Люди меча - Александр Прозоров

Хлопот у воеводы имелось немало: проследить, чтобы обозные сани и телеги плотно окружили будущий лагерь, а промежутки между ними были плотно заполнены вязанками хвороста или заготовленными для костров небольшими бревнами. Направить стрельцов в лес, ради заготовки дров и рубки гуляй-города.

Распорядиться Аблай-хану, чтобы татар на облаву в окрестные селения отправил — сено лошадям поискать, теплые дома приготовить, на случай, коли раненые появятся. Определить направление основного к вспомогательного ударов и установить там монастырские пищали для разрушения башни и примыкающих к ней стен.

Вдобавок, снятые со стен Юрьева монастыря пищали были старыми, отлитыми еще два десятка лет назад — и не имели боковых валов, которыми ныне изготавливаемые пушки на лафетах крепятся и вращаться вверх-вниз могут, на цель наводясь. Тяжелые длинноствольные стволы придется вкапывать в специальные ямы — как это делалось дедами еще при осаде Казани… Господи, всего четыре года прошло, а пушки ужо изменились до неузнаваемости. Отлитые всего десяток лет назад ноне впору выбрасывать.

Коли пушки вкапывать придется — так просто их в случае опасности не отвести. Значит, окопы понадобятся, пищали от возможной вылазки вражеской оборонить, место крепкое, чтобы отряд прикрытия схоронить от ядер и картечи вражеской. Все это строить придется, под пули ливонские лезть — значит, гуляй-город потребен, для защиты землекопов и отгона стрелков вражеских.

Работ сих, для них опасных, осажденные постараются не допустить, вылазку совершить захотят. Стало быть, потребен еще отряд, что ввиду ворот стоять наготове будет, и гарнизону выйти не даст. Да еще один отряд, тайный, что в спину тем, кто на вылазку решится, ударит, дабы окружить и уничтожить всех до единого, гарнизон ослабляя…

Хлопоты, хлопоты, хлопоты. Припаса с собой служивые люди обычно дней на десять берут, да в качестве лакомства — соль, пополам с перцем смешанную, чтобы добытую в походе убоину сдабривать. Ливонцы все из селений разбежались-попрятались, скотину для войска на месте не взять. Стало быть, новая забота — припасы для рати на псковщине купить, да сюда довести. Либо придется, как на Руси принято, заместо осады детей боярских по поместьям для кормления отпускать. Но в таком разе никакой победы над епископом ждать не придется. А не хочешь войско распускать — корми.

От навалившихся хлопот голова Петра Шуйского пухла, и он ужо жалеть начинал, что на замысел царедворцев государевых согласился. До славы воинской ему еще далеко, а мошна худеет с каждым часом, и вернется ли потраченное золото — неизвестно. Может статься, не со славой он вернется, а с долгами несчитанными. Что тогда?

— Да, и еще лес за лагерем проверить надо, — спохватился Шуйский. — Большого числа ворогов там не спрячешь, но и малого нам там не надобно. Антип! Сотника стрелецкого ко мне позови. Им сейчас изрядно потрудиться предстоит…

С момента подхода русской рати к вражеской твердыне до первого выстрела по стенам прошло целых пять дней — причем все это время воины не отдыхали ни единого часа, отвлекаясь от насущных работ только для еды и, с наступлением темноты — для сна. Осадным работам дерптский гарнизон не препятствовал, но и без него бед у воеводы хватало: то татары сообщат, что сена по окрестным селениям набралось для конницы от силы на пару дней. А лошадям совсем без сена нельзя — болеют они от этого и сдохнуть могут. То при выкатывании пищалей из саней двум стрельцам ноги придавило, и теперь они вроде как пухнут, отчего слухи про чуму среди рати побежали. Хотя зимой, известное дело, мор случается редко. Пришлось больных в монастырь отправлять с изрядной охраной: земли-то издавна Руси враждебные. Земля, кстати, изрядно промерзнуть успела, и для вкапывания пищалей ее поперва кострами отогревать пришлось.

Однако, ко дню святого Феодора, подготовка осадных окопов была завершена. Стрельцы откатили толстые бревенчатые щиты гуляй-города к лагерю, а литейщики большого наряда засыпали в промерзшие стволы по мешку пороха, закатили обмотанные пенькой чугунные ядра.

«Уксус еще потребен, — внезапно вспомнил боярин. — стволы охлаждать».

Хотя, при стоящем ныне морозе мысль о необходимости охлаждения стволов показалась совершенно неуместной.

— Ну же, пали! — нетерпеливо потребовал он.

Смерд, одетый в собачий малахай и серый суконный полукафтан, подбитый ватой, ткнул фитилем в запальное отверстие и шустро отпрыгнул в сторону. Вверх на локоть ударил сноп пламени, мгновенно превратившийся в вертикально стоящее белое облако, потом послышался оглушительный грохот, и боярин Шуйский ощутил, как под ногами дрогнула земля. Темный шарик стремительно перечеркнул прозрачный воздух и воткнулся точно в один из зубцов стены. Брызнули в стороны крупные, видимые простым глазом каменные осколки, и зубец исчез.

— Высоко, — недовольно поморщился воевода. — Ты мне не зубцы сбивать должен, ты должен в стене пролом сделать, башню ближнюю завалить.

Перед пищалью медленно расползалось большое белое облако, закрывая вражескую крепость от глаз боярина. Загрохотали остальные стволы.

— Три рубля ливонцам улетело… — негромко вздохнул Шуйский. Проклятые пушки стреляли чистым золотом.

— Сейчас, Петр Иванович! — во всю глотку заорал смерд. — Сейчас новый заряд вобьем, и чуть ниже опустим!

Видимо, пушкарь от обрушившегося на него грохота оглох.

— Давай, давай, — кивнул воевода. — Все одно пять саней пороха и два воза ядер уже куплены. Пали их к нечистой силе.

— Славься!

— Это еще что? — недоуменно закрутилголовой Петр Шуйский.

— Сла-авься, сла-ався! — словно весь мир наполнился сильным и чистым женским голосом. — Сла-авься, сла-авься русский царь!

— Кто это? — в первую очередь боярин поворотился, естественно, в сторону воинского лагеря, но славославия пели не там. Да и не было баб в ратном обозе.

— Сла-авься, сла-авься русский царь! Слава-а! Слава-а! Государю Иоанну Васильевичу долгие ле-е-ета!

Только теперь Петра Ивановича Шуйского стало достигать понимание невероятного: славу царю пели в осажденном Дерпте! И хотя возносящий голос звучал так громко, словно певунья находилась где-то совсем рядом, но растекался он именно со стен. Точнее — с какой-то из надвратных башен.

— Не стреляй, — предупредил воевода пушкаря, махнул рукой Антипу и понимающий его с полуслова холоп побежал в лагерь седлать жеребца.

— Слава! Слава! Слава!

Ворота города дрогнули, и стали медленно отворяться. Петр Шуйский не удержался, и протер глаза: они действительно открывались! Город, из которого на протяжении веков изливалась ненависть на славянского соседа, из которого многократно выходили воинские отряды, чтобы воевать Русь, который проповедовал ненависть к народу русскому и вере христианской, десятилетиями уклонявшийся от уплаты тягла практически без боя признавал превосходство русского оружия.