Старатели Сахары - Максим Удовиченко

Беззаботные дни стремительно летели один за другим. В очередной раз перебирая обветшалыми шлёпками прибрежные пески курортного пляжа, подгоняемый задорными порывами морского бриза в слегка ссутулившуюся от навалившейся значимости спину, под одобрительные возгласы «Wunderbar[105]!» пенсионеров вермахта вперемешку с восторженными выкриками ветеранов Французского сопротивления «Incroyable, Monsieur Léon!»[106], Лев неспешно, поправляя сбившийся плавательный костюм времён начала суматошного XX-го века, выбрался из барханов, и уверенно направился к заветному тенту.

Вьетнамец-пират с шарманкой и мартышкой на плече встречают Льва на тропинке, ведущей к пляжу

Всё складывалось удачно. Ярко светило солнце, океан катил свои волны, с приятным шумом разбивавшиеся в бархатистой пене о песчаный берег пляжа. Да и пройти до заветного лежака оставалось всего ничего.

«Ух, как сейчас я позагораю! Как сейчас я всех чем-нибудь удивлю!» – рассуждал Лев мысленно в предвкушении неспроста возникшей по глубокому убеждению Льва популярности.

Но вдруг нежданно-негаданно на пути Льва возникла неказистая сгорбленная фигурка престарелого вьетнамца в костюме пирата с шарманкой и мартышкой на плече. Из-под треуголки со страусиным пером на Льва сверкнул крайне решительный взгляд раскосого глаза обитателя южных морей, другой глаз закрывала чёрная повязка – свидетельство бурной пиратской жизни. Мартышка в миниатюрной ковбойской шляпе и с чёрной повязкой на глазу нервно приплясывала на плече престарелого вьетнамского пирата, то и дело потирая мохнатые когтистые лапки в предвкушении близкой поживы.

«Откуда взялся весь этот балаган?» – подумал Лев, пытаясь обойти стороной престарелого вьетнамца-пирата. Но обойти его никак не получалось. Несколько раз сорвавшись с насыпи из камней и песка, как назло именно в этом месте окаймлявших узкую тропинку, Лев, потеряв надежду избежать встречи, лоб в лоб столкнулся с пиратом-вьетнамцем и его мохнатым компаньоном.

– Where are you going in such a hurry, mister?[107] – победоносно сверкнув раскосым глазом, визгливо выдал престарелый пират-вьетнамец на ломаном, но вполне доступном английском языке. Мартышка на плече пирата, казалось, в тон слов хозяина, издала шипяще-цокающие звуки и нервно завертелась в причудливых кульбитах. – Probably learned somewhere, that only with old man Archibald one can listen to good pirate songs![108] – поправляя деревянную саблю и смеряя взглядом жертву, визгливо пропел азиатский корсар.

– Какой ещё Арчибальд?! Какие такие пиратские песни?! Что за цирк вы здесь устроили?! Дайте немедленно пройти, иначе я вызову полицию! – возмущался на английском Лев, безрезультатно пытаясь протиснуться через перегородившего шарманкой узкую тропинку к морю вьетнамца-пирата.

Но престарелый вьетнамец-пират со словами: «Easy, mister! Now it’s too late![109]» повернул ручку шарманки, откуда под угрожающее шипение и цоканье одноглазой мартышки, послышалась знакомая пиратская песня:

Fifteen men on a dead man’s chestYo-ho-ho and a bottle of rum!Drink and the devil had done for the restYo-ho-ho and a bottle of rum!The mate was fixed by the bosun’s pikeThe bosun brained with a marlinspikeAnd cookey’s throat was marked belikeIt had been gripped by fingers ten;And there they lay, all good dead menLike break o’day in a boozing ken.Yo-ho-ho and a bottle of rum!

Fifteen men of the whole ship’s listYo-ho-ho and a bottle of rum!Dead and be damned and the rest gone whist!Yo-ho-ho and a bottle of rum!The skipper lay with his nob in goreWhere the scullion’s axe his cheek had shoreAnd the scullion he was stabbed times fourAnd there they lay, and the soggy skiesDripped down in up-staring eyesIn murk sunset and foul sunriseYo-ho-ho and a bottle of rum.[110]

– Да что вы себе позволяете?! Что это за бандитская песня о вреде алкоголя и кровавых разборках! Вы что, меня грабить вздумали?! Немедленно пропустите меня на пляж! – взбешённо кричал Лев на английском языке, размахивая руками.

– Спокойно, мистер! Пять долларов за вашу любимую песню и утреннюю сигару для Билли! – неторопливо выговорил престарелый вьетнамец-пират на ломаном английском.

– Точно, грабёж! Какие ещё пять долларов?! Пропустите меня немедленно на пляж! Шайка мошенников! – выкрикивал Лев, в очередной раз пытаясь протиснуться между шарманкой и насыпью.

– Сдаётся мне, Билли, мистер настолько жаден, что хочет оставить тебя без утренней сигары, а меня без пяти долларов, – задумчиво обратился вьетнамец-пират к своему хвостатому напарнику.

От произнесённых слов пиратская мартышка злобно зашипела и угрожающе зацокала, обнажив пожелтевшие клыки. Секундой позже престарелый вьетнамец-пират, махнув деревянной саблей в направлении обидчика, громко заорал «На абордаж!», и мартышка в тот же миг вцепилась когтями в волосы Льва.

– Уберите животное! Оно же дикое! Ой, как больно! Я всё отдам! – кричал на бегу Лев, безрезультатно пытаясь скинуть злобную обезьяну с головы.

Лишь на полпути к отелю Льву после долгой борьбы всё-таки удалось сбросить с себя разбушевавшуюся обезьяну.

Потирая укушенное ухо и исцарапанный нос, он, не разбирая дороги, машинально открыл входную дверь и вбежал в одноэтажное здание, украшенное драконами с красочной вывеской «Китайский ресторан – Утка по-пекински»…

Город Лас-Пальмас. Саватий Ничипорович в китайском ресторане «Утка по-пекински»

Тем временем за угловым столиком китайского ресторана, разместив перед собой шматы с салом, вязанки чеснока, бутыли с горилкой и целебными настоями, нарезав ароматного хуторского хлеба, безмятежно восседал Саватий Ничипорович. Время от времени потягивая из бутыля мутное содержимое, задушевно перебирая струны украинской бандуры, он тихо напевал:

– Сонце низенько, вечір близенько, Вийди до мене, моє серденько!

От нахлынувших воспоминаний скупая слеза скатилась по щеке Саватия Ничипоровича и, упав с длинного запорожского уса, растворилась в стакане с мутным содержимым целебного хуторского настоя.

Мысли вновь возвратили Саватия Ничипоровича в родные края, в тот особый, памятный украинский вечер, когда с ним и приключились удивительные события.

Июльский закат раскрасил небо в тёмно-синий цвет. С середины неба в окружении ярко вспыхнувших звёзд выглянул месяц. Величественная тишина опустилась на украинский хутор. Лишь из рощи черешен доносились раскаты соловья.

Под потолком небогато убранной украинской хаты свисали увесистые веники целебных трав и кореньев, на скамьях стройными шеренгами разместились разнокалиберные бутыли с лекарственными настоями и жбаны с чудодейственными отварами.

Перед открытым окном в свете лучины сидел Саватий Ничипорович, наслаждаясь красотой тихого украинского вечера, он задумчиво, как бы вспоминая свою неспокойную молодость, перебирал струны бандуры и напевал: