Цивилизации - Фелипе Фернандес-Арместо

Самый показательный и понятный пример — области распространения в IX–XIII вв. н. э. цивилизации, основанной на кукурузе, расположены в долине Миссисипи и в долинах других равнинных рек там, где сезонные разливы реки образовали естественные возвышения. Создававшиеся на протяжении столетий, эти районы стали колыбелью сельскохозяйственных культур. Несколько более удаленные от реки пространства прудов и озер были идеальным местом ловли рыбы, которая дополняла растительную диету. Среда — источник пищи, которую жителям тропиков, например майя, приходилось обеспечивать с огромным трудом и изобретательностью, строителям курганов в долине Миссисипи была предоставлена самой природой.

Церемониальные центры украшены рисунками, напоминающими центрально-американскую традицию, с платформами, на которых возвышались здания с разнообразными помещениями; эти здания свободно группировались вокруг больших площадей; невозможно и неразумно предполагать, что на эти сооружения не повлияли эстетические и политические идеи великих цивилизаций юга. Курганы росли, отмечая проход по земле сменяющих друг друга поколений: каждое увеличение высоты курганов — новая глава истории, которую строители видели непрерывной, так что запись каждой новой фазы накладывалась на предыдущую без всяких промежутков и различий[375].

Можно представить себе ритуал, проводившийся в этих священных местах. В одном таком месте в Джорджии найдены медные статуэтки танцующих шаманов в сложных одеяниях божеств — в масках, с крыльями; они доводят себя до экстаза под треск погремушек, сделанных из человеческих черепов[376], и, может, прыгают между столбами священных пергол или деревянных изгородей, которые кое-где еще не совсем сгнили. В исторические времена у натчезов в низовьях Миссисипи был распространен культ предков, и на таких курганах поддерживался негасимый огонь[377]. Даже в относительно маргинальных и бедных поселениях, как в Спайро в Оклахоме, на самой западной границе постледниковых лесов, правителей переносили и погребали в массивных паланкинах, одетыми в богатые ткани, украшенными раковинами и жемчужинами с далекого океана. Свита в виде жертв сопровождала правителя на похоронах. То, что в могилах рядом с мертвецами постоянно находят раковины для питья, свидетельствует о ритуальном пьянстве, как в могилах «народа кубков» в Европе бронзового века. Фантастические образы, доминировавшие в этих обрядах и, несомненно, вызванные напитками, изображены на чашах: символические существа-химеры, крылатые пауки, рогатые рыбы, пумы со змеями вместо хвостов, кошки с перьями на головах.

Кахокиа на восточной окраине современного Сент-Луиса, близ озера Подкова, — великолепнейшее зрелище, хотя расположено почти на самом северо-западном краю культурной области, к которой принадлежит. Пограничное положение этого поселения было одной из причин его успеха, позволяя ему быть коммерческими «воротами» между зоной соответствующей культуры и ее окружением[378]. Трудно судить о размерах и великолепии этого поселения; сегодня прямо по нему проходит шоссе, а развалины более поздней культуры — пригороды индустриального Сент-Луиса — скрывают его окраины и уродуют окружающую местность. По расчетам поселение занимало пять с половиной квадратных миль. Его центральный курган высотой в сто футов — «великолепная груда земли», по оценке одного из первых исследователей, который побывал здесь в 1810 году и «смотрел на курган почти с таким же изумлением, с каким смотришь на египетские пирамиды»[379]. Сравнение вполне удачное: занимающее примерно тринадцать акров основание кургана не уступает основанию самой большой египетской пирамиды.

Город, размещавшийся на этой площади, каким представляли его себе некоторые посетители кургана, мог бы быть масштаба Филадельфии в пору своего расцвета; в действительности Кахокиа около 1200 года занимал не больше пятой части всей площади, и в застроенной части жило десять тысяч человек[380]. Но это было самое крупное и тщательно застроенное поселение в большой дуге строителей курганов от озера Лонг-Лейк на севере до Карр-Крик на юге и от современного Сент-Луиса на западе до восточного края долины Миссисипи и озер Макдугласа и Гран-Мараис-Лейк. Во все стороны от этой дуги расходятся подобные, но меньшие поселения, которые как будто образуют семейство или группу родственных центров обитания строителей курганов от Митчелла до Мэтьюса вдоль берега и от Пфеффера по крайней мере до Лонга в верховьях соответственно Иллинойса и Миссури. Размеры и центральное положение Кахокиа в региональном мире придают ему значение фокуса доисторической зоны поселений; его видимое превосходство способствовало возникновению представления о том, что здесь была столица какого-то государства: «постоянный центр, качественно отличное место»[381] или по меньшей мере культурный центр, влияние которого распространялось во всех направлениях. Все сказанное о хронологии развития Кахокиа весьма предположительно, но, кажется, поселение существовало в течение множества столетий, пока неожиданно не разрослось и не приобрело много новых сооружений — при том, что одновременно множество более мелких поселений в том же регионе были покинуты или переживали период упадка: это совпадение искушает приписать подъем Кахокиа какой-то имперской модели.

