Буря и пламя - Элейн Хо

Девушка прикусила губу.

– Что же мне делать? Я уже попробовала почти все, что можно, но, кажется, нисколько не приблизилась к цели.

– Я ведь уже много раз говорил: пробуждение – это процесс. Рано или поздно он начнется.

– Так себе помощь, – проворчала девушка и понесла ведро во двор. Там, зачерпывая гипс пальцами, она стала промазывать трещины между каменными плитами, выбирая те, о которые был риск споткнуться.

Сад снова наполнился цветением. После своих «гипсовых» приключений Эрис – не без помощи великана – смастерила взамен отдельных треног большую железную решетку. Стебли роз оплели ее жерди, и дни, когда все бутоны как один раскрывались от прикосновения Эрис, были для нее радостнее всех прочих. Земля тоже преобразилась – очистилась от пепла и потемнела. Эрис часто опускалась на колени, чтобы поприветствовать каждый новый цветок, новую жизнь, пришедшую в этот мир. Девушка прикасалась к земле, но та больше не отзывалась. Но Эрис и без всяких слов чувствовала, что она ждет, пока кто-нибудь воплотит грезы о ней в жизнь и чудесный мираж посреди пустыни станет явью.

Два грушевых семечка проросли, и Чудовище, не дожидаясь просьбы Эрис, пересадило их в местечко, где было больше солнца, а погибшие зернышки убрало. Белые цветы глицинии так густо оплели стены галереи, что всякий раз задевали голову Эрис, когда она выходила из сада. Чудовищу даже приходилось передвигаться на четвереньках – не самая аристократичная поза, стоит признать, – осторожно переставляя конечности и вытягивая спину, как кошка, лишь бы только не задеть цветы. Эрис хихикала всякий раз, когда великан на это жаловался. И все же он не стриг глицинию – и Эрис тоже.

Иногда Чудовище экспериментировало с магией в саду – нащупывало пределы своей ограниченной силы. Зеленый туман всегда становился ярче, когда его боль усиливалась. А когда дрожь в конечностях достигала пика, оно прекращало колдовать и потом еще долго не могло отдышаться. Эрис тяжело было видеть его таким, и она часто сидела рядом, пока дыхание не восстановится.

В тот вечер оно случайно превратило в пепел кустик шалфея. Эрис собрала уцелевшие листья – пригодятся, чтобы удобрять сад.

– Я раньше думал, почему же боги так все устроили, – проговорило Чудовище, собирая золу в кучу. – Неужели они так жестоки, что им непременно надо отнять у кого-то жизнь, чтобы другой процветал?

Эрис сдвинула брови.

– А что будет, если этот круг порвется?

– Вместе с ним оборвется и жизнь.

Эрис бросила на него пламенный взгляд.

– Умереть и переродиться – или же жить вечно и исчезнуть.

– Все не так, – возразил великан, хотя в его голосе не было и тени гнева. – Мы с природой объединились, и теперь цикл жизни и смерти существует во мне, так что я буду перерождаться вечно.

– Ты боялся встречи со Смертью, вот и перехитрил ее, подчинив себе силу, которая не умирает.

Чудовище задумчиво пробежало кончиками ногтей по розам, свисавшим с железной решетки.

– Ты выбрал второе, – добавила Эрис уже мягче.

Великан выдержал паузу, старательно взвешивая слова.

– Я выбрал жить дольше.

– Хоть и знаешь, что из-за этого всему придет конец?

– Пускай он и придет, я останусь в бескрайнем океане существования. Когда на кону моя собственная жизнь, тяготы мира меня не заботят. Если выбирать между кратким и долгим веком… ответ очевиден.

– Что же ты меня учишь тому, что сам же и опровергаешь?

– А ты почему так жадно ищешь смерти, если ее боишься? Я ничем от тебя не отличаюсь. – Говорил великан медленно и сбивчиво – он по-прежнему тщательно подбирал каждое слово. – Я люблю эту землю, но смерти страшусь куда сильнее. И лучше увижу, как мир осыпается прахом, чем расстанусь с бессмертием.

«Кажется, он впервые это признал», – подумала Эрис.

– Почему смерть тебя так пугает?

Чудовище опустило руку.

– Пойдем со мной, – сказало оно и направилось к развалинам бастионов.

За стенами тянулась вереница острых утесов. По ту сторону от ущелий и поломанных мостов, соединявших замок с остальными землями, раскинулись, точно большая паучья сеть, облитая дегтем, железные поля боя. Они уходили вдаль до самого горизонта, а там упирались в железную дамбу, которая отрезала этот край от мира.

