Этнопсихология - Валерий Друзь

Как отмечалось ранее, руги-русы обычно всюду отличались известными претензиями на особое положение, кичились древностью рода, знатностью происхождения. С какими-то притязаниями выступал и «род русский» в Поднепровье. Но суть их летописец не разъяснил, да он и не отделял русов от славян по языку и происхождению.

Киевский летописец не слишком жаловал княжескую власть. Для него она была лишь вершиной земского устроения, а о ее наследственном характере он говорит лишь потому, что кто-то оспаривал права местной киевской династии. Очень существенно, что киевские князья не могут даже и похвалиться древностью своего рода: не перед кем. Может быть, сказывается и другое: в VII–IX вв. поднепровские племена, по летописи, платили хазарам дань, а освобождение от нее пришло извне, со стороны варягов-русов. Между тем в Западной Европе, где титулованию придавалось особенно большое значение, русские князья неизменно называются «королями», тогда как, польские князья лишь «герцогами». Адам Бременский и Гельмольд специально отмечают, что у западных славян «королей» имеют только руяне (русы) с острова Рюген. Королевское достоинство всех русских князей уходит, следовательно, в уже забытую древность, видимо, в ту пору, когда дунайски руги получили статут федеративного по отношению к Риму королевства.

По договорам 911 и 945 г. видно, что главными занятиями «рода русского» были война и торговля. В договоре Игоря названо 25 послов от княжеской семьи и бояр, причем от каждого индивидуально, и еще 26 послов-купцов, представляющих, видимо, остальных русов — торговцев и ремесленников. Многочисленное посольство в данном случае свидетельствует о противоречиях в корпорации, претендующей на первенствующее положение, о слабости самой княжеской власти, а также о господстве в рамках корпорации частной собственности. В сущности, у этого рода не было никакой общей собственности, если не считать притязаний на обладание славянскими землями по пути «из варяг в греки», что в X в. означало сбор дани и замену в некоторых случаях местных княжеских династий сыновьями киевского князя.

«Род русский», известный по договорам, в большинстве! видимо, состоял из пришельцев с севера, хотя в числе дружинников и купцов было много носителей имен, характерных для Иллирии и Подунавья, а в княжеской династии преобладали славянские имена. Но пришельцы с севера вопреки мнению норманистов не только сами не были шведами, но даже и в состав дружины их еще практически не включали. Ведь даже после принятия христианства, до конца XI в., у шведов господствовало многоженство, тогда как у полян-русов была моногамия. Не было у шведов и наследственной королевской власти. Иван Грозный даже в XVI в. упрекал шведского правителя Юханана III в том, что он некоролевского рода и что в Швеции вообще никогда не было королей, а потому якобы и не могла шведская сторона претендовать на равный с московским царем дипломатический этикет.

Разумеется, из того, что шведские конунги вплоть до XIV в. избирались племенными собраниями, никак не может следовать вывод, подобный тому, что сделал Иван Грозный. Такая система — признак не «отсталости», а целесообразности. Она эффективна практически во все времена. Именно такая система помогла Скандинавии очиститься от викингов и избежать крепостного права. Но это явно не та система, что характеризовала русов на любой занимаемой ими территории.

С точки зрения хозяйственных потребностей, привесок в виде «рода русского» был совершенно излишним, паразитарным для славянских княжений. Тем не менее объединение оказалось достаточно прочным. Объясняется это тем, что взяли на себя русы столь важную вообще в эпоху становления государственности и особенно важную на границе степи и лесостепи внешнюю функцию. Показательно, что дань с племен нигде не превышала той, что ранее платили хазарам, в ряде случаев она вообще была номинальной, а обязанность защиты подвластных племен князь и дружина на себя все-таки принимали. Естественно, не обходилось и без конфликтов. По вине Игоря из Поднепровья ушли племена уличей, сам князь пал жертвой собственной жадности в результате восстания древлян. Каждому очередному князю приходилось заново подчинять ранее вроде бы покоренные племена. И именно в ходе этой борьбы в конечном счете определялась форма взаимодействия «земли» и извне пришедшей высшей власти. Существование такой власти признавалось и оправдывалось лишь постольку, поскольку сама власть оказывалась способной поддерживать соответствующее представление о ней. Рассказывая о больших походах Олега, Святослава, летописец не забывает отметить, что добыча делилась между всеми землями, поставившими войско для походов.

