+ тот кто считает - Алекс Форэн

И теперь каждую ночь что-то врывалось в сон, как ожог, и не давало дышать, как будто душили тебя самого, а не кого-то, там, тогда… И не хватает воздуха. Вечно здесь не хватает воздуха! Проклятая высота, кажется, что ты привыкаешь к ней, но в старости она возвращается и уже не покидает тебя.

Он вышел в сад своего дворца. Там по его приказу были высажены растения, привезенные из родной Испании. Но они довольно плохо приживались на чужой почве...

Вдруг его одиночество было нарушено влетевшим, как ветер, черноглазым мальчуганом – его младшим сыном Франсиско. Он схватился за руку отца и пытался спрятаться от преследовавших его брата и сестры:

– Отец! Отец! Они хотят, чтобы я был свиньей! А я не хочу играть в нее!

Старик прижал к себе коротко стриженую голову сына и вернулся на много лет назад, словно и не было всех последующих лет.

– Свинопас!

– Ублюдок!

Зажав уши, он со всех ног убегал от стаи орущих мальчишек, которые улюлюкали и кидались в него оскорблениями, словно камнями, метко попадающими в цель, но только не по телу, а прямо в сердце.

– Эй, ты и спишь со свиньями?

– Посмотрите, да у него свиное рыло выросло!

Гулкий смех сопровождал его до самого дома. Там мальчик кинулся на кровать, и позволил, наконец, своей ярости вырваться наружу. Он бил и кусал подушку, раздирал ее зубами, молотил ногами, издавая глухое рычание и осыпая несвязными проклятиями всех своих врагов, а также собственную мать, чья вина состояла лишь в том, что она родилась дочерью простолюдина. Удостоившись чести обратить на себя внимание знатного господина и родить ему сына, она оказалась недостаточно хороша для того, чтобы их отношения были узаконены и освящены церковью. Хотя Франсиско и носил фамилию отца, официально он являлся незаконнорожденным, бесправным и презираемым. В придачу ко всему, мальчугану приходилось помогать дяде, присматривая за свиньями – это то, что угнетало его больше всего, но давало возможность прокормить себя. Как он все это ненавидел, как хотелось ему отправиться в дальние страны, добыть себе оружием честь, славу и богатство, стать настоящим идальго, как его отец – чтобы никто не посмел сомневаться в его происхождении! Они еще услышат имя Франсиско Писарро, он взлетит на такую высоту, какой не достичь никому из их захудалой деревушки. Он добьется своего, чего бы ему это ни стоило!

– Слышали?! Везде рассказывают про этого Колумба. Только и разговоров, что о его путешествии! Говорят, что он плавал на край Земли, в страну вечного солнца, что там все из золота… – говорил за приоткрытой дверью комнаты сосед, заглянувший вечером к ним в дом.

Все сбылось.

В 1502 году он отправился к берегам новой, только что открытой европейцами части света, которой суждено было принести ему удачу, известность, неисчислимые богатства, и стать его проклятием, его концом, последним пристанищем беспокойной души.

Писарро знал, что должен был бы чувствовать себя счастливым – у него были жена, дочь, двое сыновей, унаследовавшие дикую индейскую отвагу и благородную испанскую кровь. Но там, далеко, за океаном, он все же оставил часть себя, там тоже был сын и та, другая женщина. В его памяти она оставалась молодой цветущей девушкой, с полевыми цветами в волосах, нежной белой кожей, мягким голосом и покладистым характером. Прекрасная Хасинта! Теперь уже, наверное, такая же старуха, как он сам, зато его сын, о котором она ему писала всего однажды, уже стал настоящим мужчиной. Скорее всего, он даже сделал его дедом.

Писарро решил не упоминать их в своем завещании. Он с грустью понимал, что им все равно ничего бы не досталось. Единственное, что он мог для них сделать – доказать свою неизменную любовь и преданность, несмотря на десятилетия разлуки, несмотря на брак с индианкой. Он нашел способ это сделать.

Вчера Франсиско вызвал слугу, обученного грамоте, и, подолгу думая над фразами, продиктовал ему письмо Хасинте.

Закончив с письмом, старик вызвал к себе своего самого доверенного человека, многие годы бывшего его личным телохранителем, и долго говорил с ним, плотно закрыв тяжелые двери своего кабинета. Затем медленно прошел в противоположный конец комнаты, и ключом, до того висевшим у него на шее, открыл ящик дубового секретера. Талисман должен будет принести им счастье. Пусть для него это уже невозможно. Слишком много грехов обременяют его душу... Но он расплатится за все сполна. Вопрос только в том, как скоро... Уже давно все твердили ему о заговоре и удивлялись его беспечности. Но от судьбы не уйдешь. Куда ему бежать? Да и зачем?

