Бабочка на штанге - Владислав Крапивин

— Главное, чтобы куклы не спотыкались, — заметил Костик.

Я спросил:

— А когда первый спектакль?

Рина затуманилась:

— Не раньше августа. Надо музыку сочинить и записать на диски. Роли выучить, репетиции провести… А еще ведь куча других дел. Шлюпку нужно починить, чтобы спустить в этом году…

— Дядя Миша парус раздобыл у каких-то знакомых, — сообщил Яков. — Почти целый, только с одной дырой…

— Надо сходить, посмотреть, — решил Серый и поддернул трусы (похоже на Шарнирчика). — Пошли все вместе!

— Идите втроем, — сказала Рина. — Зачем такой толпой…

Чибис понятливо посмотрел на меня. Попросил:

— Можно, я тоже схожу? Никогда не видел настоящего паруса…

Конечно, все сказали, что можно.

Все, кроме Рины и меня, ушли из Пуппельхауса. Мы сели на лавку недалеко от распахнутых дверей.

— Ну вот… — сказала Рина, будто мы встретились только сию минуту. Положила поцарапанные пальцы себе на колени и стала смотреть перед собой. Волосы ее золотились на виске. На оправе очков горела искра.

— Да… — сказал я.

— