Гитлер_директория - Елена Съянова

Гитлер его вернул, объяснив свое решение тем, что у Шпеера есть одно преимущество перед другими непрофессионалами — он все делает быстро.

Вообще некомпетентность и непрофессионализм стали ахиллесовой пятой гитлеровского руководства. На мой взгляд, карающий меч истории в конце концов нашел и поразил у режима именно это место. Веселый циник Лей, например, давал такое объяснение: «От нашего партийного духа все профессионалы или передохли как мухи, или разлетелись».

Но в 1944 году было уже не до юмора. Нужно было действовать, и действовать быстро. Поэтому Шпеер снова на боевом коне. После катастрофической по своим последствиям бомбардировки заводов по производству синтетического горючего, которую 12 мая провели 935 американских самолетов, следовало мобилизовать все ресурсы. План Шпеера по «отсрочке катастрофы» предусматривал перестройку промышленности под оборону, а основной заботой самого министра стало «быстрое» восстановление и хотя бы частичный пуск производственных мощностей. Вот в этом он оказался на должной высоте.

Если СССР в начале войны переводил свою промышленность за Урал, то Германия к концу войны — под землю. Здесь Шпеер совершает очень здравый и крайне эффективный в сложившейся ситуации шаг: требует отдать всю оборонную промышленность под свой контроль, отождествляя себя с социалистическим государством. Собрав совещание крупных промышленников, Гитлер произнес по этому поводу речь, обещая всем все вернуть после победы и одновременно, в случае поражения, пугая конфискацией собственности, союзниками и Сибирью… Но, как многие отмечали, сделал это неубедительно. Хотя… Поражение в мировой войне, крах и коллапс немецкой государственности, гибель вековой мечты о расширении жизненного пространства, суд народов, каторжные работы в Сибири — какие аргументы могут быть убедительнее?! Для кого угодно, только не для крупного капитала. И неважно, в какой степени вдохновения находился тогда фюрер; промышленники понимали, что в такой критический момент «мобилизационный социализм» — это последний и единственный шанс избежать военного поражения. Однако Гитлера не поддержали. Любопытный прецедент в мировой истории, между прочим!

Кое-чего Шпеер все-таки добился: сумел заполучить в «социалистическую собственность» хотя бы промышленность «подземную». Прежде всего она обслуживала атомный проект, от которого осталось лишь производство ракет «Фау». Для Шпеера завод в Пенемюнде и разработки Вернера фон Брауна — это и есть «территория» и высшая точка научно-технического прогресса.

Что представляли собой эти подземные заводы в общей системе концлагерей? — Печи в аду. Военнопленные сгорали в них за два-три месяца. На это и был расчет, поскольку одновременно решалась и проблема физического уничтожения.

Шпеер много раз совершал инспекционные поездки под землю. Что он видел? Аккуратные штабеля из трупов рабочих, умерших за день, которые выносили лишь после окончания смены, длившейся 18 часов.

По поводу этих фабрик смерти Шпеер наврал больше и омерзительней всего. Вот фрагмент расшифрованной стенограммы совещания Комиссии при Управлении планирования Министерства вооружений и боеприпасов от 28 мая 1944 года (из следственных материалов Нюрнбергского процесса).

ЛЕЙ. …а также ответа на мой запрос относительно отбора по степени квалификации.

ШПЕЕР. Возможно, вы его еще не получили.

ЛЕЙ. Это неважно. Я знаю, что все там содержатся одинаково. О чем еще говорить?! Вообще это не в вашей компетенции.

ШПЕЕР. Я имею полномочия…

ЛЕЙ. Я вам говорю не о «полномочиях». Нужно провести дезинфекцию в бараках и направить туда хирургов, а не патологоанатомов.

ШПЕЕР. Это компетенция доктора Брандта.

ЛЕЙ. Положил я на вашего Брандта!..

ГИММЛЕР. Я полагаю, тут недоразумение. Безусловно, квалифицированных рабочих нужно отделять и создать условия. А в отношении остальных — по возможности.

ШПЕЕР. Я их не вижу. Мы провели расчеты. Следует еще увеличить рабочий день… Помимо расчетов есть принцип…

На следствии Шпееру был задан вопрос, о каком принципе здесь идет речь. Текста ответа у меня нет. Но есть комментарий следователя: «Говорил долго; от ответа уклонился». Кстати, не комментарий ли это и ко всем шпееровским мемуарам?!

Дальше обратимся к допросу Кальтенбруннера.

