Четвертая Беты - Гоар Маркосян-Каспер

— Внутреннее кровотечение, — определил Эд, бросив на него цепкий взгляд, — посмотрим, откуда.

Щуп диагностера плавно скользил по зеленовато-бледной коже. Ника прижалась к Дану, со страхом глядя на экранчик.

— Задета печень, — комментировал Эд, — разрывы кишечника… почки целы… поджелудочная железа тоже, селезенка… что ж, он еще легко отделался… ч-черт! — Лицо его вытянулось. — Поврежден спинной мозг, — констатировал он хмуро.

— Неужели ничего нельзя сделать? — шепнула Ника с мольбой, подавшись к нему.

— Можно. Но не здесь. Собственно, оперировать можно бы и здесь, но спинной мозг… Дело — дрянь. Чтоб поставить его на ноги, нужна специальная аппаратура. Наша аппаратура.

— А мы довезем его?..

— Живым? Должны. Я попробую остановить кровотечение. Вообще странно, что он до сих пор жив. Ты ему что-нибудь давала?

— Витин. У меня оставалось четыре капсулы витина.

— Тогда понятно.

Дальнейшего Дан не видел, вида крови он не переносил и сбежал во двор, предоставив женщинам помогать Эду. Маран не вмешивался, сидел на подоконнике, Дан все время видел в окне его спину, обтянутую тонкой тканью обычной в Бакнии светлой рубашки с широкими рукавами. Дан шагал и шагал мимо окна, пока не стемнело. Рэта уже выкатилась из-за гор, когда Маран окликнул его сверху. Донести Поэта до мобиля было несложно, поместить его там тоже удалось более или менее удобно, но проехать по узкой горной дороге!.. На этот раз Маран взял другую машину, побольше, и она оказалась чуть ли не шире, чем полотно шоссе… Дан поежился, он не мог вспоминать это путешествие без содрогания. Последнее, что осталось в памяти — узкая длинная площадка под взлетевшим флайером, застывший на дороге большой мобиль и одинокая неподвижная фигура Марана, молча смотревшего вслед…

Поэт так и не пришел в сознание — ни когда его переносили из флайера в астролет, ни когда астролет сел у входа на базу, ни когда его везли по коридорам, ни когда уложили на операционный стол…

— Порядок, — сказал Эд, смешав течение мыслей Дана. — Регенерация полная, проводимость нормальная. Сейчас мы его разбудим.

С невольным трепетом Дан подошел к прозрачной яйцевидной камере, в которой наполовину погруженное в плотную, чуть опалесцирующую жидкость покоилось маленькое, ладное тело Поэта.

— Станьте поближе, — скомандовал Эд, — пусть он по пробуждении увидит знакомые лица, а то, чего доброго, у него будет информационный шок.

— У него? Не будет, не волнуйся, — сказала Ника уверенно, но к камере подошла.

Эд задвигал рукоятками, защелкал тумблерами. Загорелся верхний свет, освещение камеры погасло, жидкость всосалась в отверстия, цепочкой опоясывающие приплюснутое дно, тело Поэта опустилось на нижнюю, выстланную мягким пластиком плоскость камеры. Эд в последний раз нажал на кнопку, верхняя половинка яйца дрогнула и поползла вверх.

Передав дежурство в обсерватории, Дан зашел в библиотеку и выбрал пару книг. Он был одним из немногих людей на базе… да и на всей Земле, наверное… предпочитавших старинные бумажные книги видеобукам, аудиобукам и прочим игрушкам. Страница книги на экране дисплея? Конечно, это удобно, даже незаменимо при работе с литературой, при отборе данных, но для удовольствия? Дан не мог представить себе радость от чтения без шелеста бумажных страниц, без того архаичного, быть может, толстого томика, с которым хорошо прилечь на диван, прихватив заодно коробочку… ну, к примеру, с орехами или миндалем в шоколаде… к стыду своему Дан был неисправимым сладкоежкой. Любовью к книгам он был обязан отцу, который всю жизнь вплоть до самой своей ранней и достаточно нелепой гибели в авиакатастрофе неутомимо собирал их. Маленькая его квартирка была превращена в библиотеку, контакты с терминалом Универсального Банка Информации в лице собственного компьютера он глубоко презирал, отзываясь о последнем пренебрежительно «этот ящик», и при каждой встрече с сыном щедро наделял того драгоценными томиками из своей коллекции преимущественно по старой литературе, которой занимался последние тридцать лет жизни. После смерти отца библиотека досталась Дану, водворить ее в квартиру, где они жили с матерью, ему удалось не без борьбы, мать пыталась возражать против книг, она недолюбливала все, связанное с отцом, не в силах простить тому уход из дому…

Взяв пару исторических романов прошлого века, Дан пошел к Нике. Прекрасная Жрица Главного Компьютера, как полунасмешливо-полувлюбленно называли Нику молодые ребята с базы, сидела, забравшись с ногами в глубокое кресло, вплотную придвинутое к низкому столу, буквально заваленному цветами из оранжереи… интересно, кто их сюда притащил? Среди цветов стояла чашка с недопитым кофе. Чуть поотдаль в кресле помельче устроился Поэт. Он был мрачен. Плохое настроение его явно не имело отношения к самочувствию, выглядел он прекрасно, чуть пополнел, морщинки у глаз разгладились, кожа порозовела. Дан знал, что Эд подобрал ему комплекс асан, хатха-йога быстро восстановила гибкость и силу тела, пролежавшего без движения два месяца, уж наверно, Поэт никогда в жизни не был настолько здоров. И однако он был хмур и подавлен. Всего два месяца назад Дан тут же заподозрил бы, что настроение Поэта инспирировано Никой, но теперь это ему и в голову не пришло… вернее, пришло, но именно в таком контексте, и он удивился сам себе.

— Что-нибудь случилось? — спросил он мирно.

Поэт не ответил, только поднял на Дана грустные глаза.

— Принести тебе кофе?

— Пожалуй. И Поэту тоже.

— Спасибо, что надоумил. Я, конечно, не догадалась бы ему предложить, — ядовито сказала Ника, сползая со своего кресла и направляясь к боковой двери.

Дан рассеянно включил музыку, наугад ткнув в первую попавшуюся клавишу… это оказалась сороковая симфония Моцарта… убрал звук до минимума и развалился в углу дивана.

— Хорошо у вас, — сказал Поэт со вздохом. — Сколько еще времени должно пройти, прежде чем…

— Лет двести. Или немного меньше. Сто пятьдесят, скажем… Хотя наука и техника имеют свойство совершать неожиданные скачки, так что точно угадать трудно.

— Дан! Сколько это еще продлится? — Ника вошла с полным кофейником, поставила его на журнальный столик, открыла шкафчик в углу и стала вынимать из него предмет за предметом: чашки, блюдца, ложки, сахарницу, стаканы, пакет с апельсиновым соком, пакетик со сливками, коробку с печеньем, пузатую бутыль с водой, наконец, огромную вазу в форме шара со срезанной верхушкой.

— Что именно? — спросил Дан, дождавшись, пока она расставит чашки, нальет в них кофе, в вазу воду, сядет и примется за устройство своих цветов.