Мифы и легенды народов мира. Том 12. Передняя Азия - Юлий Циркин

Храмы Мелькарта были не только в Тире и Гадесе, но и в других городах. Такие храмы имели, однако, чисто местное значение и занимали второстепенное положение, как, например, храм Мелькарта в Карфагене.

Сами карфагеняне особо почитали храм в Тире, признавая его высокий авторитет. Туда, а не в свое городское святилище они посылали десятую часть всех своих доходов, в том числе и военной добычи. Туда же ежегодно отправлялись из Карфагена «священные посольства».

Когда в III в. до н. э. карфагенские полководцы из знатной семьи Баркидов (к этой семье принадлежал знаменитый Ганнибал) приобрели доминирующее влияние в Карфагене, то своим покровителем они избрали именно Мелькарта, поместив его изображение на монетах. Эта семья вообще связывала себя с Мелькартом. Известные нам ее члены носили имена, включавшие имя этого бога (собственное или баал — «владыка»). Такое имя носил Ганнибал («милостив ко мне Баал»), а его отец звался Гамилькаром («раб Мелькарта»).

Маска. Терракот. Карфаген

В Сидоне одним из главных храмов был храм Эшмуна (площадью в 3500 квадратных метров и высотой около 20 метров). Его украшали колонны с резными базами и капителями. Храм этого бога в Карфагене стоял на высокой террасе, куда вела лестница в 60 ступеней, и вмещал он до 50 тысяч человек.

Финикийские храмы были очень разнообразными. Примечателен в этом отношении храм в небольшом городке Марат (современный Амрит) около северофиникийского города Арвад. Здесь брали свое начало две реки, текущие в противоположные стороны. Третий источник питал само святилище. Священное место представляло собой обширный прямоугольный двор, окруженный стеной, по бокам входа стояли две башни. Во дворе было вырыто искусственное озеро и поднималось весьма скромное по площади (немногим больше 13 квадратных метров), но довольно высокое монументальное здание самого храма. Этот храм был, вероятнее всего, посвящен одному из богов–врачевателей, а искусственное озеро предназначалось для ритуальных омовений с целью облегчить излечение.

Построив в каком‑либо месте свой храм, финикийцы его уже никуда не переносили. В случае разрушения или какого‑либо другого повреждения святилища они старались его восстановить там же. Особое значение придавалось сохранению остатков прежнего храма. Все, что сохранилось от старого святилища в случае какого‑либо ремонта или полного восстановления, старательно включалось в новое сооружение. И финикийцы верили, что даже деревянные стропила и балки могли сохраняться в храме в течение многих веков. При основании нового города сразу же сооружался храм главного божества этого города. Например, на том же холме, где строился Карфаген, его основательница Элисса воздвигла храм Эшмуна. Много позже карфагенский полководец Гасдрубал, основав в 226 г. до н. э. в Испании Новый Карфаген, также создал там храм этого бога. Иногда храм мог быть построен еще до основания самого города. Например, храм Мелькарта в Гадесе, как считали его жрецы, старше города лет на семьдесят. А на острове Фасос, когда там в течение некоторого времени жили финикийцы, разрабатывавшие золотые рудники, финикийского города и вовсе не существовало, а был лишь храм того же Мелькарта. Когда же на тех местах, где обосновывались финикийцы, уже до их прихода существовали местные святилища, они порой создавали свои там же. Мы уже упоминали финикийский храм на острове Мелита (современная Мальта), возведенный на месте святилища времен неолита.

В те времена разработанного и всеми признанного международного права не существовало, и положение каждого чужеземца в принципе считалось весьма опасным — он мог быть убит, ограблен, захвачен в плен и продан в рабство. Храм же был святым местом, нарушить его неприкосновенность многие не решались. Поэтому пребывание в храме давало купцам и другим людям определенную, хотя и временную гарантию неприкосновенности. И те, в свою очередь, отвечали храму не только уважением и почитанием, но и различными приношениями, в том числе довольно дорогими дарами. Существовали и обязательные приношения. Так, и в самом Тире, и в его колониях принято было отдавать храму Мелькарта десятую часть своих доходов.

Храмы были очень богаты. К сожалению, те из них, которые дошли до нас, были весьма основательно разграблены. И судить о богатстве финикийских святилищ лучше всего по описаниям древних авторов. Так, о храме Решефа в Карфагене древний историк Аппиан (II в. н. э.) говорит, что его целла была покрыта огромным количеством золота, а внутри ее стояла тоже позолоченная статуя бога. Еще богаче храма Решефа был храм Эшмуна, самый знаменитый и роскошный в Карфагене. Храм Астарты на Мелите был украшен изделиями из слоновой кости и необыкновенными слоновыми бивнями. Многочисленные изделия из этого материала найдены в храмах самой Финикии. Неприкосновенность храмов делала их идеальным местом для хранения сокровищ. Часто храм выступал своеобразным казначейством финикийского города. Храмы могли иметь и свое хозяйство. В храмах хранились архивы, а также записи священных преданий.