Могилы этого поселения принадлежат знатным покойникам. Среди их сокровищ — инструменты и украшения из меди, кости и покрытые медью черепаховые панцири, золотые и медные маски (в одном случае) и тысячи морских раковин из Мексиканского залива, которые так далеко от моря должны были представлять торговую ценность высшего качества и пробы. Время шло, и в могилах элиты появлялось все больше прекрасно сделанных наконечников стрел: очень ценное указание на характер изменения культуры Кахокиа, хотя истолковать его трудно. Чем бы они ни были — доказательством успеха (или приписываемого успеха) на войне и на охоте или просто свидетельством богатства, эти наконечники стрел были личным аристократическим имуществом в обществе с социальным расслоением, вооруженном и готовом к стычкам. Лишившись своего политического значения, Кахокиа оставалось священным местом, и глиняную посуду, раковины, фигурки из мыльного камня и головки небольших топоров, которые, вероятно, принимали участие в забытых ритуалах, доставляли сюда за сотни миль и накапливали столетиями после того, как сами строители курганов вымерли или рассеялись.

Когда накапливается множество ценных объектов, а погребений нет, заманчиво предположить, что существовал храм. Среди внушительного количества таких предметов, найденных к юго-востоку от Кахокии — сейчас на этом месте большой центр продажи автомобилей, — есть резьба, которая позволяет заглянуть в мифическую историю или систему символов. Женская фигура приручает змею в виде бутылочной тыквы со множеством хвостов. Другая женщина, стоя на коленях на плетеном коврике, держит в руках только что сорванный стебель кукурузы[382]. Изображения и фрагменты из других поселений повторяют некоторые из этих тем: хранительницы зерна и повелительницы змей — некоторые из женщин держат блюда в жесте преподношения — не давали покоя воображению ремесленников Кахокии.

Некоторые поселения этого типа еще сохранились до времени появления первых испанцев 1540–1541. Отдельные дожили и до XVII века. Однако то, что большинство этих поселений было покинуто, не имеет никакого отношения к завоевателям. Век строителей курганов был недолог. Их мир сформировался в XI столетии и был экономически успешен и артистически продуктивен всего двести лет. После периода застоя или упадка поселения культуры Миссисипи были покинуты своими обитателями, примерно за четыре поколения, в конце XIII — начале XIV веков. В своем роде это даже большая загадка, чем гибель городов классических майя: последние по крайней мере хорошо документированы в период своего расцвета, и совершенно очевидна хрупкость экологической системы, обеспечивавшая их существование (см. ниже, с. 234–237). Поселения Миссисипи были уязвимы для наводнений; хотя их среда обитания могла прокормить население, сельскохозяйственные культуры, на которые рассчитывало это население, не могли распространяться шире и, вероятно, использовались в полной мере. В этой местности кукуруза по сравнению с другими культурами — пища менее подходящая (и поэтому производство кукурузы менее пригодно для социальной организации), чем на более возвышенных и сухих местах, где существовало меньше способов поддерживать жизнь.

Еще не добравшись в 1623 году до зоны широколиственных лесов во время «своего долгого путешествия в страну гуронов», отец Сагар пришел в большое волнение от перспективы оседлой, хорошо организованной и богатой жизни для фермеров-иммигрантов в Канаде. К волнению примешивался и изрядный гнев. Купцы в Квебеке ничего не делали для обработки земли: они довольствовались тем, что богатели на торговле мехами, и боялись, «что испанцы выгонят их, если они сделают землю более ценной». Однако местные священники и миссионеры разбили сад, который показал возможности этой земли. До своей цели на северных берегах Великих озер путешественник добрался, глубоко пораженный плодородием почвы (горох из нее выскакивает, поспевший для котла), а также «прекрасными лесами, превосходящими все в других провинциях Канады разнообразием деревьев и их плодов»[383].