Козырная дама - Татьяна Михайловна Соловьева

из источников дохода его банде обеспечивала группа ловкачей, выпускавших фальшивую водку. Когда Слон обложил их данью, те даже не рыпнулись, понимая, что платить все равно придется — этим ли, другим ли… Так какая разница? Город потреблял столько водки, что внакладе не оставался никто — ни коммерсанты, ни Слон с братвой.

Шалые деньги спускались на красивую жизнь, баб, кабаки и круизы на теплоходах, которые стали одним из пунктиков Слона. Другим была любовь к дорогим иномаркам, он менял их по нескольку раз в год. Дольше остальных задержался разве что джип с фарами на крыше.

К слову, в свое время эта любовь Слона к крутым машинам чуть было не подвела его, когда шел передел города между группировками и на горизонте возник Эстет. Слон нового авторитета не признал, только посмеялся: «Какой он, на фиг, крутой, на «Волжанке»-то!» — и послал подальше. Эстет чуть было не оставил от братвы Слона мокрое место, налетев на загородную турбазу, где слоновские «отрывались» после трудов неправедных.

Слон попытался нанести ответный удар, но, почувствовав неравные силы, запросил мира.

Эстет обещал не трогать блатарей.

И хотя ему удалось сохранить банду, Слон запомнил накрепко: он сам по себе лишь до тех пор, пока позволяет Эстет. Сила вызывала уважение — ни злости, ни желания оспорить лидерство в городе у него не возникало. Может, лишь иногда брала оторопь — как же вдруг так получилось, что человек, не нюхавший зоны, сумел не только стать вровень с ворами в законе, но подняться над ними, подмять, заставить даже имя свое произносить с придыханием, вздрагивая при одном лишь намеке на возможное недовольство хозяина города.

Хозяином города был Эстет.

Трудно сказать, гнев или радость преобладали в душе Слона, когда кавалькада машин с его братвой двинулась за город, в местечко Иг-рень, где Фогель развернул один из подпольных водочных цехов. Слон узнал адреса всех его точек, но застать Фогеля надеялся именно в игренском цеху.

Гнев, конечно, был. Как же ему не быть, если Фогель, козел поганый, залез в чужой огород. Но и радость была — поймался гад, на горячем поймался! Предвкушая удовольствие, с которым наконец раздавит этого гладенького коротышку с холеной лоснящейся физиономией, Слон вальяжно развалился на удобном сиденье джипа рядом со старым надежным другом, Гладиком, проверенным в делах и на зоне, и на воле.

Слон всегда ненавидел Фогеля, как и тот ненавидел его. Неприязнь эта не имела никакого отношения к делам, которыми оба ворочали. Все было проще и одновременно сложнее — эти двое, бывший торгработник и бывший зек, хотя и принадлежали к одному, криминальному, миру, были разными людьми с различной шкалой жизненных установок и ценностей.

Где-то в глубине души у Фогеля всегда таилась опаска — рано или поздно проведает уголовник о его подпольных водочных цехах и заявится для расправы. Эх, вовремя бы ему прислушаться к собственным предчувствиям, свернуться, затаиться, переждать, пока не отправится Слон на белом теплоходе в очередной круиз по теплым морям.

Не прислушался…

В старом игренском доме шла обычная работа. Распространяя вокруг тяжелый дух, булькал в чане смрадный водочный суррогат, два бомжа закатывали разлитую по бутылкам водку, еще один — наклеивал этикетки.

Маясь от безделья, развалясь на деревянных нарах, покуривал охранник Сеня. Услышав шум машин и скрип тормозов за окном, он приподнялся на локте, прислушался, удивляясь: с чего это Фогель вернулся, уехал-то с полчаса назад, не больше. Но даже дым не успел выдохнуть после очередной затяжки, как распахнулась, слетела от сильного удара хилая дверь, и в проеме возник один из амбалов Слона. За ним в комнату, заставленную чанами, ведрами, бутылками, коробками, вошел второй и посторонился, пропуская мощного, с толстоватыми для мужской фигуры ляжками главаря.

Сеня нервно потянулся к лежавшему на столе тесаку с длинным стальным лезвием, но, заметив в руках одного из незваных гостей автомат, развернутый в его сторону, понял бессмысленность и безнадежность любых попыток защититься, замер, застыл в немом ужасе перед неизбежным.

— Гляди-ка, чего они тут устроили! — Слон прошелся по комнате, пнул попавшее под ноги пустое ведро, перевернувшееся с глухим звоном, который в наступившей тишине прозвучал как выстрел, повернулся к охраннику.

— Где он?

— Уехал… — хотя Слон и не назвал имени Фогеля, Сеня понял, о ком тот спросил. На миг в его глазах мелькнула надежда — может, все еще обойдется, может, только Фогель им и нужен…

— Куда?!

— В Сельниково. С полчаса назад… — поспешно ответил Сеня, боясь даже нечаянной паузой рассердить гостей, чтобы не дай бог не дернулся палец на спусковом крючке автомата, с которого он ни на секунду не сводил теперь взгляда.

Но палец дернулся…

Треск автоматной очереди смешался со звоном разбитых бутылок, стекольно-водочным дождем и надсадными криками раненых людей.

Но ничего этого Сеня уже не слышал…

А дальше встретились две удачи.

Слону пофартило больше.

Фогель, как и сказал его покойный охранник, находился в Сельникове. Он и заехал-то сюда всего на несколько минут, не больше, — проверить, распорядиться, уже и сигнал личным своим охранникам дал, дескать, пора, уже и к выходу направился, когда в дом ворвались головорезы Слона.

Не утолившие легкой расправой в игренском цеху раздиравшую их жажду мести, в Сельникове они действовали не так торопливо.

— Всех угощаю! Пейте! — кричал Слон.

Его помощники, наставив автомат и зачерпнув попавшимся под руку нечистым ведром настаивающегося в чане суррогата, заставляли пить всех, кто был сейчас в цехе. Кто пить не хотел, получал пулю. Половину перестреляв, половину утопив в чанах с водкой, Слон «на закуску» оставил только Фогеля.

— Ах ты, гнида поганая! — чувствуя свою силу и близкую победу, он больше не кричал, говорил негромко и улыбчиво. — Ты же знал, что Пузырь Петрович в этом городе мой! Знал! Что ж ты, тварь, полез?! Ты же этой водкой сейчас захлебнешься! А ну, братва, поднесите ему!

Один из слоновских схватил коротышку Фогеля, вцепился ему в волосы и запрокинул голову, а Гладик принялся вливать в него водку, вставив горлышко бутылки глубоко в рот. Глядя, как насильно поят Фогеля его же собственной отравой, Слон хохотал громко и счастливо.