Цирк проклятых. Кафе лунатиков - Лорел Гамильтон

Вид у него был совершенно озадаченный.

— Я хочу, чтобы ты понял, что едва не случилось здесь и сейчас. Я хочу, чтобы ты понял, что наша работа — это не игра. Не салонные фокусы. Это настоящая работа, и она бывает опасной.

— Понял, — сказал он.

Он слишком легко уступил — на самом деле он не поверил. Просто решил мне уступить. Но есть вещи, которые другому не расскажешь. Человек должен понять это сам. Хорошо бы, конечно, завернуть Ларри в целлофан и положить на полку в безопасное место и не трогать, но жизнь — она сложнее. Если он останется в нашей профессии, то пооботрется. А есть вещи, которые не объяснить на словах человеку чуть старше двадцати, который не видел смерти. В буку они не верят.

А в двадцать лет я верила во все. И вдруг я показалась сама себе очень старой.

Ларри вытащил пачку сигарет из кармана пальто.

— О Господи, ты куришь? — спросила я.

Он посмотрел на меня несколько удивленными глазами.

— А вы не курите?

— Нет.

— И не любите, когда рядом с вами курят?

— Не люблю.

— Послушайте, я сейчас себя очень хреново чувствую, — сказал он. — Мне сейчас необходимо покурить, можно?

— Необходимо?

— Да, очень нужно.

Он держал сигарету между указательным и средним пальцем правой руки, а пачка исчезла в кармане. В другой руке появилась зажигалка. Он смотрел на меня очень пристально. И руки у него чуть дрожали.

А, блин! Он поднял трех зомби в первую ночь своей работы. Я поговорю с Бертом насчет того, что послал Ларри одного. К тому же мы на открытом воздухе.

— Ладно, давай.

— Спасибо.

Он зажег сигарету и втянул глубокую затяжку никотина и смол. Из ноздрей у него пошел призрачный бледный дым.

— Уф, куда лучше.

Я пожала плечами:

— Все равно в машине со мной ты курить не будешь.

— Без проблем, — согласился он.

Огонек сигареты пульсировал оранжевым, когда он затягивался. Он смотрел мимо меня, выпуская клубы дыма изо рта, и вдруг сказал:

— Нас зовут.

Я повернулась. Конечно, юристы нам махали. У меня было ощущение уборщицы, которую зовут прибирать грязь. Я встала, Ларри вслед за мной.

— Ты уверен, что уже достаточно для этого оправился?

— Мне не поднять мертвого муравья, но посмотреть, как это делаете вы, я могу.

У него под глазами легли синие тени и кожа натянулась возле рта, но если он хочет изображать из себя мачо, кто я такая, чтобы его останавливать?

— Отлично, пойдем работать.

Я достала из багажника соль. Носить с собой снаряжение для подъема зомби — это вполне законно. Разве что мачете, которым я отрубаю головы цыплятам, можно счесть за оружие, но все остальное совершенно безвредно. Отсюда видно, как мало знают о зомби законники.

Эндрю Дугал уже оправился. Он все еще выглядел несколько бледно, но лицо его было серьезным, озабоченным, живым. Рукой он разглаживал лацкан пиджака. На меня он посмотрел сверху вниз — не потому, что был выше, а потому, что он хорошо это умел. У некоторых людей есть природный талант смотреть на других сверху вниз.

— Вы знаете, что здесь происходит, мистер Дугал? — спросила я у зомби.

Он скосил на меня глаза поверх тонкого патрицианского носа.

— Мы с женой едем домой.

Я вздохнула. Очень тяжко, когда зомби не понимают, что они мертвы. Они себя ведут так… ну, как люди.

— Мистер Дугал, вы знаете, почему вы на кладбище?

— Что происходит? — спросил меня один из юристов.

— Он забыл, что он мертв, — тихо ответила я.

Зомби смотрел на меня с выражением совершенной надменности. При жизни он явно был занудливым и неприятным типом, но даже последнего мудака бывает иногда жалко.

— Понятия не имею, что вы там лепечете, — произнес зомби. — Вы явно страдаете искажением сознания.

— Вы можете объяснить, почему вы здесь, на кладбище? — спросила я.

— Я вам ничего объяснять не обязан.

— Вы помните, как вы здесь оказались?

— Мы… конечно, мы приехали на машине.

В его голосе появились первые нотки неуверенности.

— Вы строите догадки, мистер Дугал. На самом деле вы ведь не помните поездки на кладбище?

— Я… я…

Он оглянулся на жену, на взрослых детей, но они уже шли к своим машинам. И ни один из них даже не оглянулся. Он был мертв, тут уж ничего не поделаешь, но обычно семья не уходит. Они ужасаются, грустят, даже падают в обморок, но никогда не бывают безразличными. Дугалы же получили свое завещание и теперь уходили прочь. С наследством все ясно, и пусть папаша ползет обратно в могилу.

— Эмили? — окликнул он.

Она замешкалась, напряглась, но один из сыновей схватил ее за рукав и потащил к машинам. Он был смущен или просто испуган?

— Я хочу домой! — завопил зомби им вслед. Надменность с него смыло, и остался только сосущий страх, отчаянная потребность не верить. Он ведь чувствовал себя таким живым, разве может он быть мертвецом?

Жена его полуобернулась.

— Эндрю, прости меня.

Взрослые дети усадили ее в ближайшую машину. И приняли с места, как ожидающие у дверей водители, участвующие в ограблении банка.

Юристы и секретари удалились настолько быстро, насколько позволяло достоинство. Все получили то, за чем пришли. Они с трупом покончили. Вот только сам «труп» смотрел им вслед, как брошенный в темноте ребенок.

Чего бы ему было не остаться тем же самодовольным сукиным сыном?

— Почему они меня бросают? — спросил он.

— Вы умерли неделю назад, мистер Дугал.

— Нет, это неправда!

Ларри подошел ко мне.

— Это на самом деле так, мистер Дугал. Я сам поднял вас из мертвых.

Он переводил глаза с Ларри на меня и обратно. У него кончались аргументы для самообмана.

— Я не чувствую себя мертвым, — сказал он.

— Поверьте нам, мистер Дугал, вы мертвы.

— Это будет больно?

Многие зомби спрашивают, не больно ли это — снова вернуться в могилу?

— Нет, мистер Дугал, обещаю вам, это не будет больно.

Он сделал глубокий, прерывистый вдох и кивнул.

— Но я мертв, на самом деле мертв?

— Да.

— Тогда положите меня, пожалуйста, обратно.

Он овладел собой и снова обрел достоинство. Кошмар, когда зомби отказывается верить. Их все равно можно положить на покой, но клиентам приходится держать их на могиле, а они кричат. У меня такое было только дважды, но каждый раз я помню так, будто это было вчера. Есть воспоминания, которые от времени не тускнеют.

Я метнула ему соль на грудь, и звук был — как град по крыше.

— Солью этой возвращаю я тебя в могилу твою.

Все еще окровавленный нож был в моей руке. Я обтерла лезвие о его губы, и он не отдернул их. Он поверил.