Федор Черенков - Игорь Яковлевич Рабинер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так это нынче все знают. А в апреле 83-го читалось с труднообъяснимым для сегодняшней молодёжи наслаждением. И здесь несомненная заслуга Александра Вайнштейна, который в ту пору не был ни успешным журналистом, ни телеведущим и продюсером, а скромно трудился на Московском электроламповом заводе инженером (хотя и стал уже лауреатом премии Совета министров по науке и технике). Быть может, как раз «незамытость глаза» помогла Александру Львовичу добиться от скромного и не особо разговорчивого Черенкова настоящей откровенности.
Так каким же предстал футболист перед поклонниками его дарования?
Прежде всего, человеком умным, ироничным. Чувствовалось: это выпускник хорошего столичного технического вуза. Допустим, тема Горного института как нетипичного выбора получила следующее развитие: «Здесь, наверное, очень вписалась бы красивая история о том, что я потомственный горняк и решил продолжить семейную традицию. Увы, всё прозаичнее. Мой отец — формовщик на заводе, мама тоже из рабочих. Младший брат Виталий, хотя и закончил ту же школу, выбрал специальность радиомеханика. Так что горной династии никак не получится. Вот только если Настя поддержит, дочке ещё трёх лет нет, да и профессия, говорят, не женская. А если серьёзно, то о выборе института не жалею».
По поводу «красивой династической истории» не для красного словца сказано. Страсть как обожали при расцвете застоя разного рода рассказы о верности традициям. Черенков, судя по интонации, всё это понимает и мягко демонстрирует собственное неприятие пафосной риторики.
При этом он столь же спокойно сообщает: «Так что как человеку институт дал очень много. Здесь я был принят в члены партии». Кто-то представлял себе Фёдора Фёдоровича на партийном собрании? А это между тем случалось, и не раз. Просто он по духу, по сути для нас даже не вне партий — скорее, над ними. Но тогда-то студентов принимали в ряды КПСС чрезвычайно редко. И мы (на полном серьёзе) имеем дело с особым доверием к достойному, уважаемому в коллективе человеку. Неординарно размышляющему не совсем, как видим, об игре: «Судьбы многих подающих надежды, и не только в футболе, могли сложиться иначе, умей они в своё время так же трезво оценить окружавших их людей и своё место среди них. Спортсменам действительно порой не хватает “заземлённости” сверстников, а без постоянной внутренней духовной жизни это может стать источником многих бед. “Душа обязана трудиться...” — кто сказал, что это несправедливо применительно к футболу?»
Особенно привлекают его характеристики героев чемпионата мира 1982 года. Начинает он как бы шаблонно: «Вряд ли буду оригинален...» Однако затем идут подлинно своеобразные суждения! Ведь отвечая на вопрос, кто более всего запомнился на мундиале, Черенков начинает не с итальянцев — чемпионов мира, а с... Зико: «Когда против него играл, эффективность его действий не очень бросалась в глаза, не было времени следить, Зико это или не Зико, а у телевизора поражаешься, насколько он полезен». Так ведь бразильцы и в полуфинал не попали, больше того, они заняли место ниже сборной СССР! Но Фёдор внимательно и профессионально следит за качеством исполнения.
И становится понятно: что-либо навязать этому вышедшему из рабочих доброжелательному, улыбчивому интеллигенту невозможно. Потому что дальше он выделяет Марадону, к которому у нас и до «божьей руки» (это через четыре года будет) относились, прямо скажем, противоречиво. Большой, мол, талант, однако ведёт себя нехорошо: апеллирует, симулирует. И в быту, знаете, — не пример для подражания. А у Фёдора Фёдоровича своё мнение о Диего Армандо: «Но к нему, по-моему, несправедливы. Мне кажется, не он не оправдал авансов, а партнёры не смогли поддержать его — он играл в качественно другой футбол — только Ардилес и Бертони пытались ему соответствовать, но втроём, даже если один из них Марадона, выиграть невозможно».
Далее следует единственное упоминание о произведших впечатление чемпионах мира: «Из итальянцев — Антониони». Всё! Не понравился спартаковцу надёжный, практичный, эффективный футбол Италии. И это при том, что в СССР после каждого мирового первенства призывали внедрять опыт победителей, отбрасывая всё наработанное прежде как ненужный мусор, — а затем, через быстро пролетевшие четыре года, ввиду появления свежих чемпионов, вполне могли вернуться к ранее отвергнутому и поразиться собственному недомыслию.
Черенкова же больше всех поразили французы (проигравшие в полуфинале и оставшиеся без медалей): «Какая раскрепощённость и в то же время стройность в организации игры! Мне кажется, лучшие образцы спартаковской игры, когда мы, например, обыграли в Лондоне “Арсенал” 5:2, ближе всего стоят, по крайней мере по духу, к игре французской сборной».
Причём мы уже убедились: перед нами вовсе не прекраснодушный мечтатель. «Большой футбол — не физкультура при открытой форточке. Конечно, необходим результат». Но: «Не припомню, чтобы хоть раз Константин Иванович Бесков или Николай Петрович Старостин ставили задачу выиграть любой ценой, перебегать, задавить... Выиграть — да, но о-бы-грать». Именно так, по слогам, он произнёс дорогое ему слово. А для того нужна игра, чтобы приносила радость ему самому. А он, получается (смотри название интервью), ею бы с нами и делился. Простенькая цепочка. Только вам не кажется, что мы от неё ныне медленно и верно отходим?
15 мая в «Советском спорте» появляется знаковое интервью Владимира Салькова, тогда ещё возглавлявшего олимпийскую сборную. Здесь нужна точность. Итак, вопрос Юлия Сегеневича: «Определяясь с составом, вы, как видно, и что-то теряли?» Ответ Салькова: «Вы имеете в виду перевод в первую сборную Ларионова и Черенкова? Да, эти футболисты играли в нашей команде. Хорошо они зарекомендовали себя и в первой сборной, в составе которой готовятся сейчас к предстоящим играм чемпионата Европы. Замечу, однако, что эти игроки имеют право выступать за олимпийскую сборную, и я надеюсь, что в дальнейшем они сыграют за неё».
Как всегда, очень много идёт «между строк». И слово «теряли» от опытнейшего Юлия Михайловича. И жёсткое «перевод в первую сборную» от Владимира Максимовича. И туманное «надеюсь в дальнейшем» — вновь от Салькова.
В самом деле, что важнее для страны на тот момент: Олимпиада или европейский чемпионат? И то, и это? Правильно. Но у руля «первой» сборной заслуженный (пусть и не очень любимый в московских верхах) тренер