– Давай я спущу тебя, – сказал великан и протянул Эрис руку. – Не бойся, не уроню, – поспешно добавил он.

– Вот уж надеюсь, – ответила Эрис. – Летать я пока не научилась.

Чудовище подхватило ее на руки. Грудь у него задрожала от смеха. Оно перепрыгнуло несколько утесов и опустилось на узкий выступ. Места тут хватило бы только на одного, поэтому Эрис пришлось остаться у него на коленях. Великан свесил ноги с обрыва.

Он прижимал ее к груди, возвышался над ней, холодя ей кожу своим дыханием, но Эрис нисколько не возражала, наоборот, чувствовала себя в безопасности. Теплом от его тела не веяло. Великан пах дождем.

«Какое облегчение», – пронеслось у нее в голове. От этого чувства по рукам побежала дрожь, а внутри словно бабочки запорхали. Его прикосновения были точно такими же, как в ту ночь, когда она не смогла воскресить пантеру. Они успокаивали – в этом не оставалось никаких сомнений. И великан, и Эрис столько всего пережили вместе и потому служили друг другу утешением.

Эрис прикусила губу. Не более того.

Великан указал на круглую башню вдалеке – одинокую фигуру посреди железных полей боя.

– В детстве – не могу точно сказать, сколько мне тогда было лет, недостаточно, чтобы осознавать все опасности мира, но многовато, чтобы мне требовался надзор, – меня часто тянуло к океану. Меня завораживали лазурные волны, разбивающиеся о берег. И вот однажды утром, когда я лазал по маяку, я сорвался в воду. Течение как раз менялось, и меня унесло.

Эрис судорожно вздохнула.

– И ты утонул…

Великан кивнул.

– А когда очнулся, все вспомнил. Я лежал на пляже, в голове гулко стучало, горло драло. Больно было дышать. Меня окружили врачи и стража, и у всех на лицах читалась тревога. Помню, как меня это смутило. Мне рассказали, что, когда меня вытащили на берег, я не дышал. Пускай это и были лишь считаные мгновения, но именно тогда я понял, за пределами того, что я вижу собственными глазами, ничего нет. Передо мной не предстал бог, повелевающий людскими душами, я не увидел ни одного намека на то, что мое сознание продолжит жить, когда тело откажет. Я верил, что Аэру лишь героиня мифов, придуманных людьми, которые надеются на бессмертие души. Мне же надежда не давала утешения, поэтому… я нашел собственный путь к вечности.

– Казалось бы, после такого как не начать бояться воды, но ты всегда сравниваешь свою магию с бескрайним океаном.

– Довольно точное описание двойственности природы, не находишь? Я не воды боюсь, а хрупкости своего существования, когда сталкиваюсь со столь могущественной силой. – Чудовище немного помолчало. – Вот почему я не хочу умирать.

Эрис вспомнилось, как она плавала в воде, когда спешила положить конец его мести. Времени тогда было мало, поэтому она толком и не обратила внимания на течение, которое струилось под ней, но теперь все стало гораздо понятнее. Волна боялась потревожить спокойную гладь, боялась плеска, который поднимется позже, боялась, что от спокойствия, которое так долго выстраивалось, не останется и следа.

Страх смерти, страх перемен.

Эрис свернулась в руках великана, наблюдая вместе с ним за закатом. Больше всего ей нравилось, когда солнце на миг замирало над горизонтом и небо вспоминало про свет. Тогда мир, пускай и на мгновение, представал во всей своей красе, и его оттенки – синие, алые, розовые – уже не были размыты слепящими лучами. Потом пробудились звезды, и первой, как всегда, замерцала Полярная. Взошла полная луна и замерла над горным хребтом. Над головами раскинулось темно-синее небо, а внизу – черное море погибели.

Сердце у великана забилось чаще. Он крепче обвил ее ноги. Эрис поежилась.

– Ты чем-то встревожен, – заметила она. – Все в порядке?

Стук в груди Чудовища стал еще быстрее и громче.

– Есть еще кое-что.

– Тот самый сюрприз? – лукаво спросила девушка.

Чудовище поглядело на шпили, торчащие над руинами.

– В некотором роде.

– Прекрати так говорить. Ты же не старик какой-нибудь.

Великан рассмеялся – коротко и нервно. Он по-прежнему не сводил глаз с обсерватории. Что-то его отвлекало.

– Есть короткий путь в твою комнату. Если не боишься высоты.

– Так даже веселее.

С силой оттолкнувшись от выступа, великан преодолел вертикальную стену, а потом начал перескакивать с одной остроконечной крыши на другую, взяв курс на обсерваторию. Ночной воздух становился все холоднее.