Сгоравшие заживо. Хроники дальних бомбардировщиков - Иван Черных

Кое-что удалось Петровскому выяснить и об анонимном письме на Меньшикова: печаталось оно на машинке продовольственного отдела БАО. К сожалению, пользовались этой машинкой все кому не лень. И все же некоторых, представлявших особый интерес, Петровский выявил. Одним из них был старший лейтенант Пикалов…

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1

5/VII 1942 г. …Боевой вылет с бомбометанием по переправе через Дон в районе Воронежа.

Солнце опустилось к самому горизонту, а жара не спадала. Горячий воздух неподвижно висел над аэродромом, перехватывал дыхание. Даже птицы куда-то попрятались, смолкли цикады, кузнечики; а люди стояли у капониров, напряженно всматриваясь в горизонт на западе, откуда должна была появиться семерка бомбардировщиков. Прошло уже полчаса, как ей следовало вернуться, и, хотя по расчету горючее в баках еще имелось, Александр видел, как нарастает на лицах однополчан тревога. Да и сам он понимал: задержка не случайная. Оттуда, с Дона, где фашисты навели переправу, которую полк получил задачу уничтожить, не вернулся уже не один самолет. И Александр недоумевал: всего три дня назад наши Ил-4 успешно отражали атаки истребителей, семерка капитана Арканова, встретившись с семью Me-109, в течение пяти минут расправилась с ними, не потеряв ни одного своего; только экипаж капитана Зароконяна сбил двух «мессершмиттов». А вот теперь… Вчера не вернулся экипаж капитана Кучинского, сегодня утром — лейтенанта Алешина. И два бомбардировщика чудом дотянули до своего аэродрома — с пробитыми бензобаками, крыльями, рулями управления. Теперь задерживалась вся семерка — опытнейшие экипажи третьей эскадрильи, воевавшие с первых дней войны.

— Летят! — раздался чей-то радостный возглас.

Александр обвел небосвод взглядом, но ничего не увидел, хотя гул самолетов откуда-то действительно доносился.

Тройка бомбардировщиков появилась не с запада, а с севера; выскочила из-за колхозных садов и сразу пошла на посадку. Спустя минут пять приземлились еще два бомбардировщика. От капониров, разбросанных по аэродрому, со всех сторон к прилетевшим кинулись летчики, штурманы, стрелки-радисты, техники… Обступили друзей плотным кольцом и молча смотрели на них, не задавая вопроса, мучившего каждого. Лишь когда сквозь толпу стал пробиваться подполковник Меньшиков, ему навстречу шагнул капитан Арканов.

— Товарищ подполковник, боевая задача по уничтожению переправы выполнена, — доложил он глухо и безрадостно; поперхнулся, сглотнул тугой комок и продолжил: — Экипаж лейтенанта Вдовенко погиб. Погиб геройски: над целью самолет был подбит и загорелся. Летчик направил его в переправу.

— И никто не выпрыгнул? — спросил кто-то сзади.

— Мы не видели, — ответил за весь экипаж Арканов.

— Я как раз был на внешней связи и слышал, как Вдовенко передал: «Идем на таран переправы!» — дополнил рассказ капитан Зароконян.

— А Колесников? — спросил Меньшиков у Арканова о втором не вернувшемся экипаже.

— Сел на вынужденную. Подбили. Не дотянул километров пятьдесят…

Вечером за ужином выпили фронтовые сто граммов в память о геройски погибших. Меньшиков распорядился:

— Всем на отдых. Подъем в три ноль-ноль… Туманов, вы тоже летите. На моем самолете.

Утро принесло нерадостное известие: фашистам удалось в районе Воронежа захватить небольшой плацдарм на левом берегу Дона. Крупные их силы сосредоточены между Доном и Северским Донцом. Полк получил боевую задачу нанести бомбовый удар по железнодорожному узлу Белгород, где разведка обнаружила большое скопление эшелонов с боевой техникой и живой силой.

Экипаж Туманова сидел в самолете, одетый во все меховое, — полет предстоял на большой высоте, — и Серебряный честил почем зря снабженцев, на складе у которых ничего не нашлось для него по росту: комбинезон болтался на нем как на вешалке; унты, несмотря на то что он намотал на ноги поверх портянок по полотенцу, елозили по голеням и никак не хотели держаться. Пока шли с построения к самолету, Ваня трижды садился переобуваться. Александр посоветовал ему пристегнуть унты к поясу — для этого имелись специальные лямки, — штурман послушался, и идти ему действительно стало легче, но теперь, сидя в кабине, он снова чертыхался: мешали лямки.

— Теперь ты можешь их отстегнуть, — подсказал Александр.

