Библия, которую читал Иисус - Филипп Янси

Для меня возможен лишь один способ ответить на вопрос, есть ли Богу дело до нас, и, как мне кажется, вполне удовлетворительный. И опять ответ: Иисус. Иисус не прибегал к философским рассуждениям о природе страдания, Он дал нам ответ по существу. Хотя я не могу угадать, почему происходит та или иная беда, я знаю, что чувствует при этом Бог. Иисус — это лицо Бога, лицо, орошенное слезами.

Если читать Библию подряд, огромная разница между Ветхим и Новым Заветами прямо–таки бросается в глаза. В Ветхом Завете я часто натыкаюсь на выражения сомнения и разочарования. Этой теме посвящены целиком книги Иеремии, Аввакума, Иова. Я уже говорил, что почти половина псалмов выдержана в том же мрачном тоне. Поразительный контраст с этими книгами представляют собой евангелия и послания Нового Завета. Разумеется, проблема страдания не исчезла, она подробно обсуждается в посланиях Иакова (глава 1), к Римлянам (главы 5 и 8), 1 Петра, а также в Откровении. Однако здесь я уже не нахожу тот мучительный вопрос «Есть ли Богу дело до нас?», не обнаруживаю ничего, подобного раздирающему воплю Псалма 76:10: «Неужели Бог забыл миловать?»

Я вижу причину этой перемены в том, что для авторов посланий, свидетелей жизни Иисуса, Сам Иисус и был ответом. Иисус — лицо Бога. Каждому желающему понять, что Бог думает по поводу страдания, овладевшего нашей истерзанной планетой, требуется лишь взглянуть на Его лицо. Петр, Иаков, Иоанн были спутниками Иисуса, они запомнили, как менялось Его лицо, они видели, как Иисус сострадал женщине с кровотечением, горюющему сотнику, вдове, лишившейся единственного сына, припадочному, слепому. Они знали, что Бог разделяет наше страдание. Иисус не разрешил «проблему боли», Он исцелил лишь немногих людей в маленьком уголке земли, но Он ответил на вопрос, есть ли Богу дело до нас.

Мы знаем о трех случаях, когда сострадание Иисуса изливалось в слезах. Во–первых, Он плакал, когда узнал о смерти Своего друга Лазаря, и теперь я знаю, что чувствует Бог, когда умирают мои друзья и близкие.

Другой случай: Иисус оглянулся на Иерусалим и восскорбел, зная судьбу, ожидающую прославленный город. «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как курица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» (Матфея 23:37). Образ курицы с цыплятами, должно быть, навеян воспоминаниями о сельской Галилее. После пожара в курятнике крестьянин находит обгоревшие тушки куриц, лежащие на полу с распростертыми крыльями. Он отбрасывает почерневшие тельца в сторону, и из–под них выбираются крохотные цыплята — мать спасла их от огня, пожертвовав собой. Вот к чему стремился Иисус: взять на Себя наказание, уготованное Его народу.

И, наконец, мы читаем, что Иисус «с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления могущему спасти Его от смерти» (Евреям 5:7). Разумеется, Иисус не был избавлен от смерти. В Гефсиманском саду и на Голгофе мы наблюдаем потрясающие сцены. Говоря словами Мартина Лютера, «Бог борется с Богом». Вправе ли мы предположить, что Иисус тоже задавался вопросами, которые преследуют меня и почти всех людей: «Имею ли я значение в глазах Бога? Есть ли Богу дело до меня?». Как иначе понять прозвучавшую из Его уст строку Псалма 21: «Боже мой, Боже мой! зачем Ты меня оставил?»

Иисус реагировал на боль так же, как большинство людей. Он не твердил в саду: «Боже, Я так благодарен Тебе за то, что ты избрал Меня для страдания, Я с ликованием принимаю эту миссию!». Нет, в страхе, в скорби и одиночестве, в отчаянии он взывал: «Если только можно, пусть эта чаша пройдет мимо Меня». Лука, этот наблюдательный автор, отмечает: «И находясь в борении, прилежнее молился; и был пот Его, как капли крови, падающие на землю» (22:44).

Быть может, Иисус не даст нам того ответа на вопрос о боли, который мы хотели бы услышать, но зато мы узнаем, что таинственным и непостижимым образом Бог страдает вместе с нами. Иисус телесно, физически восстановил нашу веру Мы больше не одиноки. Я могу быть уверен в том, что Бог вполне понимает мои страдания, и Бог печется обо мне, каким бы далеким Он ни казался в сию минуту. Каждый раз, когда сомнение одолевает меня, я всматриваюсь в лицо Иисуса и вижу милосердие и сострадание Бога, познавшего страдание.

Почему Бог не вмешивается?

