.

Надя, прятавшаяся все это время, выбежала с оружием в руках. За ней спешил Мартен с большим фонарем.

— Всем оставаться на местах, полиция!

Четверг, 28 июня

День уже занялся над виноградником. Мужчина в одиночестве шагал между виноградных лоз. Временами он наклонялся и внимательно осматривал какой-нибудь побег, листок. С завтрашнего дня в поместье должен был начаться сбор «зеленого урожая». Надо оборвать листья в нижней части лозы, самое главное — проветривание саженцев. Искусственный листопад пройдет лишь со стороны восходящего солнца. С западной стороны гроздья пока будет защищать листва. Мужчина любил такие ежедневные пешие прогулки. Виноградник был делом его жизни, гимном временам года. Пейзаж менялся день ото дня, созидаемый рукой человека. Пятнадцать лет назад он прогуливался по этим самым дорогам с Эдмоном де Вомором. Это был чудесный гид, он любил свой город и знал историю каждого холма. Здесь стояла средневековая мельница. Более пятнадцати таких величественных сооружений существовали бок о бок с саженцами виноградной лозы. Там виднелись остатки сторожевой вышки, вонзенной, словно скалистая шпора, в этот пейзаж.

Мужчина достал свой нож с самшитовой ручкой. Его пружину украшала пчела, символ империи. Лезвие срезало тонкий стебель с бутоном красной розы. Антуан Шане полюбовался прелестным цветком и воткнул его в петлицу своего пиджака. Он аккуратно сложил нож. Должно быть, знал поговорку: «Молчаливая пружина до старости живет». Потом спрятал искусно отделанный нож в маленький кожаный чехол, прикрепленный к ремню его брюк.

Из-за рощицы, протянувшейся вдоль виноградника, кто-то следил за ним. Поднявшись, профессор продолжал путь, не ведая, что был объектом пристального внимания. Потом снова остановился, любуясь своими владениями и вздыхая от удовольствия.

Жизнь его клонилась к закату. У них с Эвелиной не было детей, и все имущество он оставил своему другу Андре. Он всегда мечтал, что у него будет дочь, но судьба распорядилась иначе. После долгих лет блужданий он нашел прибежище в работе и виноградарстве. В его сознании ученого вечность воплощалась в жизни, данной детям. У него, стало быть, не будет вечности. Он уже составил свое завещание и предусмотрел даже оду вину. Ни кремации, ни мессы. Он желал быть похороненным в одеянии рыцаря с бутылкой от каждого из своих виноградников. Великая Лоза получит пятьдесят ящиков, чтобы устроить поминальную трапезу со всеми его друзьями.

Сегодня, в годовщину смерти супруги, ему немного взгрустнулось. Как почитатель Наполеона, он сделал своей фразу: «Отсутствие излечивает от мелких страстей, но усиливает большие». В честь своей любимой вот уже около тридцати лет он каждый год 28 июня лакомился миндальным печеньем.

Кюш находился под наблюдением в бордоской больнице. Последствия минувшей ночи все еще давали о себе знать. Полицейский лежал с повязкой на голове. Постепенно он приходил в себя, но поначалу ему было трудно разглядеть склонившееся над ним лицо. Он изо всех сил старался сосредоточиться, и наконец взгляд его прояснился. Знакомое лицо. Надя провела ночь у его изголовья. Так дежурят у постели больного друга, родственника, брата.

— Как ты себя чувствуешь?

— Голова болит!

— После удара, который ты получил, меня это не удивляет.

— Я ничего не помню… Я стоял на стене, а дальше — ничего…

— Знаешь, Тьерри, мы всегда были откровенны друг с другом… — С этими словами она взяла его за руку. — Вчера вечером я вошла к тебе в комнату и увидела газету с вырезанными буквами…

— Да, знаю, я должен был сказать тебе, однако это крайние меры, которые не предусмотрены инструкцией.

— Объясни!

Кюш уточнил свою стратегию: письмо это служило всего лишь приманкой.

— Хотелось заставить преступника проявить себя.

Надя улыбнулась. Она думала о наихудшем, но теперь успокоилась.

— В следующий раз не делай ничего тайком, доверяй мне.

