Цветок сиреневой луны - Галина Валентиновна Чередий

подруга ведьма была готова пренебречь законами и устоями своего мира ради любви. По щекам Рины катились слёзы, но сквозь них светилась улыбка. Это плохо завидовать, но я завидовала ей сейчас. У них был выход и они не боялись принять решение в пользу собственных чувств. В глазах почему-то помутнело. Я старательно моргала, силясь вернуть себе возможность нормально видеть. Но веки опускались и руки повисли плетями. Последнее, что я видела в мутнеющем мире, — как валится набок Рина и пустой бокал выпадает из её ослабевших рук.

Глава 23

Следующие дни слились для меня в кошмарный, мучительно-болезненный сон. Знакомые, дрожащие от беспокойства голоса, искаженные испугом лица. Они метались, что-то спрашивали, чем-то поили, совершали какие-то непонятные затуманенному смертной дымкой мозгу действа. И где-то на границе сознания отчаянный, наполненный безысходной болью волчий вой. Плач разорванного на куски сердца.

Нормально открыла я глаза в какой-то незнакомой, роскошно обставленной комнате. Глаза все ещё невыносимо болели и то и дело теряли резкость. Я сморгнула несколько раз и огляделась. Я лежала на огромной кровати под роскошным балдахином. И, судя по размерам кроватного монстра и общей обстановке, спальне в стиле дроу. Кто-то вздохнул и пошевелился у меня в ногах. Опустив глаза, увидела спящего Рами. Он прямо в одежде вытянулся поверх одеяла. Всматриваюсь в родные черты. Рами выглядит усталым и как будто постаревшим. Щеки запали, под глазами почти черные круги. Сердце сжимается от щемящей нежности и желания заплакать, прижаться к нему и целовать любимое измученное лицо.

Почувствовав мой взгляд, Рами открывает глаза и какое-то время просто смотрит на меня тоскливым голодным взглядом.

— Привет, — мой голос больше похож на хрип.

— Привет, — одними губами, почти беззвучно отвечает он. — Ты хочешь чего-нибудь?

— Пить и узнать, что случилось.

Рами быстро поднимается и исчезает. Через минуту появляется со стаканом мутной жидкости. Подносит к моим губам. Я глотаю и кривлюсь. Вкус и запах просто отвратительные!

— Фу, ты что отравить меня хочешь? — Рами заметно вздрагивает, черты лица становятся жесткими.

— Лена, тебе пока нельзя воду. Выпей, пожалуйста.

Да ладно, милый, из твоих рук хоть яд. Откидываюсь обратно на подушку.

— Так ты расскажешь мне, что случилось.

— Тебя хотели убить, Лена. Отравить. Если быть точным — тебя убили. И лишь совместные усилия Амалии, правителя и принца Лилигрина, бешеное сопротивление твоей магии позволили вернуть тебя. Яд был в вине.

— Рина? — Ужас сковал моё сердце.

Рами отвел глаза и мотнул головой.

— Она не выжила.

Судорога безумной боли выгнула моё тело, крик рвал легкие. Рина — такая добрая, светлая. Такая красивая и бесшабашно-легкая, как свободный ветер с гор. Рина, шептавшая мне с горящими глазами о том, что любит и любима, и готова ради этого чувства на все… Моя чудесная Рина мертва! И тут я вспомнила рвущий душу волчий вой — плач волков по утраченной любви.

— Это я виновата! Моя вина! — задыхаюсь, бьюсь, кричу в сильных руках Рами.

— Лена, в этом нет твоей вины. Кто-то прислал то вино от имени правителя, ты не могла знать. Успокойся, родная. Успокойся, умоляю. Мы найдём того, кто это сделал.

Я чувствую, что моё тело покидают силы, и повисаю в руках Рами.

— Почему ты здесь, со мной? — говорю, уткнувшись ему в грудь, вдыхая родной запах.

— Потому что в беспамятстве ты звала меня. Твоя сила Лунной не давала больше никому тебя коснуться. Она почти убила двух магистров, первыми пытавшихся тебе помочь. Только когда я пришёл, этот сиреневый вихрь стих, и тебе смогли помочь.

— Я ничего не помню.

— Это яд. Назавтра назначен совет. Будем решать, что делать с твоей безопасностью. А сегодня тебе лучше ещё спать.

Рами укачивает меня, как ребенка. И я засыпаю в его руках, позволяя себе пропитаться его теплом. Пускай, сегодня можно.

— Лена, просыпайся, — голос манни Амалии вытаскивает меня из тяжелого забытья без сновидений.

Осматриваюсь. Рами нет больше в этой комнате. Правильно — наступило утро и сказка кончилась. И за что люди так приветствуют наступление нового дня? Ведь приход утра так часто разрушает хрупкие иллюзии, что нам щедро дарит ночь.

Амалия одета в платье, совершенно лишенное цвета. Её лицо потемнело, глаза потухли от скорби. Рина — её лицо передо мной, и глаза опять начинает жечь, а сердце сжимает ледяной обруч.

— Не сейчас, Лена. Мы будем плакать по ней потом. Ты должна встать. Мы собрали совет. Все очень плохо. В столице эпидемия загадочной болезни. Я помогу тебе привести себя в порядок, и мы пойдем в главный зал. Все уже ждут.

Когда выхожу из ванной, на кровати лежат два платья. Одно моё сиреневое — цвет моей силы, и другое — такое же, как у Амалии — бесцветное. Видимо, это и есть цвет траура у ведьм. Надеваю второе, немного грубое и не совсем моего размера, но мне сейчас всё равно.

Амалия ведет меня в главный зал, слегка подстраховывая на лестнице. За дверями сразу погружаюсь в гул напряженных голосов. Оглядываю огромное помещение. Здесь правитель с сыновьями, светлые, директор, несколько магистров и ещё много людей, совершенно мне незнакомых, судя по одежде разных сословий. Правитель поднимается и сам идет мне навстречу. Ведет и усаживает рядом с собой.

— Я так рад видеть вас на ногах, моррин Елена. Я бы не перенёс, если бы мы потеряли вас и, тем более что я был бы к этому косвенно причастен, — тихо говорит он.

Правитель поворачивается к толпе.

— Мы собрались здесь, чтобы решить дальнейшую судьбу новой Лунной ведьмы. Также нам следует решить, как действовать в новых условиях, как бороться с болезнью и успокоить наших граждан.

Я пораженно оборачиваюсь к правителю. Они собрались решать мою судьбу? Что это значит?

— Пусть ведьма убирается откуда пришла, — раздается гневный голос из толпы. — Всё это из-за неё.

— Да! — поддерживают первого. — Или пусть немедленно исправит, или пусть проваливает обратно в тот проклятый мир, откуда пришла! — кричат люди.

— Мой пятилетний сын при смерти, а эта дрянь сидит тут как ни в чём не бывало! Да её убить надо! — продолжает кто-то злобствовать.

— Молчать! — громовой голос правителя перекрывает вопли толпы.

Я испуганно оглядываюсь и вижу, что моё кресло обступили все трое братьев Варандо, и принц Лилигрин тоже стал ближе, как будто в попытке прикрыть меня от злобствующей толпы. Из-за спины Лилигрина ловлю два взгляда, полных ненависти и обжигающего холода.

На меня, не отрываясь, смотрит прекрасная светлая принцесса, словно желает увидеть вместо меня кучку пепла.