Последние парень и девушка на Земле - Шиван Вивьен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего себе!
– И на следующем собрании избирателей отец задал этот вопрос. Мэр Аверсано сказал ему что-то вроде того, что одна компания заинтересовалась покупкой здания, но отец почувствовал, что тут дело нечисто, особенно после того, как мэр отказался сказать, о какой компании идет речь. Потом, после того как стала известна эта история с Блок-айлендом, отец, я думаю, начал смекать, что к чему, и делать выводы. Я тогда, конечно, говорила ему, что у него паранойя.
Я понимала, что сейчас чувствует мама, потому что я чувствовала то же самое. Это было как внезапное прозрение. Интерес, который отец проявлял к местной политике, раздражал нас. Я бы, вероятно, чаще поддразнивала его по этому поводу, если бы не догадывалась, что этот интерес придает смысл его жизни. Он не мог заботиться о маме и обо мне, но зато он мог позаботиться об Эбердине.
Я выбежала во двор. Отец укладывал инструменты в кузов своего пикапа и при этом тяжело дышал.
– Мне следовало бы самому надрать себе задницу за то, что я недостаточно серьезно относился к физиотерапии, – сказал он.
– Просто побереги себя и будь осторожен, ладно? – попросила я. – Думаю, мама просто не пережила бы, если бы ей опять пришлось стать твоей сиделкой.
– Это точно. – Отец усмехнулся. – Думаю, ты права.
– И ты вполне уверен, что можешь сейчас вести машину? Не хочешь полистать мою инструкцию по вождению, чтобы освежить память?
– Просто не смейся, если у меня вдруг заглохнет мотор. Ведь я подрастерял навык.
– Ты же знаешь, я не могу этого обещать.
– Ладно, проехали.
У отца ушла минута, прежде чем он сообразил, как поудобнее расположить свою негнущуюся ногу в кабине пикапа. Пока он ехал по подъездной дорожке, мотор у него заглох дважды, и каждый раз я аплодировала и восхищенно свистела. Но к тому времени, когда отец свернул на дорогу, он уже вполне освоился. Он отъехал на максимальной скорости, раздался визг шин, и отец показал мне большой палец, вытянутый вверх.
Глава 12. Понедельник, 16 мая
Днем ожидается увеличение облачности. Небольшой северный ветер. Температура 50 градусов по Фаренгейту.
Я включила душ. Ожидая, когда пойдет горячая вода, я включила телевизор в спальне моих родителей, решив, что посмотрю его пару секунд, если о нашем городе будут говорить в новостях.
Непостижимым образом я почувствовала облегчение, увидев, что все каналы, которые мы обычно смотрим, показывают то же, что и всегда: телевикторины, мыльные оперы, повторы старых фильмов. Если бы все было так уж опасно, если бы Эбердин действительно уходил под воду, разве не передавали по телевидению нон-стоп какие-нибудь оповещения населения о чрезвычайных ситуациях?
Но, переключившись на круглосуточные новостные каналы, я увидела, что новости из Эбердина передают везде.
Рядом со мной на кровать села мама и даже не стала меня ругать за то, что я понапрасну лью воду.
Мы переключались с канала на канал, уж не знаю, что мы надеялись услышать, но мы не задерживались подолгу ни на одном выпуске новостей. На экране мелькали говорящие что-то комментаторы, какие-то графики, кадры, снятые с вертолетов, кадры затопленных улиц. И весь этот эффектный видеоряд казался нам совершенно чуждым и не относящимся к делу, несмотря на то что в эти самые минуты я слышала откуда-то издали производимый этими вертолетами шум.
Было еще слишком рано, чтобы в полной мере оценить нанесенный городу ущерб и точно подсчитать сколько разрушено домов, сколько унесло машин, сколько человек пострадало. На данный момент все внимание было сосредоточено на планах на будущее, а они заключались в том, чтобы эвакуировать жителей Эбердина и превратить наш город в водохранилище, способное вместить и удержать в своих берегах девяносто миллионов галлонов воды. Правительство намеревалось купить все 4480 акров земли, на которой стоял наш город, и возвести плотину, чтобы избежать повторения подобной трагедии в будущем.
Мне трудно было вполне осмыслить то, что я видела и слышала. И если честно, мне даже не хотелось этого делать.
Мама забрала у меня пульт, когда мы наткнулись на видеоролик с губернатором Уордом. Одетый в деловой костюм, он стоял перед дверями спортзала нашей школы, на него со всех сторон были направлены фото– и видеокамеры и микрофоны. Слева от него, тупо кивая, как китайский болванчик, стоял мэр Аверсано. А слева – шериф Хемрик.
– Должно быть, эти кадры были сняты сразу после того, как он сделал свое официальное заявление, – сказала мама, делая звук громче.
«Нам повезло, что события последних сорока восьми часов не привели к гибели людей. И, судя по всему, непосредственной опасности больше нет. Но поскольку определенные проблемы, касающиеся состояния окружающей среды, становятся достоянием общественности только сейчас, у нас нет иного выхода, кроме как немедленно предпринять решительные действия. Оставаться в Эбердине в долгосрочной перспективе небезопасно, небезопасно это и для тех, кто живет ниже по течению, в Уотерфорд-Сити. И хотя жители Эбердина, вне всякого сомнения, будут оплакивать утрату своего родного города, эти гордые, работящие люди, которые смогли своим трудом преобразить долину много лет назад, смогут воспрянуть духом и найти утешение в том, что благодаря их жертве в будущем многие жизни будут спасены. Поверьте мне, это образцовый маленький город, и я обещал всем, кто здесь живет, что мы не скоро позволим кому-нибудь его забыть».
Я получила сообщение от Морган.
«Нам наконец дали добро на то, чтобы поехать домой. Мы уже выехали».
Я вскочила с кровати:
– Мама! Они направляются домой! – Мне даже не пришлось уточнять кто.
Я ответила: «Будем мигом».
* * *
Проезжая по городу, мы с мамой потрясенно молчали. Не знаю, что чувствовала сейчас она, но мне, после того как я посмотрела на Эбердин после наводнения по телевизору, то, что я видела теперь, казалось не таким ужасным. Да, нельзя было отрицать, что разрушения огромны, когда они представали перед твоим взором со всех сторон. Кругом виднелись вспученные тротуары, вырванные с корнем деревья. Входные двери домов были распахнуты настежь, и их обитатели лопатами для чистки снега выгребали из них скопившуюся грязь. Сломанная мебель была сложена в кучи, а те пожитки, которые еще можно было просушить, сохли, расстеленные на лужайках. Машины, вынесенные потоками воды из гаражей, теперь стояли на улицах. И везде лежал мусор.
И все же Эбердин нисколько не походил на
