Воздушная деревня - Верн Жюль

Если антропологи могли бы сказать, что даже для наиболее развитых четвероруких, которые приближаются по своему строению к человеку, свойственно убегать от опасности на четырех конечностях, то, по всей видимости, это соображение нельзя было приложить к обитателям воздушной деревни.

Но Кхами, Макс Губер и Джон Корт должны были отложить на более поздний срок свои наблюдения и размышления по этому поводу, поскольку существа, занимавшие или не занимавшие место между животными и человеком, составляли в данную минуту их конвой и, продолжая беседовать на непонятном языке, вели их к хижине через толпу туземцев, взиравших на них без особого удивления. Дверь закрылась за ними, и они оказались узниками вышеупомянутой хижины.

— Хорошенькое дело! заявил Макс Губер. — Но меня особенно удивляет, что эти оригиналы не обращают на нас никакого внимания! Неужели они уже видели людей?

— Возможно, — пожал плечами Джон Корт. — Остается только узнать, входит ли у них в привычку кормить своих арестантов…

— А может быть, кормиться ими? — ядовито изрек Макс Губер.

И в самом деле, еще по сию пору в некоторых африканских племенах предаются каннибализму. Так почему бы и этим лесным жителям, отнюдь не более высокого уровня, не обладать привычкой есть себе подобных или что-нибудь в этом духе?..

В любом случае, однако, эти антропоиды по степени своего развития превосходили орангутанов с острова Борнео, шимпанзе из Гвинеи, горилл из Габона, то есть наиболее близких к человеку обезьян. Это неоспоримо. Ведь они умели разжигать огонь и использовать его для различных домашних надобностей: об этом говорил костер на первой стоянке, да и сам факел, пронесенный неизвестным гидом через темный лес. Вот тогда и подумалось, что бродячие огни на опушке могли зажечь именно странные обитатели этих мест.

По правде говоря, есть предположение, что некоторые четверорукие используют огонь. Так, Эмир Паша рассказывал, что в летние ночи стаи шимпанзе опустошали леса Мсокгони, освещая себе дорогу факелами, причем грабили даже соседние плантации.

Но существа неизвестной породы держались и ходили как люди. Никакое другое четверорукое не могло с большим основанием носить имя «орангутан», чье точное значение — "лесной человек".

— А потом ведь они разговаривают, — заметил Джон Корт во время беседы о жителях воздушной деревни.

— Ну, хорошо! — вскричал Макс Губер. Если они разговаривают, то должны быть слова на их языке, означающие: "Я умираю от голода!" или "Когда мы сядем за стол?" Я был бы не прочь узнать эти выражения!

Из них троих Кхами был наиболее ошеломлен. В его голове, плохо приспособленной для антропологических изысков, никак не укладывалось, что эти существа не обезьяны. Нет, это все-таки обезьяны, которые ходят, говорят, добывают огонь, живут в деревнях, но тем не менее остаются обезьянами. Он находил чрезвычайным уже сам факт, что в лесу Убанги водится какая-то порода обезьян, доселе ему не знакомая. Достоинство туземца Черного континента унижало и то, что эти твари "были близки к его собственным собратьям по своим природным способностям".

Одни пленники безропотно смиряются с обстоятельствами, другие восстают против них. Джон Корт и проводник, а особенно — нетерпеливый Макс Губер принадлежали ко второй категории. Кроме негодования, вызванного тем, что их замкнули в этой клетушке, их крайне беспокоили невозможность что-либо видеть сквозь плотные стенки, а также туманное будущее, неуверенность в благополучном исходе всего приключения. К тому же их угнетал голод: в последний раз они ели пятнадцать часов назад.

Было однако, одно обстоятельство, внушавшее некоторую надежду, хотя и смутную: встреча с протеже Лланги. По всей видимости, это его родная деревня и он живет в кругу семьи, если таковая вообще здесь существует.

— Если малыш каким-то чудом спасся из водоворота, то можно полагать, что и Лланга также спасен, — размышлял Джон Корт. — Они ведь не разлучались! И, если Лланга узнает, что трех человек привели в деревню, как же ему не догадаться, что речь идет о нас? В конце концов, нам пока не причинили никакого вреда, так что вполне вероятно, что и Лланга жив…

— Мы знаем только, что подопечный жив и здоров, но что с опекуном?[176] — усомнился Макс Губер. — Нет никаких доказательств, что бедный Лланга не утонул в реке!

Действительно, доказательств не было.

В этот самый момент распахнулась дверь хижины, охраняемая двумя крепкими молодцами, и на пороге появился юный туземец.

— Лланга!.. Лланга!.. — раздались возгласы изумления и радости.

— Мой друг Макс! Мой друг Джон! — И мальчик бросился в их объятия.

— Ты когда появился здесь? — спросил проводник.

— Сегодня утром.

— И как ты сюда попал?

— Меня принесли из лесу…

— Скажи, Лланга, те, которые тебя несли, должно быть, шли быстрее нас?

— Очень быстро!

— И кто же тебя нес?

— Один из тех, которые меня спасли… и вас тоже спасли…

— Люди?

— Да… люди… не обезьяны… Нет! Не обезьяны!

Как всегда, мальчик был категоричен. Но в любом случае эти типы принадлежали к особой расе, без сомнения, низшей по сравнению с людьми. Промежуточная раса примитивных существ, может быть, представителей тех самых антропопитеков, которых недостает в пирамиде животного мира…

Множество раз перецеловав руки француза и американца, Лланга пустился в рассказ о том, что произошло с ним после того, как разбился плот и его затянуло течением, как и его любимых друзей, которых он уже не надеялся когда-либо увидеть.

Новым в этом рассказе было имя: Ли-Маи…

— Когда бешеная вода закрутила нас с Ли-Маи…

— Ли-Маи?! — воскликнул Макс Губер.

— Ну да… Ли-Маи… это его имя… Он повторял мне, указывая пальцем на себя: "Ли-Маи… Ли-Маи…"

— Значит, у него есть имя? — спросил Джон Корт.

— Конечно, Джон! Если эти существа умеют разговаривать, то вполне естественно, что они носят какие-то имена.

— Так, значит, и у этого рода, у этого племени — как вам угодно его называть — тоже есть имя?

— Конечно! Вагди… ответил Лланга. Я слышал, что Ли-Маи называет их «вагди».

Такого слова не было в конголезском языке. Но вагди или не вагди, а туземцы находились на левом берегу реки Йогаузена, когда разразилась катастрофа. Одни из них побежали к плотине, другие бросились в поток на помощь Кхами, Джону Корту и Максу Губеру, третьи спасали Ллангу и Ли-Маи. Маленький туземец потерял сознание, не помнил, что случилось потом, и был убежден, что его любимые друзья утонули.

Когда Лланга пришел в себя, он был уже на руках у могучего вагди, отца Ли-Маи, а самого малыша прижимала к груди и нежно ласкала «ягора», его мать!