Девять карет ожидают тебя - Мэри Стюарт

Ипполит шагнул в нашу сторону:

— Мисс Мартин…

Но Элоиза просто взвыла, так отчаянно схватила его за рукав, что у меня внутри что-то сломалось.

— Я не могу этого вынести. Подожди, Вильям.

Я сунула ему полупустую чашку бульона и вернулась к мадам. Ипполит отошел, и я опустилась на колени перед маленьким золотым стульчиком почти у ног Рауля. Я не смотрела на него, а он не шевелился. Мадам закрывала руками лицо, рыдала уже потише. Я взяла ее за запястья, отвела ладони от глаз.

— Мадам, не надо. Не надо больше плакать. Мы все обсудим, когда вам станет легче. Ни к чему доводить себя до болезни. — Ипполиту. — Разве не видите, что она не в себе? Ни к чему это продолжать, она не понимает, что говорит. Ее нужно положить в кровать… Мадам, все как-нибудь устроится, увидите. Не надо плакать, пожалуйста. — Рыдания заглохли в ее горле, она посмотрела бледными глазами утопленницы. Красота исчезла. Серые щеки, обвисли, губы потеряли ферму и цвет. — По этому поводу уже пролилось достаточно слез. Не надо больше расстраиваться. Ничего с вами не случится. Все закончилось. Возьмите платок… Господи, да вы замерзли! Не понимаю, зачем сидеть здесь, когда в кабинете горит камин. И вы плохо себя чувствовали последнее время, правда? Пойдем туда, Гастон принесет кофе… Можете встать? Давайте помогу…

Она поднялась медленно, неуверенно, и я повела ее к двери. Элоиза двигалась послушно, как во сне, другие следовали за нами, молчали. Она все еще всхлипывала, но тихо, в мой платок. Я посадила ее на стул у камина и опустилась рядом на ковер. Не помню, что я ей нашептывала, но всхлипы прекратились, она откинулась назад и тихо смотрела на меня, истощенная, почти в обмороке. Вдруг она заговорила грубым невыразительным голосам человека под гипнозом.

— Вы мне нравились, мисс Мартин. Вы мне сразу понравились.

— Знаю. Все в порядке. Хватит беспокоиться. Мы отвезем вас домой, и…

— На самом деле вас не обвинили бы в несчастных случаях. Мы не намеревались. Сначала мы совершенно не хотели так делать.

— Нет.

— Леону вы тоже нравились. Он сказал, что вы изысканная, именно это слово. Он сказал, что вы изысканный дьяволенок и жаль, если мы вас погубим.

Рауль произнес очень тихо:

— И что он при этом имел в виду?

Мадам де Валми не обращала внимания, полностью сосредоточилась на мне, держала меня за руки, смотрела в глаза и говорила устало и монотонно, будто не могла остановиться.

— Он это сказал вчера или позавчера. Конечно, после второго несчастного случая на балконе мы собирались тебя уволить, ну ты знаешь. Он сказал, что ты слишком внимательная и начнешь подозревать, если еще что-нибудь случится. Мы были рады, что ты нам дала причину тебя отослать. Ты думала, я сержусь?

— Да, мадам.

— Потом мы получил телеграмму. Нужно было спешить. В деревне ходили слухи про тебя и Рауля, и о том, что тебя уволят, но Леон сказал, что это может позже пригодиться, раз там связали ваши имена.

Рауль вдохнул, будто собирался что-то сказать, и я постаралась ее отвлечь.

— Да мадам, знаю. Альбертина начала разговоры, да? Но не думайте об этом сейчас.

— Она не знала, что мы пытались сделать, но ты ей не нравилась, никогда. Она сказала, как ты напутала с рецептами, хотела, чтобы я тебя наказала, подумала, что ты небрежная и глупая. Но из-за этого мы подумали про яд. Только по этой причине мы использовали те таблетки. Мы не хотели, чтобы за это отвечала ты, это должно было выглядеть, как несчастный случай. Они были в глюкозе, понимаешь. Яд был в глюкозе, которую ты использовала каждый вечер, чтобы приготовить ему шоколад.

— Мадам…

— К счастью в банке оставалось мало, мы истолкли таблетки и смешали. Может быть, слишком много, могло получиться горько. Он не выпил, да?

— Нет, но это не потому… — Я повернулась к Ипполиту, который тихо стоял у стола. — Можно я позвоню и попрошу принести кофе? Я на самом деле думаю…

— У нас не было времени придумать что-нибудь получше, — продолжала Элоиза. — Это должно было выглядеть, как несчастный случай. Если бы он выпил и умер, могли бы не подумать, что это убийство. Эти антигистаминные таблетки голубенькие, доктор мог бы решить, что он принял их за конфеты. С детьми бывает. Мы хотели высыпать остаток глюкозы и оставить одну или две таблетки у его кровати. Они лежали в вазочке у тебя на камине, он мог их там найти и съесть. Может, тебя бы и не обвинили. Подумали бы, что ты забыла отдать их миссис Седдон. Леон сказал, что, может, тебя и не обвинят.

Рауль опять произнес:

— О чем это ты говоришь, Элоиза?

Она перевела на него мертвый взгляд, забыла о своем возбуждении, ответила механически:

— О яде. Это был не очень хороший план, но мы должны были действовать наверняка, а это единственное, что могло выглядеть, как несчастный случай. Но он его не выпил. Все в порядке. Она сказала. Я просто объясняла ей, что мы не хотели причинять ей вред. Она мне нравится, всегда нравилась.

