Самец взъерошенный - Анатолий Дроздов

– Не рассказывай об этом документе! – попросила я. – Не нужно, чтобы о нем знали. Без контракта ты беззащитен. Могут даже убить. По законам Ромы обвинение убийце выдвигают родственники жертвы или тот, с кем она связана контрактом. Прочим не позволено.

– Учту! – сказал он. – Пошли в баню! Аманда воды согрела.

Мы помылись, переоделись в чистое и отправились в спальню.

– Давай спать! – предложил Игрр. – Сегодня я что-то устал.

Я не возражала. Чувство, переполнявшее меня, не требовало ласк. Я скользнула в его объятия и прижалась, впитывая его тепло. Он что-то прошептал на своем языке и вздохнул. И тогда я запела. Эту колыбельную напевала мне мать. Древняя, на языке нол, она запечатлелась в моей памяти каждым звуком. И вот теперь я повторяла их, баюкая своего мужчину.

Спи мой, единственный, спи!Сармы умчались в степи.Больше в наш стан не придут,Деточек не заберут.Вырастешь, сам их найдешь.Долг за обиду вернешь —Острым клинком и копьем,Ты отомстишь за свой дом…

Повзрослев, я спрашивала мать, почему в песне поется о мальчике? Ведь мужчины у нол не воюют. В ответ она объяснила: сармы, нападая на наши дома, убивали взрослых, а детей похищали. Те, вырастая, забывали свой род и становились сармами. Поэтому при набегах нолы первым делом прятали детей. Случалось, что у спрятанного мальчика при отражении набега погибали все близкие, и тогда племя учило его воевать. Обычай требовал мстить за кровь, поэтому из мужчины делали воина. Таких называли «муштарим». Повзрослев, муштарим отправлялся в поход. Если он привозил в стан хвосты убитых сарм, мстителя ждали необыкновенные почести. Его не могли против воли взять в чей-то шатер, муштарим сам выбирал, с какой женщиной возлечь. Самые сильные и храбрые нолы спорили за эту честь, ибо дети от такого мужчины наследовали достоинства отца. Со временем обычай забыли, но песня осталась. И почему сегодня она вспомнилась мне? Может, оттого, что мой муштарим дышал сейчас мне в щеку, а внутри меня шевельнулась зарожденная им жизнь?

Сквозь дрему Игрр что-то пробормотал и внезапно всхлипнул. Я тронула его щеку. Мокрая. Это отчего?

– Ар тезем! – прошептала я, слизнув соленую дорожку. – Ар тезем, нучо! Ма акитач те. Торм! Торм, моратэ![34]

Он вздохнул и затих.

15

Голова колонны показалась из-за холма, и Стив приник к оптическому прицелу «Браунинга М2»[35]. Блестящие чешуйчатые доспехи на воинах, копья в руках, кони одинаковой рыжей масти. Храмовая стража… Колонна выползла в долину, посреди процессии катила огромная повозка, крытая кожей, выкрашенной в красный цвет. Верховная жрица пожаловала. «Понтифик», как зовет ее босс…

Стив оторвался от оптического прицела – ничего интересного. Жрица приезжает в городок регулярно – у них с боссом дела. Через полчаса колонна подползет к воротам, и их без промедления откроют. А чего бояться? Хвостатые у городка ведут себя смирно: знают, что получат, если вздумают что-то недоброе. Босс, парни рассказывали, как-то велел аборигенам продемонстрировать. В степь вынесли пару десятков чучел, поставили их рядами, после чего с вышки загрохотал «Браунинг М2». Шерсть, которой набили чучела, взлетела облаком. Босс велел подождать, пока ветер его отнесет, и дал команду гранатометчику. Очередь из Мк.47[36] довершила начатое крупнокалиберным пулеметом – от чучел остались жалкие ошметки. Хвостатые, как говорили, стояли бледные. Еще бы!

Стив ухмыльнулся и вдруг подумал, что было бы неплохо сейчас повторить урок. Подождать, пока колонна приблизится, и ударить из пулемета. Крупнокалиберные пули станут рвать стражей и коней на куски, на поле воцарится хаос. А потом несколько очередей из Мк.47 – вон он стоит на турели. Полетят кровавые ошметки – то-то будет весело! А то скучно здесь в Паксе…

Стив вздохнул и с сожалением отбросил эту мысль. Боссу не понравится – без команды стрелять запрещено. Ослушаешься – лишишься всего, так в контракте прописано. А терять есть что. Охранник получает жалованье как двухзвездочный генерал, где такое найдешь? Деньги тратить негде, да и зачем: выпивка и еда бесплатны, девочки – тоже. Любая из стражниц (только мигни!) с удовольствием ляжет под человека. А стражниц в поселке с десяток на каждого охранника. Выбирай! Они-то, конечно, хвостатые, но все остальное – как у земных женщин. И сами страстные… Развлекайся, а жалованье тем временем копится: по окончании контракта Стив станет богатым человеком. Купит дом, откроет свое дело… Нужно будет только молчать о Паксе, но это пустяки для того, кто служил в армии…

Верх вышки вздрогнул – кто-то поднимался по лестнице. Стив глянул в открытый люк. Хвостатая девка в короткой тунике лезла наверх. Лавиния, так вроде ее зовут. Дочка понтифика…

Стив решил было пугнуть незваную гостью, но в последний миг передумал. Эта сучка бывает у босса – еще пожалуется. Бог с ней.

