Поцелуйте невесту, милорд! - Патриция Кэбот

Откинувшись в его объятиях, Эмма широко распахнутыми глазами смотрела в его лицо, находившееся всего в нескольких дюймах от нее. Выражение этих глаз, темно-голубых, как море, омывавшее остров, озадачило и вместе с тем возбудило Джеймса.

Эмма по какой-то причине его стеснялась.

— Ну, давайте же, милорд, — подзадорила его миссис Мактавиш. — Поцелуйте новобрачную!

Джеймс ни секунды более не колебался. А что еще прикажете делать? Не может же он не поцеловать Эмму, когда Джеффри Бейн сверлит его злобным взглядом? Еще чего доброго вообразит, будто у него остается шанс.

Ощущая на себе смущенный взгляд Эммы, не говоря уже о том, что она оцепенела в его руках, явно не слишком довольная положением, в котором оказалась, Джеймс склонил голову с намерением только коснуться ее губ.

Но когда их губы соприкоснулись, произошло нечто совершенно неожиданное, нечто, что — Джеймс был уверен, — потрясло Эмму куда больше, чем его самого. Он-то по крайней мере всегда подозревал, что целовать Эмму — это опыт, который не сразу забудешь.

Но Эмма, вне всякого сомнения, никогда не вынашивала мыслей о том, чтобы целоваться с ним, Джеймсом. Да и с какой стати? В конце концов, он всего лишь ненавистный кузен ее возлюбленного, который настроил против нее семью и расквасил нос ее жениху. Нет, маловероятно, что Эмма вообще задумывалась о том, каково это — целоваться с Джеймсом.

И все же Джеймс не сомневался, что был не единственным, кто ощутил внезапный и необъяснимый толчок, когда их губы соприкоснулись. Даже учитывая, что он ожидал чего-то в этом роде — мужчина не может так долго и так часто мечтать о губах вполне определенной женщины и ничего не почувствовать, когда эти мечты наконец осуществились, — это был шок, ибо ощущения оказались намного сильнее, чем он предполагал.

Но на Эмму, которая и вообразить не могла, что когда-либо в жизни станет целоваться с графом Денемом, крохотная искорка, проскочившая между ними, когда их губы встретились, подействовала, как удар молнии с ясного неба. Настолько сильно, что, когда Джеймс поднял голову, запечатлев на ее устах целомудренный — как того требовали приличия — поцелуй, Эмма, губы которой все еще покалывало от контакта, показавшегося ей слишком кратким, обхватила его руками за шею и снова притянула к себе его лицо, совершенно забыв об аудитории, с изумлением взиравшей на них

Но разве можно ее в этом винить? Никогда в своей жизни Эмма не испытывала ничего, даже отдаленно напоминающего то, что она почувствовала, когда губы Джеймса коснулись ее губ. Возможно, полгода вдовства приглушили ее воспоминания, но поцелуй ее Стюарт хоть раз так, как его кузен, она бы наверняка запомнила.

А когда их губы снова встретились, Эмма окончательно удостоверилась, что никогда не испытывала ничего подобного от прикосновения мужских губ. Не то чтобы у нее был большой опыт по части поцелуев. В сущности, ей было не с кем сравнивать, кроме собственного мужа. Но поцелуи — в числе прочего — никогда не имели особого значения для Стюарта, который часто указывал Эмме, что жене викария не пристало интересоваться физическими проявлениями любви. И потому Эмма усердно старалась обратить свои помыслы на более возвышенные предметы.

Но сейчас, находясь в объятиях кузена своего покойного мужа, Эмма обнаружила, что совсем непросто размышлять о возвышенных предметах, когда тебя целуют столь умело, как это делал Джеймс. А в том, что Джеймс Марбери настоящий дока в области поцелуев, не приходилось сомневаться. Он приник к ее губам с нежной и вместе с тем властной настойчивостью, удивительно властной, учитывая, что с тех пор как они поженились, не прошло и тридцати секунд.

Поцелуи Стюарта никогда не были ни настойчивыми, ни властными. Когда он целовал Эмму, можно было не сомневаться, что он думает о чем-то другом: о предстоящей проповеди, о противоречиях в суждениях Уильяма Пейли о благодетельной природе Бога или о том, как заставить О’Мэлли, брак которого был гражданским, обвенчаться в церкви.

Но с кузеном Стюарта все обстояло иначе. Джеймс целовал ее так, словно не мог думать ни о чем, кроме нее, Эммы.

Это было удивительно приятно. Особенно если учесть, что за последние полгода нашлось немало таких, кто, не слишком задумываясь о ней самой, усиленно размышлял о десяти тысячах фунтов, которые она должна была унаследовать в день свадьбы. Интерес Джеймса в отличие от них носил чисто персональный характер. Настолько персональный, что Эмма готова была поклясться, что он и в самом деле испытывает к ней что-то… что-то, выходящее за рамки его желания искупить причиненное ей зло. В конце концов, разве, когда она обняла Джеймса за шею, его руки не напряглись, прижав ее еще теснее? Разве она не чувствует сквозь его жилет и лиф собственного платья, как гулко бьется его сердце? И разве нет в его поцелуе чего-то собственнического, словно он и вправду считает, что она теперь принадлежит ему? До чего же приятно, когда тебя целуют так, словно мужчина завоеватель, а она его добыча…

Не то чтобы Эмма была склонна к подобным фантазиям. Просто… просто насколько иначе все могло сложиться, если бы Стюарт целовал ее таким вот образом!

Ее размышления были прерваны громким покашливанием за спиной, которое мигом вернуло Эмму к реальности. Милостивый Боже! Она все еще в замке лорда Маккрея, в окружении всех этих людей! Как, оказывается, легко забыться в объятиях Джеймса. И как чудесно находиться в его сильных руках, ощущать тепло его тела, вдыхать его чистый запах!

Оторвавшись от губ Джеймса, Эмма виновато заморгала, уставившись на судью Риордана. Он по крайней мере не сверкал гневно глазами, как лорд Маккрей, стоявший рядом. Совсем наоборот: судья Риордан, казалось, искренне забавлялся.

— Поздравляю, — с удовлетворением сказал он, — Хорошо то, что хорошо кончается. Идеальный брак, я бы сказал. Ей нужна стабильность, которой у него в избытке, а ему нужно смягчающее влияние, которое она, вне всякого сомнения, обеспечит. А теперь, если вы не возражаете, я хотел бы вернуться к своему хаггису.

Джеймс, к величайшему разочарованию Эммы, выпрямился и разомкнул объятия. Но когда, к ее стыду она покачнулась, чувствуя себя крайне неустойчиво после поцелуя, от которого ее кости, казалось, превратились в желе, его рука скользнула ей на талию и поддержала.

— Да, — сказал Джеймс своим звучным и, как она отметила, совершенно спокойным голосом. — Мы достаточно долго злоупотребляли гостеприимством лорда Маккрея…

— Чепуха! — Мелодичный голос Фионы Бейн прозвучат чуточку пронзительно, что указывало, что она разделяет чувства брата, который с мрачным видом уселся в глубокое кресло у огня. — Вы должны остаться на ленч. Свадебный ленч.