Я тихо сказала:

— Мадам, вы расстроены. Не понимаете, что говорите. Нужно попить кофе, а потом ехать домой.

Опять Рауль:

— А если бы мисс Мартин все-таки обвинили? Если бы заподозрили убийство? Вы сделали так, что все знали, что она и я… Что у нее могла быть причина избавиться от Филиппа? — Она не ответила, смотрела на него. — Это имел в виду отец, когда говорил, что жаль, если вы ее погубите? — Ипполит начал что-то говорить, но Рауль перебил его. — Во вторник ночью, Элоиза… Кто обнаружил, что Филипп исчез?

— Леон. Он не спал, мы должны были высыпать остаток глюкозы и…

— Ты уже сказала. Он обнаружил, что Филипп исчез, а потом?

— Он подумал, что Филипп почувствовал себя плохо и пошел к мисс Мартин. Но там не было света, она тоже ушла.

— А когда не смог их найти?

— Отправил Бернара их искать.

— С какими инструкциями? — Она молчала, похоже немного ожила. В глазах зажглось сознание, они нервно моргали. — С какими инструкциями, Элоиза?

Она не отвечала, а это и не требовалось. Ее черты стали еще мельче, казалось, плавились, как воск.

Ипполит прохрипел:

— Достаточно, Рауль.

— Да, думаю, достаточно.

Он вышел из комнаты и закрыл дверь.

Все замерли. Потом Элоиза резко встала и оттолкнула меня, так что я упала на ковер. Она сказала почти спокойно:

— Леон. Он поехал убивать Леона, — и упала рядом со мной бесформенной кучей. Я вскочила, стояла, как идиотка, и смотрела на дверь.

Ипполит бросился вперед с криком:

— Вернись, дурак!

Хлопнула дверь парадного. Он повернулся со стоном, бросился к телефону, но не успел к нему прикоснуться, раздался звонок. Я в это время выскочила в галерею и понеслась к ступеням.

Меня догнал Вильям, схватил:

— Линда, Линда, ты куда? Не вмешивайся, ничего нельзя сделать.

Снаружи заревел мотор. «Кадиллак» понесся по дороге, проревел и затих. Я оттолкнула руку Вильяма и побежала по лестнице. Через холл, к тяжелой двери… Вильям открыл ее передо мной. Фонарь освещал пустую дорогу между туманными деревьями, большую черную машину, джип, следы «Кадиллака» на гравии, запах его выхлопа еще не растаял в воздухе. Я побежала.

— Ради бога, Линда…

— Его нужно остановить! Его необходимо остановить!

— Но…

— Не понял? Он поехал убивать Леона. Сказал, что убьет, а его за это тоже убьют. Не понимаешь?

— Но что ты можешь сделать? Достаточно уже замешалась в их грязные игры, позволь тебя увезти. Ничего уже не сделаешь. Ты сама сказала, что все закончилось. Тебе-то что, если они убьют друг друга?

— О господи, что это мне? Вильям, ты должен помочь. Я… Не умею водить машину. Пожалуйста, пожалуйста…

Ночь, туман, фонарь с желтым нимбом, ужас переполнил меня и кровь стучала в ушах…

Он сказал очень тихо:

— Хорошо, поехали, — и взял меня на секунду за руку. Мир успокоился, я увидела, что Вильям открывает дверь джипа.

Я сказала:

— Нет, другую, — побежала к большому «Даймлеру» и открыла дверь. Машина Валми. Должно быть Элоиза в ней встречала Ипполита.

— А можно?

— Она быстрее. А ключ там. Скорее!

— Хорошо.

И нас больше не было. Колеса описали такой же круг по гравию, фары осветили деревья, домик привратника, клочья тумана… Узкая дорога, резкий поворот налево, немного вверх между стен из эха, направо, серия бредовых поворотов по крутым улицам, карабкающимся вверх по городу. Выбрались из тумана. Мимо бульвара с фонарями. Круто направо, через пустую рыночную площадь по капустным листьям. Вильям начал чувствовать машину. Направо в плохо освещенную улицу и еще быстрее, деревья мелькают, мелькают, почти сливаются…

Выехали из города. Мощный мотор запел ровнее и мощнее, как в упоении. Развилка. Налево в Валми. Вильям водил машину не хуже Рауля, но Рауль выехал раньше, и машина у него быстрее, и он к ней привык. Скоро я начала надеяться, что эти преимущества ему не слишком помогут, потому что мы опять въехали в туман. Не такой, как у озера, превращающий деревья в призраков, а маленькие облака. Они выплывали из реки и укладывались во всех понижениях дороги, отражали свет фар, мы на время слепли, замедляли ход, а потом опять вырывались в чистый черный воздух. Это сначала действовало на нервы, будто вдруг большая белая рука ударяла по лицу, я даже откидывалась назад. Но с каждым новым облаком мы привыкали, и Вильям сбавлял скорость все меньше. Казалось, он знает каждый поворот дороги, каждое углубление, где туман разлегся на пятьдесят ярдов, а где на пять. Наверное, он очень много тут ездил за время своей работы, может, он знал дорогу лучше Рауля, который большую часть времени проводил между Бельвинь и Парижем. Может, мы его еще и поймаем…