Лавиния, показавшись в люке, ощерилась и ловко забралась внутрь. После чего, не спрашивая позволения, приникла к оптическому прицелу. Некоторое время смотрела, довольно повизгивая. Бывала здесь, сразу видно. Парни рассказывали, что дочь понтифика скрашивает им дежурства на вышке. На дежурстве, конечно, это запрещено, но чего опасаться? Кто посмеет на городок напасть?

Стив не удержался и погладил оттопыренный зад Лавинии – хорош. Та, не оборачиваясь, мурлыкнула и кончиком хвоста пощекотала Стиву подбородок. В штанах у охранника стало тесно. Лавиния обернулась, глянула ему в промежность и довольно хмыкнула.

– Вечером приходи! – сказала, прижмурившись. – Знаешь куда. Приласкаю. Сейчас некогда.

Стив неважно знал местную речь (охота было учить!), но сказанное разобрал. Кивнул. Девка запустила пятерню ему между ног, пощупала, хихикнула и полезла вниз. Стив проводил ее плотоядным взглядом. Жаль, что торопится, он бы не отказался и сейчас… Охранник вздохнул и подошел к железной стене вышки. В прицел смотреть более не стал: колонну хорошо видно и невооруженным взглядом…

Еще один человек наблюдал приближавшуюся процессию из окна верхнего этажа дома. В отличие от квадратного и массивного охранника, этот был худощав и строен. Короткие и совершенно седые волосы обрамляли его обширную розовую лысину. Несмотря на это, выглядел Говард, а именно так звали мужчину, моложаво – лет на пятьдесят, не больше. Одет он был по-земному: белая рубашка с коротким рукавом, светлые брюки и летние коричневые туфли.

Разглядев, что ему нужно, Говард вернулся к столу и нажал кнопку звонка.

– Позови Марту! – велел заглянувшему охраннику.

Тот кивнул и скрылся. Спустя короткое время в кабинет зашла женщина: некрасивая и костлявая. Густая россыпь веснушек покрывала ее лицо и руки.

– Новая партия! – сказал Говард по-английски.

Марта качнула головой, исчезла, но скоро явилась вновь – с подносом, полным вяленых фиников. Лакомство густо полили медом. Примостив поднос на столе, Марта заняла место за спиной босса. А тот, уловив шаги в коридоре, расправил плечи. Дверь распахнулась, и в кабинет шагнула седая женщина в расшитой золотыми стрелами столе.

– Приветствую тебя, понтифик максимус! – склонил голову мужчина.

– Аве! – отозвалась жрица и подошла ближе. – Радуйся, Говард!

– Присаживайся! – хозяин кабинета указал на кресло. – Ты, наверное, устала? Дорога долгая…

– В пути я лежала, – отмахнулась гостья. – Перина в повозке мягкая. Сначала о делах. Прими подарок!

Октавия, а это была она, сделала знак сопровождавшим стражницам. Те подвели к столу двух девочек. Те испуганно уставились на Говарда.

– Ах, вы мои хорошие! – елейным голосом сказал хозяин кабинета и погладил малышек по головкам. Те вжали их в плечи. – Не бойтесь, милые! Здесь вас никто не обидит. Угощайтесь!

Говард взял поднос и сунул его в руки одной из девочек. Та мгновение смотрела на угощение, затем торопливо цапнула финик. Ее подружка немедленно последовала примеру. Скоро девочки вовсю поглощали сладости, пачкая губы густым медом. В меду были и их пальцы, которые маленькие димидии то и дело облизывали.

– Вот! – довольно сказал Говард. – Сейчас вас отведут в комнату, где умоют, переоденут и вкусно накормят. Марта!

Конопатая вышла из-за спины босса и положила руки на плечи девочек.

– Сегодня пусть отдыхают, – сказал Говард по-английски. – Надо, чтоб успокоились.

Марта кивнула и подтолкнула маленьких димидий. Те тронулись, не забывая поглощать финики. Следом, подчиняясь знаку жрицы, удалились и стражницы.

– Всего две? – спросил Говард, жестом предлагая Октавии сесть. В этот раз жрица послушалась. Говард устроился в кресле напротив. – Почему так мало?

– Сирот разбирают родственники, – ответила жрица. – В храм отдают все реже. Могу привезти нол – хоть сотню.