— А если прыгать придется? Унты слетят в два счета…

— Сорок пятый, на связь! — прервал их пикировку голос командира полка.

— Сорок пятый слушает, — отозвался Александр.

— Готовы к выполнению задания?

— Так точно.

— Вам изменение. Пойдете под Воронеж на разведку переправы. Сфотографируете ее и, если она восстановлена, сбросите бомбы.

— Один?

— Почему один? С экипажем, — пошутил Меньшиков.

— Понял.

Хотя понять было трудно: на такую цель — одному экипажу. Но другого выхода, видно, нет…

Александр спустился на землю, чтобы дать команду технику установить фотоаппарат; вылез из кабины и Серебряный. Расстегнул комбинезон, вытер вспотевшее лицо, шею.

— Значит, на высоту не полезем?

— Как слышал. Пойдем тысячи на две, фотографировать. Сам определи, с какой высоты.

— Отлично. — Серебряный сбросил комбинезон, отдал механику. — Отнеси в каптерку. — С сожалением посмотрел на свои лохматые собачьи унты. — Жаль, сапоги не обул, теперь придется таскать вот эти волкодавы.

Александр тоже снял свой комбинезон и попросил механика:

— Принеси кожаную куртку.

— Предусмотрительный, — усмехнулся Серебряный. — В каптерке держишь. А мне урок не впрок: в Запорожье все шмотки оставил на квартире, в том числе и летное обмундирование. Теперь вот получил на три номера больше. — Он вздохнул и стал привязывать лямки к поясу брюк. — Сон я сегодня хреновый видел: будто молния в наш самолет ударила. Выбрались мы из кабины, кто за что уцепился. Только Сурдоленко оттолкнулся и за край луны схватился. Кричит: «Деньги матери перешлите, пусть не плачет, мне хорошо здесь».

— Действительно, хреновый сон, — оборвал его Александр. — И штурман ты никудышный — веришь во всякую ерунду, другим рассказываешь.

— Может, и никудышный. Только вот попомнишь — собьют нас. Луна — это к покойнику.

Александр смотрел на Ваню и не верил своим глазам — вечный балагур и бесшабашный человек вдруг сник и говорил печальным, предсмертным голосом. Неужели он в самом деле верит во всякую чепуху?

На подготовку ушло около получаса. Группа, которой предстояло бомбить Белгород, уже взлетела, и с КП торопили Туманова:

— Чего тянете? Взлетайте,

— По местам! — скомандовал Александр.

Сурдоленко вдруг замешкался и, подойдя к технику, протянул ему пачку денег:

— Отошли матери. Адрес там, — указал он взглядом на пачку.

Александра взорвало:

— Что, и ты испугался сновидений?

— Каких сновидений? — не понял сержант.

Вообще-то, когда Серебряный рассказывал сон, сержанта поблизости не было; похоже, он и вправду не слышал предсказания штурмана, и Александр сбавил тон:

— Сам пошлешь после полета.

Сурдоленко пожал плечами:

— Так вернее.

На душе у Александра стало муторно и гадко, впору хоть отказывайся от полета. Он обозвал в душе себя трусом и поторопил Сурдоленко:

— Давай в кабину. Взлетаем.

Бомбардировщик бежал долго, нудно и жалостно воя, словно не хотел отрываться от земли. А из головы не выходил сон Серебряного, просьба Сурдоленко. Говорят, люди предчувствуют надвигающуюся беду… Чепуха! Просто у Серебряного не выдержали нервы, опасность взвинтила его, родила фантасмагорию, вот он и стал мистиком. Только вчера он шутил со Вдовенко, провожая его в полет, — и вдруг того нет. Вот Ваня и скис. Надо как-то подбодрить его.

— А погодка — миллион на миллион. Фрицы и не ждут нас. Давай, Ваня, поточнее ветерок рассчитай, чтоб с первого захода, пока фрицы не очухаются, все сделать.

— Грозился заяц поймать лису, — невесело отозвался штурман. — Ты лучше с моторами поколдуй, чтоб, как у «Юнкерса», выли.

— Это сделаем, — пообещал Александр. В прошлый раз он тоже летал на командирской машине и неожиданно для себя открыл одну вещь: когда убрал обороты одного мотора, гул обоих стал неровный, с волнами завывания, как у «Юнкерса». Но это было уже на обратном пути, над нашей территорией.

Теперь предоставлялась возможность проверить этот «эксперимент» в деле.

Внизу чуть правее показался Воронеж, затянутый смрадным дымом, стелющимся вдоль левого берега одноименной реки; то там, то здесь вспыхивали разрывы. Город обстреливала вражеская артиллерия, а может, бомбила авиация.

— Командир, десять влево, — попросил Серебряный. — Пойдем западнее.