Однако неизбежные конфликты между «родом русским» и собственно славянским населением, по крайней мере, в X в. не несли межэтнического антагонизма. Русы ощущали себя аристократическим, но славянским родом. Не случайно, что славянские имена-титулы распространялись прежде всего в княжеской семье, а договоры писались на славянском языке (предположительно с помощью глаголического, «русского» письма). Естественно, что шло и обычное в таких случаях «размывание» рода в результате брачных контактов, включения в его состав иноплеменных дружинников и, главным образом, за счет стирания различий в культурной сфере, прежде всего в верованиях. Но при этом киевские русы все-таки не забывали о своих сородичах в Подунавье, в Центральной Европе, в Прибалтике. Правда, и во всех других районах, где оседали группы ругов-русов, преобладала славянская речь, и центральноевропейские рутены также обычно рассматриваются в источниках как особая ветвь славян.

1. Состав Руси к концу X в. н. э.

2. Формы общины, характерные для населения Древней Руси.

3. Значение территориальной общины в формировании славянского этноса и Древней Руси.

4. Организация управления славянских племен и племенных союзов.

5. Версии о происхождении Руси и начале Древнекиевского государства.

6. Споры норманистов и антинорманистов о происхождении государственности на Руси.

7. Причины соединения разноязычных территорий.

8. Княжье и государственное владение.

9. Особенности княжеской власти в представлении киевских летописцев.

10. Появление киевских русое.

Возникновение Киевской Руси

В традиционном норманизме этнонимы «русь» и «варяги» воспринимались как равнозначные, а потому скандинавское происхождение варягов доказывалось обычно материалами, относящимися к русам. Большинство советских ученых считали русов южным, причерноморским (хотя и неславянским) племенем, варягов же в согласии с норманистами признавали за шведов. Между тем, если о неславянстве русов говорят многие источники, то в отношении варягов IX–X вв. таких материалов вообще нет. Норманизм держится на том, что послы от «кагана росов» в Германии в 839 г. вроде бы оказались «свеонами», что в 844 г. на Севилью напали русы, пришедшие откуда-то с севера, что Константин Багрянородный в середине X в. называет днепровские пороги славянскими и «русскими» именами, что хронист Лиутпранд в X в. отождествляет «русов» с нордманнами и что сами имена «рода русского» в договорах — неславянские. Но ведь это все именно русы, а не варяги. Варяги же могут рассматриваться в этом контексте лишь в той мере, в какой они русы, в какой оправданно их отождествление.

Совершенно очевидно, что именем «варяги» в разных случаях покрываются разные этносы. «Варяги-русь» — это, по всей вероятности, действительно русы — русы балтийские, родственные дунайским, поднепровским и прочим. Так могли называть и обитателей Рюгена, и группы русов-ругов, рассеянных по восточному побережью Балтики. Может быть, особое внимание должна привлечь Роталия (Западная Эстония), поскольку в русском именослове много имен явно чудского, эстонского происхождения, а такие имена, как «Игорь», «Игельд», «Иггивлад», могут прямо сопоставляться с «иговским языком», особо выделяемым Курбским еще в XVI в. на территории Эстонии. Эстония занимает особое место и во всех сагах, где речь заходит о Руси, в частности в сагах об Олафе Трюгтвасоне.

Вместе с тем киевский летописец имеет в виду нечто иное, когда говорит о варягах. В самом раннем упоминании варягов — именно свидетельстве летописца времени Владимира — они живут на восток от чуди (эстов) до «предела Симова», под которым разумелась Волжская Болгария. Это были как раз те земли, на которых утвердились варяги, пришедшие с Рюриком. Самих варягов и южные и северные летописцы выводили «от рода варяжска». Западные пределы расселения варягов киевский летописец ограничивает, с одной стороны, польским Поморьем (Поморье принадлежало Польше в кок X в.) и с другой — территорией Дании, называемой в «Повести врь менных лет» «землей агнян», то есть англов — германского племени, занимавшего южную часть Ютландского полуострова. Соседями англов на южном берегу Балтики были «варины», «вары», «ваары», «вагры» — племя, принадлежавшее к вандальской группе и к IX в. ославянившееся. В генеалогии саксонского рода Веттинов, составленной в XIII в., в связи с событиями конца X — начала XI в. упоминаются два маркграфа, управлявших «маркой Верингов».