Птицедева - Svetlana Gamayunova

Что тут началось в зале! Визг и топот, но Лилит на такое не возьмешь. А потом она просто вынесла окончательный приговор.

– Нам нужно, чтобы люди прижились и родили детей. От однополых браков этого не дождешься – это самый главный аргумент.

Кощею пришлось дискутировать о правах и обязанностях колонистов. Он, сказал, что мы много думали об этом, изучали и библейские принципы, и даже разработанный в России кодекс строителей коммунизма. Потом достал Библию, показал ее и сказал:

– У вас на Земле так и не научились жить по заповедям, будем надеяться, что у нас это получится. Коммуна – это трудно, вопрос до конца не проработан. Будем брать что-то из опыта израильских кибуцов, других коммун. У кого есть предложения, милости просим – обсудим.

Множество вопросов досталось Славе, но он с честью, как-то по-военному кратко, не разглагольствуя, отвечал на них. Тема еды, питья, жилья, безопасности была особенно близка людям. Хлеб насущный, куда же без него. Публика просила показывать чуть ли не ежедневно, как решаются проблемы с оборудованием, на что Слава сказал: «Конечно– конечно» и даже пообещал курировать это лично, но поручить трансляцию работ по телевидению посоветовал профессионалам.

После трех часов прямого эфира даже бессмертные прибыли домой на последнем издыхании от усталости и, выпив мятного чаю, завалились спать. Тяжело, ой, тяжело и слишком резко все началось. Потянем ли?

– Надо оптимизировать, рационализировать дела и делегировать часть задач на других людей, иначе мы загнемся, – удаляясь к себе, сказал Кошей, – жаль, Василисы нет, она бы смогла хорошо вести делопроизводство, но не хочу, чтобы она перенапрягалась, хочу здорового мальчика. Надо думать, кто это будет делать. Эх, было бы у Вероники тело, лучше кандидатуры не придумаешь. Но, увы, имеем два в одном. Может, уже пора разделить их? У Лотты знания Вероники имеются.

Шоу продолжение. Вероника

Вся следующая неделя прошла для Лилит и Кощея в череде встреч с организаторами шоу и выступлениями на телевидении, подготовками к съемкам и т.д. Михел вечерами изучал существующий и уже не существующий в результате деятельности человека животный мир Америки. Где кто обитает, чтобы можно было найти и отснять.

Слава звонил, встречался со своими знакомыми выживальщиками из Америки, они формировали списки оборудования, необходимых продуктов по сжатому и расширенному варианту. Слава ругался и заявлял, что из-за неясности в дозволенном размере переноса им приходится делать двойную работу. Ну как ему скажешь, что Бог не выходит на связь? И как эту связь установить, никто не знал. Лотта считала, что с ними свяжется кто-нибудь из богинь их Земли и тогда будет ясно, а пока нужно ждать.

Лотта каждый день перемещалась с Михелом по разным известным каждому американцу и не американцу местам Америки. Михел снимал, чтобы потом сравнить и показать различия данных мест на Первой и Второй Земле. Я смотрела и удивлялась, как же мы плохо знаем эту страну, а потом думала: а ведь они и свою, и тем более нашу тоже не сильно знают.

Мне Америка нравилась, конечно, не с ее бешеными городами, а дикая. Лотта тоже считала, что ей на этот раз досталась замечательная часть работы, но все понимали, что скоро появятся люди, и вот тогда ей придется не сладко, а они уже писали и присылали свои резюме. Я их просматривала и систематизировала, когда Лотта отдыхала. У меня получалась двойная нагрузка, но уходить в подсознание, когда мы посещали, например, пещеры Лурей в Виржинии, конечно, не хотелось. Они восхитительны.

В субботу вечером мы стали собираться домой. Отдуваться за всех на этой неделе предстояло Лилит, но она смеялась, радовалась вниманию и ни о чем особо не волновалась в отличие от нас. Так, Кощей волновался о Василисе, Лотта скучала о Карене, Слава мечтал и боялся встречи с Нежаной – вдруг это не та девушка? А еще хуже, если та – да не та или та, да вообще его не помнит. Михел надеялся встретиться с родителями и братом и радовался возможности поснимать на незаселенном континенте. И только мне было все равно, где находиться.

Почему-то хотелось от всей этой суеты уединиться и побыть одной. Я могла уйти в подсознание Лотты и отключиться, но это было как-то неправильно. Не по-человечески. Коммунальная квартира есть коммунальная, и быть вечной приживалкой не хотелось. Тут еще впереди Лоттина свадьба, ее радость и счастье. И мы в кровати втроем. Б-рр. Вроде я ухожу и не слушаю, а мысль, что я могу в любой момент появиться в ее сознании и окажусь ненужным свидетелем ее счастья, казалась кощунственной и не только не радовала, а пугала. Да и потом, ее воспоминания о времени, проведенном с любимым: казалось, я подсматривала и подслушивала, скорее последнее, хотя и некоторые образные воспоминания проскакивали. Мы обе понимали, что вопрос надо решать. Мои знания уже укрепились в ее голове – знания языка и даже компьютера. Если бы Лотта не комплексовала, то у нее даже с этим проблем вообще бы не было.