Спрятав под одеждой небольшую шкатулку, его человек поклонился и быстро вышел из комнаты. Писарро проводил его взглядом. Падший Ангел… Так все его называют между собой в последние годы. Бывший священник, отрекшийся от сана, теперь – холодный, но преданный убийца. Телохранитель. Ангел-Хранитель…

Писарро горько усмехнулся своим мыслям. Все сделано. Сейчас они – все трое его посланцев – должны уже быть в пути. Падший ангел-хранитель оставил того, кого так долго берег... Хватит.

В дверь тихо постучали. Погруженный в свои мысли, Франсиско вздрогнул от неожиданности, откашлялся и недовольно спросил:

– Ну, что еще?

Индианка робко зашла в комнату и остановилась у двери, прижавшись к стене и не поднимая глаз.

– Они приехали. Спешиваются у дверей. Мне выйти к ним или ты обойдешься без меня?

– Я сам. Иди-иди,– испытывая привычное чувство вины, Франсиско махнул рукой на жену. Она выскользнула в узкую щель приоткрытой двери, словно тень. Франсиско заметил, как она исхудала в последнее время – тоска грызла ее изнутри. Зря он тогда поддался страсти и увез ее из родных мест. Но она была сестрой Атауальпы, и без этого брака многое было бы невозможным. К тому же, она была такой жизнерадостной, такой непосредственной! Любопытство завело ее слишком далеко. Она стала носить имя Инес Уайльяс Ньюста: фамилию Уайльяс испанцы присваивали членам королевской фамилии Инков. «Ньюста» означало «принцесса крови»…

Франсиско ждал приезда гостей. Но он также чуял приближение смерти, как хороший конь ощущает незримое присутствие врага. Она тут. Она скоро будет совсем рядом, и все решится в один миг. Как и все в его жизни – стремительной и полной неожиданностей.

В своем привычном черном одеянии с красным рыцарским крестом на груди он вышел в залу. Гостей было немного – человек двадцать – старые солдаты, прошедшие с ним все походы конкисты. Они столько пережили вместе, что сегодня им будет, что вспомнить…

Писарро сидел среди пирующих соратников и, наблюдая, как постепенно они хмелеют, думал о том, как мало, в сущности, изменилось. Губернатор… Предводитель... Все тот же свинопас.

Праздник был в самом разгаре, когда в дом ворвалась группа из двадцати одетых в доспехи приверженцев Альмагро. Большая часть гостей Писарро, не ожидавших нападения, погибла сразу же, у праздничного стола.

Последнее, что увидел уже мутнеющим взором Франсиско, было лицо Диего – такое же живое, яростное и – господи, как это возможно – такое же молодое, как когда-то, как будто не было этих лет, этих потерь, этой ссоры и этой жуткой, каждую ночь мучающей его казни…

Искалеченные тела Писарро и его сторонников были захоронены в поспешно вырытых могилах, в то время как молодого сына Диего де Альмагро, только что объявленного новым губернатором и главнокомандующим, с почестями вели по улицам города. На его лице были странно перемешаны чувства торжества и досады. Дворец старика перевернули вверх дном, но талисман как в воду канул… А по бокам дороги шептались жители города, и шепот этот обгонял процессию: «Новый правитель – не настоящий. У него нет Уаки».

Кито

Самолет несколько часов летел над океаном, затем, если верить карте на мониторе, начал снижение над Америкой. Сэнди открыла глаза, почувствовав легкое головокружение от перепада давления. За окном сквозь редкие рваные облака виднелась зеленая земля, изрытая горными хребтами. Эквадор... Она прильнула к стеклу, не до конца уверенная, что проснулась. Пейзаж внизу так сильно отличался от того, с которым она прощалась в начале полета. Деревья покрывали склоны плотным ковром, с гор, как снежная лавина, спускались строения, стоявшие так плотно друг к другу, что сверху казалось, будто они сливаются в единое целое.

На мониторе высветилось местное время. Семь утра. Ни Артур, ни Лео с Николь еще не проснулись, и Сэнди, разглядывая пригороды Кито, улыбнулась своему отражению на стекле. В салон тихо вошел стюард и сообщил, что через четверть часа ожидается посадка.