Персонал храма был организован в коллектив, во главе которого стояли верховный жрец или верховная жрица. Эти люди, как правило, относились к аристо–кратии. Верховный жрец Мелькарта в Тире, Ахерб, был зятем тирского царя Мутона (IX в. до н. э.) и считался вторым лицом в государстве. Иногда такие люди наряду с жреческими должностями могли занимать и светские. Основную массу жрецов составляли рядовые жрецы и жрицы. Были люди, которые занимали еще более низкие ступени в храмовой иерархии.

Ниже их находились гадатели и пророки, музыканты, священные брадобреи, писцы и другие люди, обслуживавшие храм и приходивших туда «мирян». А на самой низшей ступени стояли храмовые рабы. Некоторые жрецы могли иметь семью и детей, другие давали обет безбрачия. У финикийцев, по–видимому, наследственного жречества как института не существовало, но на практике особо ценимые жреческие должности могли передаваться по наследству. Вокруг храмов собирались поклонники данного божества, которые объединялись в особый культовый союз, находившийся, как считалось, под божественным покровительством.

Существенной частью религиозного культа были праздники и церемонии. В отдельных финикийских государствах существовали, вероятно, разные праздники. На юго–востоке Малой Азии находилось царство Самааль, бывшее под сильным финикийским влиянием; там, в частности, использовали финикийский язык (наряду с местным) и почитали многих финикийских богов. В этом царстве отмечалось по крайней мере три праздника: новый год, праздник подрезания деревьев (в конце зимы) и праздник сбора винограда (осенью). В финикийских городах Кипра праздником отмечали начало месяца и полнолуние. Большим праздником Тира и его колоний, особенно Гадеса, где находилась гробница бога, был праздник в честь пробуждения (то есть воскресения) Мелькарта, установленный в X в. до н. э. тирским царем Хирамом. Во время праздника из города удаляли всех иноземцев, ибо только «подданные» «царя города» (Мелькарта) могли в нем участвовать. Праздник отмечался несколько дней.

В Тире всеми церемониями руководил царь, в Гадесе — суффет (глава управления городом).

Золотое ожерелье царя Бабла Шему Аби в виде распростершего крылья сокола. XIII до н. э.

Само празднество разворачивалось как четырехактная драма. В первом акте создавалось изображение бога, сидящего на гиппокампе, которое затем сжигалось. При этом почитатели Мелькарта плакали и ударяли себя ножами и копьями. Во втором акте остатки сожженного изображения торжественно хоронили. Затем праздновался «священный брак»: жрица (а в Тире, может быть, царица), изображавшая Астарту, и царь либо суффет как бы вступали в брак, символизируя скорое новое рождение Мелькарта. Наконец, в четвертом акте разыгрывались воскресение бога и его новое явление в мир. Во время праздника распевались гимны в честь Мелькарта, его смерти и воскресения (недаром позже греков и римлян поражало, что гадитане воспевают смерть). Тогда же, видимо, читались священные тексты о трудах Мелькарта.

Подобный ежегодный праздник отмечался в Библе в честь Адониса. Он начинался, когда вода в реке Адонис, протекающей недалеко от Библа, окрашивалась в красный цвет, что воспринималось жителями Библа как наполнение реки кровью погибшего Адониса. Одновременно на небосклон восходила звезда Сириус, а с моря начинали дуть постоянные ветры. И город погружался в траур. В знак траура люди бичевали себя и ранили свое тело ударами ножей и копий. Женщины обрезали волосы. Все плакали и обращались к погибшему богу: «Приди, благодетельный, принеси твоим поклонникам плоды земли!» Совершался, по–видимо–му, и обряд, имитирующий торжественное захоронение тела Адониса. Специально изготовленную большую куклу клали горизонтально в особую могилу, находившуюся в ограде храма Баалат–Гебал. Затем, возможно, женщины возлагали на эту могилу цветы и фрукты и в знак поминовения погибшего, и в знак надежды на его возвращение с новыми плодами. Приносились и погребальные жертвы, как это было обычно при похоронах. Собравшиеся пели торжественно–памятный гимн, в котором вспоминали об обстоятельствах гибели Адониса и о скорби Баалат–Гебал. Считалось, что сама Баалат–Гебал горюет вместе с жителями города. Траур продолжался три дня, пока из Египта не приходила весть о воскресении Адониса.