А еще я по-своему ревновала, ревновала Михела к Лотте. Мое женское естество почему-то никуда не пропало с потерей тела, только еще более активно проявляло себя в молодом теле Лотты. Оно, подхлестнутое гормонами семнадцатилетней девушки, будоражилось от безумно сексуального вида парня. Я смотрела на лицо, на губы, казалось, готовые зацеловать до безумия, но не меня. Косая челка, которую он поправлял легким касанием руки или едва незаметным взмахом головы, чтобы не лезла в глаза, и глаза цвета горячего шоколада, расплавленного, тягучего. Я не могла не чувствовать обожающий взгляд этих глаз, обращенных на Лотту. Обжигающий, полный тоски по несбыточным отношениям, взгляд парня на другую девушку, парня, который мне был симпатичен. Иногда он увлекался работой, и Лотта была для него просто объектом искусства, но иногда его глаза темнели почти до черного, руки крепче сжимали камеру, его внимание было приковано к лицу и фигуре Лотты, словно она была средоточием всей вселенной. Но километры печали отделяли его от этой девушки, она уходила от него по параболе, и ее нельзя было ни догнать, ни остановить. Я запрещала себе об этом думать, но это как в притче: «не думайте про белых обезьян» – нельзя думать, но думается. Опять запрещаю себе эти мысли и еще… Еще хочу пройтись своими ногами по траве, сорвать цветок своими руками, расчесать волосы и дотронуться до них своими пальцами. «Да мало ль чего я хочу, – сказала себе сердито – «но мама спит, и я молчу». Нужно вырабатывать иммунитет на всяких сексуальных… ну понятно кого, и научиться убегать от мыслей о нем не как последняя трусиха, а как умудренная жизнью женщина сорока лет. Все. Закрыли тему».

Наконец, отоспавшись в воскресенье до позднего утра, мы начали собираться. Собрали всю аппаратуру Михела, а ее было очень немало. Кощей тащил с собой домой компьютер, набитый кучей информации – вся Википедия была скачана, другие справочные библиотеки, художественные книги и всякая полезная информация. К компьютеру прилагался мини-генератор, который весил всего один килограмм и работал от любого топлива, хоть на дровах. Слава сказал, что такие генераторы будет брать с собой каждый переселенец, совсем без электроэнергии не обойдемся – и телефоны нужно заряжать – связь-то нужна, и шокеры – диких медведей отпугивать и периметр проживания от них огородить, пока людей не много.

– Вот так и прибывает в мир тихий и не агрессивный несвойственная ему информация и предметы, – немного огорчалась Лотта.

Лилит еще раз заставила Лотту сходить с ней по бутикам и приобрела ей несколько нарядов и туфель, а главное, в подарок купила ей великолепное свадебное платье. Хотя Лотта отнекивалась и говорила, что феи сделают ей потрясающий наряд, Лилит не сдавалась.

– До такого фасона ни одна фея не додумается, – уверяла она и приобрела-таки платье и чудесные удобные элегантные туфли. – Только больше не оставляй свои туфельки никому, а то претендентов только обнадеживаешь, потом динамишь, – почему-то начала ерничать Лилит, глядя на Михела.

Стоящий рядом парень совсем расстроился и неожиданно даже для себя сказал:

– Лотта, а действительно, как же теперь та туфелька, что попала ко мне в руки? Ведь по закону жанра и моей женой ты должна стать.

– Михел, ты что, о шведской семье помышляешь? – захохотала Лилит.

Казалось, ничто не может выбить ее из состояния веселья и легкого подтрунивания над окружающими. Я ей поражалась.

Лотта печально наклонила голову. Она переживала, мучилась, рефлексировала, страдала – в общем, я ощущала весь спектр этих эмоций, возникающих у нее почти всегда, когда Михел был рядом.

«Совестливая ты наша, – подумала я. – А что поделаешь?»

А Лилит посмотрела на расстроенного Михела и вдруг продолжила неожиданно зло:

– Снимем мыльную оперу со сценами: ангел по имени Лотта, сошедший с небес, с печальной улыбкой смотрел на несчастного воздыхателя и думал: клонироваться бы, раздвоиться, чтобы всем было хорошо. Туфельки две, принца два, а я такая молодая, семнадцатилетняя, маленькая, неопытная девочка Лотта и у меня только одно сердце, отданное смертному Карену. И это сердце разрывается от бессилия, потому что Михел – брат Карена и мой родственник, а когда брату мужа плохо, то плохо и мужу. Как верная жена, я должна заботится о … обо всех, и я помогу Михелу перенести эту боль. Потому что я знаю… что? Что я знаю? Ах да: «В мире много людей, которые умирают от голода, но еще больше тех, кто умирает от того, что им не хватает любви». (Мать Тереза). Я не дам ему умереть от любви ко мне. Я, наверное, попрошу Лилит превратиться опять в меня и удовлетворить его страсть. Но он заметит подмену и ему будет больно. Что делать, что делать? Ах, я не знаю, что делать.