КАЛЬТЕНБРУННЕР. …Нет, я отрицаю, идеология никогда не была моей компетенцией. <…> Да, идеологией занимались многие, например, доктор Шпеер. Он всегда давал точные определения…

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Технический прогресс есть совершенствование орудий труда вкупе с совершенствованием человеческой породы.

КАЛЬТЕНБРУННЕР. Да, это его слова. Это я подтверждаю. Я таких фраз никогда не любил. Я только исполнитель. Я не люблю болтунов.<…>

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вы разделяете «болтунов» и «исполнителей»?

КАЛЬТЕНБРУННЕР. Да, я разделяю. Шпеер не был болтуном. Он был принципиален.

Вот круг и замкнулся. Нужны ли здесь еще комментарии?

Штрейхер

«Уберите из партии этого жидоеба!.» — орал Герман Геринг на созванном по его требованию заседании следственно-арбитражного комитета (высшего партийного суда) 19 декабря 1937 года. Увы, в 1937-м этот орган уже утратил свое влияние в партии (во многом благодаря усилиям самого Геринга) и ничего не решал.

Геринг хотел пожаловаться лично Гитлеру, прекрасно зная, как фюрер, мягко говоря, «не любит» недоразумений между соратниками, но — все же решился, поскольку задетой считал свою честь.

Пожаловался. Гитлер выслушал с такой гримасой, точно держал во рту лимон, и обещал разобраться. «Разобрался» так, как всегда в подобных случаях, — перекинул дело Гессу. Начало конфликта Геринг — Штрейхер (именно его Геринг наградил столь неблагозвучным словом) Гессу было известно. Геринг желал видеть еврея Эрхарда Мильха своим статс-секретарем и генерал-инспектором Люфтваффе и позаботился о «корректировке» биографии своего подопечного, сделав его «плодом внебрачной связи» матери с бароном-арийцем фон Биром.

Вся эта история была, что называется, шита белыми нитками, и сам же Геринг над ней потешался. Но Мильха очень ценил и говорил так: «Эрхард — моя правая рука. И что ж из того, что она еврейская?! У меня — только рука, а у других целые головы и задницы».

Начальник организационного отдела НСДАП Роберт Лей по-дружески предупреждал Геринга, что Штрейхер как «штатный» антисемит партии ни Мильха, ни прочих «семитских вольностей» Герингу не простит, поскольку считает все это («вынужден, амплуа такое») «личным оскорблением». Он считал также, что Штрейхер «на личное личным и ответит» (из письма Лея жене Геринга Эмме, 11 декабря 1937 г.). Он оказался прав. Той же зимой 1937 года в очередном номере своей газеты «Дер Штюрмер» Штрейхер прямо обвинил Геринга в импотенции, назвав его единственную дочь Эдду, предмет гордости, «плодом искусственного оплодотворения». Таким образом, он нанес Герингу удар в самое чувствительное (после честолюбия) место, так как после полученного во время «пивного путча» ранения в пах у Геринга действительно долгое время были кое-какие проблемы.

Когда Гитлер после жалобы Геринга передал решение проблемы своему заместителю Гессу, он все же потребовал «сформировать внутрипартийное мнение». Тут стоит привести любопытный диалог, состоявшийся между Рудольфом Гессом и его младшей сестрой Маргаритой (оба жили тогда у Гитлера в Бергхофе); звонок Гитлера случился в ее присутствии, а последовавшая затем сцена осталась в одном из частных писем: ««Штрейхер явно перестарался, — заметил Рудольф, — теперь Герман (Геринг. — Е.С.) не успокоится, пока не затопчет «старого бойца»». — «За что? — ехидно заметила я, — за последовательность и принципиальность?» — «За клевету! — отрезал Рудольф. Затем, подумав, добавил: — Но все равно Герингу суетиться не положено. Придется посоветовать ему стать выше»».

Таким образом и было сформировано «внутрипартийное мнение». Когда Гесс довел его до сведения Геринга, тот очень грубо выругался, а потом… разрыдался. По словам его брата Герберта, Штрейхер «своими толстыми пальцами зажал самый чувствительный нерв, <…> ржавым прутом провел по певучей струнке, почти ее порвав. <…> Он на глазах у всех запачкал Эдду, а партийные установки не позволили отцу отмыть, очистить свое дитя. Невыносимо… <…> А эти господа из «бергхофского гнездышка» советуют ему «стать выше»!..»

«…Я еду в Берлин. <…> Ты помнишь мою ломку в Конрадсберге в двадцать седьмом году и как я выходил из нее? Тогда страдало тело. Сейчас… приняв наркотик живых чувств, я переживаю ломку души» (из письма Германа Геринга старшему брату Герберту, Каринхалле, 24 декабря, 1937 г.).