Месть старухи - Константин Юрьевич Волошин

деньгами. Это в самый раз будет мне! Отвращения я не чувствую, остальное не имеет значения».

Она не сопротивлялась, когда мужчина возжелал продолжить любовные утехи. Габриэла даже снизошла до выражения восторга, чем так растрогала дона Висенте, что тот бросился обещать ей все блага на свете.

Наутро дон Висенте так быстро согласился на предложение погостить у сеньора Баррамеда, что могло показаться, что он сам мечтал об этом.

— Дорогая Габи! Сколько угодно! Я просто не смел просить тебя об этом.

— Я бы хотела тут побыть дня два или даже три. Очень приятный городок! И не так жарко, как на побережье. Спасибо, дорогой дон Висенте, — соблазнительно улыбнувшись, она дала новый удар по нервам своего нового любовника.

— Ты восхитительна, Габи! — наклонился он к ней, весь в ожидании.

— Не так откровенно, дон Висенте, — оглянулась она по сторонам. — Мы на виду, и не стоит так выставлять наши отношения! Успокойтесь, прошу вас!

Она оказала настойчивое сопротивление попытке дона Висенте сопровождать её по городку.

— Вы поберегите силы, дон Висенте… для ночи, — её наглые глаза вызвали новый взрыв желания, что скрыть он никак не мог.

— Дон Висенте, — хитро улыбаясь, прошептал хозяин, — вы так возбуждены! У вас восхитительная супруга! Смотрите, как бы её у вас не увели!

Дон Висенте немного непонимающе посмотрел на хозяина, но вспомнил, улыбнулся смущённо.

— Вы правы. Она прелестна! Я и не представлял, как прекрасно молодое здоровое тело! И я… побаиваюсь… что ваши слова могут оказаться пророческими, сеньор Баррамеда!

— Успокойтесь, дон Висенте! Вы ещё сильны, в самом соку. А как ваш сын?

Отцу был неприятен последний вопрос. Он уклонился от ответа, переведя разговор на другое.

— Всё хорошо, да вот приходиться ехать в такую даль. Нj… молодость требует, сеньор! Ей трудно приказать.

— Вы правы! Особенно такой молодой, как донья Габриэла. Я вас хорошо понимаю. У меня жена умерла уже давно, и бес, вселившийся в меня, частенько дёргает меня за хвост, ха-ха! Но тут у меня проще, дон Висенте. У меня есть рабыня, и сменить её не составляет труда.

Габриэла в сопровождении раба сеньора Баррамеда колесила по коротким зелёным улочкам городка и спрашивала чуть ли не через дом о девочке-мулатке с негром и негритянкой, что поселились в этом городке.

Несколько часов оказались бесплодными. Никто не мог навести на след девчонки, и у Габриэлы закипала кровь от неудовлетворённости.

Ночью она была холодна, не в силах справиться с неудачей. Но дон Висенте и так был на седьмом небе. Габриэла знала, что этот испанец был не из любителей пофлиртовать с женщинами. Была уверена, что он не обладал достаточным опытом, живя с одной супругой. Поэтому не утруждала себя изощрёнными способами восхитить мужчину. Да и сам её опыт был слишком недостаточным для этого.

— Ты чем-то недовольна, моя голубка? Это я виновен?

— Нет, дорогой! Совсем другое. Пустое, не обращайте внимания, дон Висенте! Это завтра же пройдёт бесследно.

— Ты не представляешь, сколько восхитительных минут ты мне доставила, Габи! я с ужасом думаю, что это может закончиться когда-нибудь!

— Разве так необходимо заканчивать? — приподнялась она на локте.

— Что ты! Это мои страхи, Габи! Хотя я не представляю, как можно продолжать всё это, когда мы вернёмся домой?

— Не забывайте, что запретный плод намного слаще! Это приключение, волнение, страх быть застигнутым! Всё это придаёт определённый привкус! Он так влечёт меня! Однажды мы в присутствии мер… — Она осеклась и замолчала.

— Я не расслышал, что ты сказала, Габи, милая моя сладкая ласточка!

— Не стоит вам это слышать, дон Висенте. Это не для ваших ушей.

— Перестань называть меня доном, Габи! Это меня коробит!

— Нет, я на это не пойду! Мы должны скрывать свои отношения, и я не хочу пойматься на привычке говорить вам «ты». И не просите!

Три дня прошли. Габриэла никого не нашла в этом горном городке и е раздражением в груди отправилась дальше. Через три дня к вечеру прибыли в Понсе. Они остановились лишь для того, чтобы выпить холодного пива и погнали мулов дальше. Ещё час пути — и перед глазами Габриэлы предстали до боли знакомые очертания родной усадьбы. Их никто не встречал, она решила не предупреждать о своём приезде.

Дон Рассио, несколько озадаченный, с удивлением пожимал руку дону Висенте.

— Прошу извинить нас, дон Висенте, но матушка больна и не может выйти к вам. Если хотите, можно пройти к ней.

— Да, конечно, дон Рассио! Я за этим и приехал. Посчитал неприличным до сих пор не познакомиться с сеньорой. Идёмте же!

В спальне сеньоры де Риосеко было душно, пахло затхлостью и болезнью.

Сеньора встретила дона Висенте и дочь весьма спокойно, если не сказать равнодушно. Болезнь сделала её безразличной ко всему кроме своих недугов.

— Хватит, дон Висенте, — молвил Рассио, поняв, что и мать, и гости достаточно утомились в гнетущей и мрачной атмосфере. — Мама устала. Идите, вам помогут умыться, а я постараюсь угостить вас приличным ужином.

Уже перед отходом ко сну, когда цикады безумствовали в кустах, а сами кусты, благоухая цветами, возбуждали воображение, Габриэла предложила:

— У нас слишком жарко, дон Висенте. Не хотите ли пройтись по парку? В глубине его у нас имеется великолепный пруд. В нём искупаться одно удовольствие. Ну же?

Он уже понимал выражение её лица и глаз. Это означало очередную порцию восторга, и он не мог отказаться от столь обещающего приглашения.

— А люди, Габи?

— Где вы видите людей? Это рабы. А остальным нечего совать носы в мои дела. Их это не должно касаться.

Дон Висенте тяжело вздохнул, молча кивнул, и они удалились в темноту.

Он не утерпел, обнял её за талию, и волна блаженства пронеслась по телу. Габриэле стало не очень уютно от такого прикосновения. Но она не стала возмущаться. Лишь сделала вид, что он возбуждает её. Он же прижал губы ей за ухо и шептал горячие слова любви.

Габриэла забавлялась его лепетом. Часто ей очень нравились его ласки, и она без притворства отвечала на них. Но сейчас в ней вспыхнули воспоминания о тех страстных минутах любви, которые она испытала здесь, после того, как Хуан избил её и оставил шрам на её щеке.

Этот шрам едва виднелся и он слишком часто воспламенял её, заставлял переживать те мгновения, когда восторг страсти быстро перерос в пламя ненависти и презрения. И сейчас её мечты унеслись к тем мгновениям, особенно когда служанка открыла дверь и увидела, что происходит на окровавленной постели. Это было восхитительно,