Были в истории Израиля моменты, когда никому и на ум бы не пришел вопрос, почему Бог не вмешивается. Взять, к примеру, толпу, к которой Моисей обращается во Второзаконии: этим людям, выросшим в Синайской пустыне, ощущавшим зримое присутствие Бога, предшествовавшего им в облачном столпе, знающим о чудесно дарованной воде и пище, должно быть, и в голову не приходил подобный вопрос. А если б они даже и заикнулись об этом, Моисей и немногие уцелевшие из старшего поколения тут же напомнили бы им о десяти казнях египетских, о разделении Чермного моря и поражении мощного египетского войска.

Но оглянемся на события, непосредственно предшествующие описанным во Второзаконии, и увидим, что весь народ, включая Моисея, был полон сомнений. Четыре столетия они вопияли к Богу о своей ужасной жизни в Египте. Четыре столетия! Представьте себе все события мировой истории от королевы Елизаветы, от тех времен, когда первые поселенцы еще не высаживались в Америке, до наших дней. «Народ избранный» сделался посмешищем для соседей, превратился в рабов, подвластных капризу фараона. Сколько раз евреи восклицали: «Где же Ты, Господи?!», покуда не явился Моисей!

Пророк Илия заставил умолкнуть все сомнения, устроив для поучения своих соплеменников чудо с возжиганием огня на горе Кармель, но и ему пришлось потом прятаться в пещере, недоумевая, когда же Господь поразит Ахава и его жестокую жену Иезавель. Другие пророки, в том числе столь чтимые нами Исайя и Иеремия, могли бы позавидовать Илии, который по крайней мере пережил час славы: в Библии нет ни одного упоминания о чудесах, совершенных этими «пророками слова». Другие пророки поплатились за все свои старания мученической смертью.

Последним в Ветхом Завете звучит голос Малахии. Его книга служит прелюдией к последовавшему почти четырехсотлетнему молчанию. С точки зрения израильтян, эти четыреста лет были периодом «обманутых ожиданий». Они вернулись на родину после вавилонского пленения, но теперь их страна превратилась в захолустную провинцию персидской (а затем греческой и римской) империи. Отстроенный заново храм лишь отдаленно напоминал архитектурное чудо Соломона. Великое будущее торжества и всеобщего мира, о котором говорили пророки, превратилось в призрачную мечту.

Среди евреев разрасталось разочарование, глухое недовольство Богом, прорывавшееся в жалобах и повседневном поведении. Они рассуждали примерно так: «Служить Господу — пустое дело. Что мы получили в награду за исполнение Его предписаний?». Этот вопрос тревожил евреев еще многие столетия после того, как Малахия и последние пророки давно умолкли. Люди не видели чудес, Бог не вмешивался в историю, они больше не слышали даже Его голоса. Неужто Бог забыл о милости и уши Его глухи к их жалобным воплям? Ветхий Завет завершается этой нотой разочарования, неисполнившихся надежд и ослабевшей веры.

Джек Майлс напоминает, что композиция еврейской Библии еще усиливает это чувство тоски и несбывшихся ожиданий. Наша Библия начинается Пятикнижием, далее следуют исторические книги, поэзия и пророки (последний раздел завершается книгой Малахии), но евреи распределяют эти книги иначе: после Пятикнижия (Торы) у них стоят пророки, книги которых перемежаются с историческими разделами: книга Иисуса Навина, Книга Судей, книги Царств, а затем различные «сочинения».

Последний раздел — сочинения — начинается с Псалтиря, продолжается Притчами, книгой Иова, Руфи, Екклесиаста, Есфири, Даниила, Ездры, Неемии и завершается книгами Паралипоменона. Майлс полагает, что такая последовательность передает нарастающее ощущение отсутствия или молчания Бога. После длинного монолога в конце книги Иова голос Бога больше не прозвучит ни разу. Паралипоменон цитирует некоторые из прежних речей Бога, дословно приводя слова, сохранившиеся в других разделах Библии. В Песне Песней и книге Есфири Бог вообще не упоминается; другие книги говорят о Боге и включают молитвы к Нему, но после книги Иова Сам Бог не говорит ни разу. Годы, века ожидания. Лютер говорил, что голод лучше всех приправ. В конце Ветхого Завета, перед приходом Иисуса, мы уже умираем от истощения.

Мой друг–еврей иногда сопровождает экскурсии по Израилю. Довольно быстро он понял, что основной доход гиду приносят христиане евангелического вероисповедания, совершающие паломничество в Святую землю. Ему не хотелось вникать в подробности жизни Иисуса, поскольку родители запрещали ему даже упоминать Его имя. Но ему пришлось это сделать, и, когда на своей работе он познакомился с христианами, которые лучше него разбирались в древней истории Израиля, он был поражен таким сближением вер.