Сердечный выстрел - Владимир Григорьевич Колычев

топила. Спасибо ей, конечно, за заботу, но дальше что? Баня только сначала бодрит, а потом после парной в сон клонить начнет. На часах без десяти пять утра, на Красноармейскую ехать еще рано.

Вернувшись из бани, Родион нашел Майю на кухне, она сидела за столом и мешала ложечкой чай в кружке. На Фомина она смотрела сонными глазами.

— Спасибо за баню, хозяюшка.

— Маша спать пошла… — сказала Майя. И, выдержав паузу, добавила: — Умаялась.

— Да, дорога долгая была.

— Ну да.

Долгая дорога, ночь, в машине только двое, он и она…

— Зря ты так думаешь.

— А я ничего не думаю. Мне все равно. — Майя резко поднялась, взяла чистую кружку, сняла с подставки чайник и сказала: — Семен не мог Смальцева убить.

— Значит, мы с Машей просто тешимся, — усмехнулся Фомин.

— Тешьтесь!

— Через пару часов начнем.

— Начинайте. И докажите, что Семен ни в чем не виноват.

— Постараемся.

Майя со стуком поставила перед Родионом чашку, чай расплескался, пролился в блюдце, несколько капель попало ему на руку.

— Не откажусь, — усмехнулся Фомин.

Катерина Еремичева, может, и не лучший представитель человечества, но от чая они с Машей зря отказались. Сколько ехал он в Каменск и обратно, столько и вспоминал чайник с кипятком на летней кухне.

— Не откажись! — сердито глянула на него Майя.

— От Гуляева?

— От Гуляева!

— Непростая задача.

— Да?

— Твой Семен столько дров наломал…

— То дрова, а Смальцев — целый лес в щепки!..

— Темный лес.

— Тем более!

Майя поставила перед Родионом корзинку с еще теплыми пирожками. Ждала она их, готовилась, а встретила неласково. Во всяком случае, его.

— Ты же знаешь, я стараюсь копать глубоко. Если Семена подставили, я докопаюсь до тех, кто это сделал.

— Копай. Под Еремичеву копай.

— Ты ее знаешь?

— Маша сказала. Еремичева может подставить, — кивнула Майя.

— Так ты знаешь ее или Маша сказала?

— И Маша сказала, и я ее знаю.

— Что ты знаешь?

— Ну так, кое-что, — замялась Майя.

— Например?

— Да хитрозадая она. На Семена запала, потому что семья небедная, машина у него крутая.

— И все?

— Генка Крячков за ней со школьной поры бегает, но у него за душой кот наплакал, он ей такой не нужен.

— Мало.

— Что мало? Хитрозадая она!

— Все равно мало.

— Ты походи вокруг нее, поспрашивай, вот увидишь, будет много.

— А поспрашивать придется, — кивнул Родион.

Через два-три часа у них выезд, а пока спать. Если Майя позволит.

— Я с вами поеду, — сказала девушка.

— Только поспрашивать… — закрывая глаза, кивнул он.

Девушка она не стеснительная, за словом в карман не лезет, а работы много, всю улицу обойти — спрашивать, узнавать.

— Ты здесь не засыпай, я тебе постелила.

Майя шагнула к Родиону, и он открыл глаза. Вдруг она за руку его возьмет, а он не каменный и дышит к ней неровно. Всколыхнется кровь, ударит в голову, а Майя возьмет и пошлет его к черту. Она же о Семене своем думает, Родион ей уже не нужен. Обломает она его, оконфузится он, как потом заснуть? А спать надо.

Он поднялся, Майя показала, куда идти. А кровать мягкая, постель чистая.

Родион уже засыпал, когда кто-то взялся за ручку с внешней стороны двери. А на замок она не запиралась, если это Майя, она легко могла открыть дверь. Но не открыла. А под ее ногой тихонько скрипнула половица. Или ему показалось, что скрипнула. Но к двери подходила Майя, никаких в том сомнений.

Мотоцикл старый, на люльке ржавчина, но запах бензина и масла свежий. Заправил дед машину, подготовил к выезду. Но, видно, не завелся двигатель. И в работе что-то не так.

— Катьку, Еремичиху? Вчера?… Нуда, видел!

Зазор на свече дед устанавливал твердой рукой, и взгляд у него ясный, но все же он задумался, вспоминая, когда видел Еремичеву, вчера или, может, неделю назад.

— Ну да, вчера, с парнем каким-то на машине ехала.

— С каким-то парнем?

— А как его еще назвать, если я его не знаю?

— Ни разу не видели?

— Никогда!..

— А машина какая?

— Машину-то я видел. Может, и не эту, но такую же. «Лада Гранта», белого цвета.

— Белого цвета, — кивнул Фомин. — Вчера.

— Вчера, после обеда.

— Номера машины не запомнили?

— Да нет, я на парня смотрел, не мог вспомнить, видел я его или нет.

— Не вспомнили. Но запомнили.

— Да, запомнил, — оглаживая седые усы, сказал дед. — Лицо узкое, щеки впалые, а глаза большие… Даже не глаза, а впадины.

— Глазницы.

— Ну да, глазницы. А если присмотреться… Большие такие впадины, глубокие, темные… А глаза… Глаза, в общем-то, обычные…

— Узкое лицо, впалые щеки… Нос?

— Ну, нос как нос… Губы длинные, узкие. Подбородок… Подбородок тоже узкий… — вспоминал дел. Он говорил, а Родион смотрел на Майю, которая торопливо шла к нему по тропинке вдоль забора. Приблизившись, девушка остановилась.

— А ведь я говорила! — сказала она.

— Иван Семенович, я сейчас.

Фомин отвел девушку в сторонку. Майя закатила глаза, прислушиваясь к своим ощущениям, взяла Родиона за руку — в расчете удержать равновесие. Сняла сапожок, вытряхнула из него камушек, надела обратно.

— Роман у Еремичевой, с какой-то шишкой на терминале.

— Ого!

— Я же говорю, хитрозадая она!

— А шишка кто?

— Ну а кто там самый главный?

— Малыгин.

— Молодой?

— Не очень.

— Морщины есть? — Майя провела пальцем по лбу.

— Есть.

— Значит, Малыгин. Если он самый главный.

Родион задумался. Пыжов убил Павлика, чтобы занять его место, а на что мог претендовать Малыгин, смещая Смальцева? Если он чисто по строительству специалист, то, скорее всего, ни на что. А если он заместитель Смальцева или даже совладелец?… Но убивать Смальцева, да еще с помощью Еремичевой… Не настолько же он идиот!.. Но в любом случае связь эту нужно отработать. И паренька, который Еремичеву на «Гранте» увез, нужно найти. С него вчера и надо было начинать, а они с Машей только время зря потеряли. Сегодня заново нужно от той же печки плясать, но в сторону терминала.

Родион не стал выяснять, кто поведал Майе о романе с Малыгиным, но на всякий случай до конца выведал все, что ему нужно было, у деда и отправился к Гене Крячкову. И еще раз поговорил с его матерью о Еремичевой. И вчера женщина кривила губы, и сегодня поморщилась. Да, поговаривали, что Еремичева крутит с кем-то роман на терминале. С кем-то немолодым.

— Да и не роман это, — усмехнулась Крячкова.

— А что?

— Да бесстыдство одно! Тьфу!

— Разберемся.

Родион хотел завезти Майю домой, но куда там.

— Не могу я дома находиться, когда Семен в беде! —