Служитель египетских богов - Челси Ярбро

Эти люди легкоуправляемы и, можно даже сказать, простодушны, ибо их пращуры познали лишь часть истины, отвернувшись от мудрости Аллаха и открыв объятия Иисусу, предсказавшему приход Мухаммеда.

Ваша обеспокоенность деятельностью немецкого врача требует некоторого обсуждения. Я, признаться, не вижу тут повода для тревог. Раз он желает лечить наш народ, то пусть себе лечит. Если Аллах пожелает — да будут вечно звучать хвалебные слова в его честь! — этот неверный принесет только пользу нашим многострадальным соотечественникам, снедаемым мучительными недугами еще со времен фараонов. Я бы не стал без крайней необходимости в чем-либо его ограничивать — ведь можно предположить, что этот немец сейчас частично возвращает нам то, что другие неверные безжалостно у нас отобрали. Если вы с этим не согласны, решайте сами, как с ним поступить, покорно прошу лишь помнить о тех несчастных, что находятся на его попечении. Ведь мы не хотим, чтобы они лишились последней поддержки в своей немощи из-за пустяковой непроработки затронутого вами вопроса.

И наконец, последнее: я прошу вашего позволения поговорить с мадам де Монталье. Вам в этом случае вовсе не нужно будет испытывать неприятные ощущения, посылая за ней. Я лично явлюсь к ней с визитом, когда вернусь в Фивы, и дам ей ясно понять, почему она впредь не должна приближаться к вашей персоне с неприкрытым лицом. Возможно, не все тут пройдет гладко, ведь эта особа строптива и независима, что, как мне сказали, вовсе не характерно для большинства европейских женщин. Впрочем, у меня есть свои способы урезонить ее.

Могу ли я чем-то еще облегчить бремя ваших забот, досточтимый судья? Помните: я, как и всегда, готов сделать для вас все, что в моих силах, как верный слуга Аллаха — который превыше всего! — и сознающий свой долг сын Египта.

Да окружит вас Аллах своим вниманием и заботой, да пошлет он вам сто сыновей, и пусть каждая женщина в вашем доме понесет от вашего семени!

ГЛАВА 4

Эрай Гюрзэн договаривал последнюю из вечерних молитв, когда краем глаза увидел, что к нему подбирается корабельный плотник с незажженным штормовым фонарем в одной руке и длинным шилом — в другой. Осенив себя крестным знамением, монах сжал пальцы правой руки в кулак, готовясь отразить нападение.

Вид у плотника был безмятежно-спокойный, и вдруг тяжелый фонарь взлетел вверх, чтобы через секунду обрушиться на голову человека, стоявшего на коленях. Прозвучало проклятие, потом раздался глухой вскрик, ибо монах увернулся от громыхнувшего возле уха железа и с силой ударил злоумышленника в живот.

Плотник, шатаясь, попятился, а Гюрзэн вскочил и бросился на злодея, вытянув вперед руки, чтобы найти его горло. С минуту они, сцепившись, боролись, потом плотник стал отступать. Топчась и раскачиваясь, противники перемещались по палубе, пока не выбрались на корму. Там плотник ударился задом о поручень, пронзительно вскрикнул и, потеряв равновесие, упал за борт. Оказавшись в воде, он сделал несколько резких гребков, но ухватиться за канат не сумел и повернул к берегу.

Гюрзэн повис на поручне, тяжело дыша. Уставившись на воду, он бормотал молитву, в которой упрашивал Господа проявить снисхождение к человеку, пытавшемуся лишить его жизни. Через какое-то время за его спиной послышались голоса, и монах поспешил укрыться за стоявшими на палубе бочками. Он все еще не восстановил дыхание и широко разевал рот, чтобы не производить лишнего шума.

— Похоже, Нил в этом году разольется рано, — заметил старший сын капитана.

— Все лучше, чем в прошлом году, когда паводок запоздал. — Второй человек говорил с неизвестным монаху акцентом. — Слышно, на юге прошли обильные ливни, так что разлив будет хорошим.

— Это Аллах приносит нам воду, — сказал юноша.

Его собеседник рассмеялся.

— А до него это делал Осирис или кто-то еще. Говорят, среди богов прошлого был даже гиппопотам. Надо же, гиппопотам! — Мужчина умолк, а затем продолжил, словно бы забавляясь: — Кто дарит дождь — боги или не боги — не важно, важно, что вся эта вода течет в реку. Если на юге, там, где начинается Нил, сухо, тогда и во всем Египте стоит сушь. — Он вновь помолчал. — Ранние паводки обычно бывают сильными.

Гюрзэн потянул носом воздух, почувствовал запах горелых листьев, и ему захотелось чихнуть. Он пощипал себе переносицу, выжидая.

— Это будет благословением для Египта, ведь тогда земля родит больше зерна, — заявил юноша.

— Будем надеяться, — откликнулся незнакомец. Собеседники подошли к поручням, обегавшим корму, и остались стоять, освещенные последними лучами уходящего дня. — Чудесная река Нил. Какие тут виды!

— Да, экселенц, — отозвался сын капитана.

— Без церемоний. Я всего лишь скромный купец, вознамерившийся добраться до первого из порогов. Меня интересуют украшения, ткани. — Его тихий, довольный смех напоминал мурлыканье кошки.

— Слушаюсь, экселенц… сэр.

— Так лучше, гораздо лучше, — одобрил мужчина. — Но будь повнимательнее. Я не хочу, чтобы кто-то пронюхал, где я нахожусь. — Он медленно двинулся в сторону носовой части судна. — Пойми, меня не должны обнаружить, иначе всем нам несдобровать.

— Я буду осторожен, сэр. Не сомневайтесь, — заверил юноша, семеня за важной персоной.

Гюрзэн прислушивался к их шагам до тех пор, пока не убедился, что сообщники удалились. Наконец все звуки затихли, кроме мерного похлопывания парусов и плеска воды. Закат превратился в тусклую полоску над западными холмами. Монах смущенно выбрался из укрытия, надеясь, что никто из команды не стал свидетелем его схватки с плотником. Он отряхнул рясу и пригладил волосы, собранные на затылке в пучок. «Что это было?» — мелькнуло в его мозгу. Эрай Гюрзэн задумался, потирая затылок. Мужчина определенно был ему неизвестен; он, видно, проник на борт судна тайком и, вероятнее всего, намерен и впредь скрываться под личиной купца, пока корабль плывет на юг, вверх по реке, к полузахороненным временем храмам Абу-Симбела. Монах потоптался на месте и вознес к небу молитву, испрашивая у Всевышнего наставления и совета. Потом он пошел спать, надеясь, что к утру в его голове родится какой-нибудь план, с помощью которого ему будет нетрудно удовлетворить свое любопытство.

Однако ни следующее утро, ни еще один день не одарили его озарением, хотя он прилежно терся возле матросов, прислушиваясь к их разговорам. Пара туманных, таивших намек высказываний не дали ему ничего. Кем же на деле является тот загадочный человек и каковы его цели, спрашивал ежечасно себя любопытствующий монах, но ответа не находилось. Дело дошло до того, что Гюрзэн решил остаться на корабле и плыть до Эдфу, к родному монастырю, но эту идею он тут же отбросил, понимая, что братия вряд ли позволит ему покинуть пределы обители прямо по возвращении.