Волчья мельница - Мари-Бернадетт Дюпюи

коричневые точки. Шатаясь, Жан вернулся в пещеру и уже там потерял сознание.

* * *

Клер не спалось. Она слушала ночь с ее обычными шорохами, далеким кваканьем лягушек, пронзительными трелями сверчков. Прижавшись к кузине, Бертий тоже слушала.

— Ты не должна соглашаться на это замужество, — прошептала она наконец. — То, что сделал дядя Колен, ужасно! Я его почти что ненавижу… И твоя мать! Как можно быть такой бессердечной?

Давай уйдем в монастырь вдвоем! Ты первая об этом заговорила. Ну, что это единственный способ сбежать от Фредерика.

Девушки давно помирились и, чувствуя еще большее, нежели обычно, душевное единение, решали, как им теперь быть. Как только Бертий узнала о сделке бумажных дел мастера с покойным мсье Жиро, ее гнев испарился. Защитить Клер — вот о чем были все ее помыслы.

— Нет, я не создана для такой жизни! — пожаловалась Клер. — И мельницу это не спасет. Папа так много работает! И теперь я могу сделать что-то хорошее для него. Он заботится обо мне, сколько я себя помню. И я его не брошу. И маму! И тебя! Ты тоже не будешь счастлива в монастыре, принцесса! Ноги твои мертвы, а душа — нет, и тело тоже. А еще ты очень красивая, намного красивее меня!

— Замолчи! И слушать не хочу! — отозвалась Бертий. — Ты не должна выходить за Фредерика. Ты ведь любишь Жана! И он, несчастный, наверняка тебя дожидается.

Клер грустно улыбнулась в темноту. Погладила лежащую рядом кузину по лбу.

— Днем тебе было на него наплевать, а теперь ты его жалеешь! Только не называй его по имени, принцесса. Я поклялась его забыть!

— Кому поклялась?

— Самой себе. Что больше не буду о нем думать… — Голос у Клер предательски дрогнул, когда она призналась: — Но у меня не получается, Бертий! Я хочу его увидеть, прикоснуться к нему. Твоя правда, он, конечно же, меня ждет. Все припасы он съел, ему одиноко, а я… я его предала…

Однако словами все и ограничилось. Путь от мельницы до Пещеры фей неблизкий, и преодолеть его ночью вдруг показалось Клер делом невозможным. И если Жана в пещере не окажется, это будет означать, что он навсегда исчез из ее жизни.

— Может, схожу к нему завтра. А еще хорошо бы повидаться с Фредериком Жиро.

— Что ты ему скажешь? — удивилась кузина.

— Пока не знаю. Он неприятный тип, но не съест же он меня, верно? Мне нужно кое в чем убедиться.

Бертий задвигалась, привстала на локтях.

— Клер, нужно было раньше тебе рассказать! Это как раз касается Фредерика. Сегодня за столом я слышала разговор двух рабочих. Про меня часто забывают, ведь я сижу в своем уголке неподвижно и не могу уйти, даже если б хотела. Работники перестают стесняться, и мне приходится слушать — уши ведь не заткнешь!

— И что же ты услышала?

— Это от него, от Фредерика, забеременела Катрин! А когда он от нее отказался, она попросила Фолле взять ее замуж.

Ну, чтобы избежать позора… И, по-моему, Фолле все рассказал твоему отцу. А Катрин умерла от горя!

Клер испытала целую бурю чувств: возмущение, отвращение, злость.

— И этот мерзавец смеет признаваться мне в любви! Мне, которая готова пожертвовать собой, выйти за него! Господи, если б я только могла сбежать с Жаном и забрать тебя с собой, моя Бертий! Я бы не смогла жить спокойно, если бы оставила тебя тут, с родителями, или зная, что ты в монастыре. И мама осенью должна родить!

Девушку душили слезы безысходности. Никогда она не сможет вот так взять и отречься от семьи!

— Бертий, завтра я сбегаю в Пещеру фей, чтобы попрощаться. Этого счастья у меня никто не отнимет! Хорошо, что ты мне все это рассказала.

Бертий поежилась и еще крепче прижалась к кузине. Это были слова не юной девочки. В голосе Клер прозвучали новые интонации — скорбные и строгие, как у взрослой женщины, чье сердце в огне.

— Если б у меня были ноги и если бы я была влюблена, я бы поступила, как ты, Клеретт! — призналась она.

* * *

Базилю не спалось. Когда вертеться с боку на бок надоело, он решил встать.

— К черту осторожность! — сердито проговорил он. — Клер всю душу мне перевернула злоключениями своего Жана!

Не хотелось верить, что такое вообще возможно. В нем одновременно заговорили и бывший коммунар, и учитель младших классов, который привык возиться с малышней. Базиль Дрюжон много лет преподавал детям секреты алфавита и арифметики, имея четкую цель: направить их к лучшему будущему. Начальное образование — это уже шанс получить достойную работу.

«Чертовы рабовладельцы! Отправляют детей на каторгу, мило именуемую "исправительной колонией", чтобы пользоваться бесплатной рабочей силой, к тому же колонистов можно держать впроголодь!»

Базиль оделся, налил себе вина. Нужно познакомиться с этим парнем, Жаном Дюмоном, поговорить с ним!

«Если сейчас ему не помочь, он плохо кончит! Думаю, ни читать, ни писать он не умеет, что бы он там Клер ни плел. А моя девочка — умница! И сердце у нее золотое!»

Базиль внезапно осознал, что любит Клер, как родную. И от этого еще больше разозлился на Колена Руа.

«Бумажных дел мастер злоупотребляет ее любовью! Уговорами он может добиться своего, заставит ее выйти за Фредерика Жиро! Только этому не бывать, уж я постараюсь! Первым делом надо разыскать Жана. Жандармы ко мне дважды не сунутся, тут он будет в безопасности. Клер сказала, что он в Пещере фей. До нее рукой подать…»

Базиль выглянул в окно. Ночь выдалась лунная, поэтому зажигать фонарь он не стал, но с собой прихватил. А еще — трубку, немного табака и бумаги.

«Таким, как он, беглецам курево зачастую в удовольствие. Это успокаивает!»

Базиль вдруг ощутил воодушевление тех месяцев, когда сражался за справедливость и равенство.

Битва, которая предстояла ему этим вечером, тоже была из таких. Если Клер влюбилась в парня, он, Базиль, просто обязан им помочь. Хотя приходилось признать, что это также и возможность отомстить обоим Жиро, отцу и сыну.

«Фредерик не обидит мою девочку! Я этого не допущу!»

Следуя по дороге вдоль скал, он много раз мысленно сказал это себе. Ночь была теплая, полная давно забытых ароматов.

«Как хорошо пахнет медом и сеном!»

На Базиля Дрюжона нахлынула грусть. В юные годы ему было некогда любить. Любовницы были — плоть требовательна! — а потом он обрел родственную душу, свою идеальную «половинку», но, увы, слишком поздно. Судорожно сжимая трость, он