— Ты прекрасно знаешь, что доверие тут ни при чем, но это могло быть опасно, и…

В эту минуту в палату вошел стажирующийся студент-медик с какой-то металлической миской в руках:

— Ну как, сегодня он чувствует себя лучше?

Вот тебе и раз, еще один любитель обращения ни на «ты», ни на «вы».

— Ему лучше, он благодарит его за участие.

— Вот с этим он обретет олимпийскую форму, и завтра все пройдет.

— Доктор, не могли бы вы оставить нас на пять минут?

— Разумеется, он зайдет попозже.

Студент ушел. Как только дверь закрылась, Надя продолжила:

— Тот, кто напал на тебя, прошел по старым галереям, которые ведут к алтарю монастырской часовни.

— Он хорошо ориентируется здесь, если знает, что есть проход под алтарем.

— Это старинный погреб францисканцев. Ныне владелец ресторана хранит там игристое вино. Подожди, это еще не все. Этой ночью я зашла в наш кабинет и нашла там под дверью вот это.

— Что тут еще?

— Читай!

Лейтенант протянула своему начальнику целлофановый пакет:

«АНДРЕ ВИНОВЕН»

— Узнаю стиль нашей птички.

— Пойду отнесу это послание в лабораторию криминалистам.

— Вынь из шкафа мою одежду.

— Как это вынуть твою одежду?

— Меня ждет расследование… Надеюсь, ты не думаешь, что я свалю на тебя всю работу…

«Пежо-307» проехал вдоль кладбища монастыря, потом свернул направо и остановился на улице Франсуа-де-Сурди. Здесь находилось Междепартаментское управление судебной полиции Бордо. На втором этаже — служебные помещения. Кюша, который работал в управлении около пятнадцати лет, поприветствовал дежурный охранник. Капитан направился в первый подвальный этаж, где располагались помещения службы криминалистов.

— Это неразумно, босс, взять и уйти вот так.

— У меня нет выбора, каждая потерянная минута может привести к новой драме.

— Надеюсь, мы не наткнемся на Журдана, потому что тогда застрянем на весь день.

— Он в курсе насчет прошлой ночи?

— Да, он знает, а как мы могли поступить иначе?

— Неважно, я выкручусь.

Офицеры полиции ввели свои карточки в опознаватель и вошли в просторную комнату лаборатории. Их встретил мужчина в белом халате:

— Привет, Надя, привет, Тьерри, что с тобой стряслось, ты упал?

— Нет времени объяснять.

Надя протянула эксперту целлофановый пакет:

— Вот еще одно анонимное письмо. Можешь взглянуть на него прямо сейчас?

— Для тебя на все готов…

Элизабет де Вомор принимала викария епископа. Они вместе отобедали. По такому случаю Нинетта достала тонкий чешский фарфор.

— Святой отец, хотите канеле к кофе?

— С удовольствием.

— А вам известно, что это лакомство обязано своим названием медной формочке, в которой выпекается?

— Нет, я этого не знал, но думаю, тут есть какая-то связь с каннелюрами.[30]

— Верно, святой отец.

— Пирожные восхитительны.

— Их делает Нинетта.

— Ее муж — счастливый человек, иметь жену с такими талантами…

— Она не замужем и после смерти родителей живет одна.

— А-а! Я этого не знал. Она служит только у вас?

— Да, и время от времени помогает моему другу Арчибальду.

— Арчибальду?

— Лорду Кинсли, одному из рыцарей виноделия.

— Понятно.

— Он мой давнишний друг. Именно он взял на себя мои функции в правлении, когда меня назначили Великой Лозой.

— Прекрасно.

— В начале восьмидесятых Арчибальд был одним из главных клиентов наших виноделов. Мало-помалу его стали считать своим и в округе, и среди виноградарей. И естественно, несколько лет назад он приобрел виноградник. Как раз тот, что принадлежал нашему главному виноведу.

— Словом, вы хорошо знаете всех.

— К этому обязывает мое положение Великой Лозы.

— Не могли бы вы рассказать мне о моем предшественнике?

— Отец Анисе, безусловно, был священником, который оказал наибольшее влияние на наше содружество. Мой супруг очень его любил, они обменивались мнением обо всем.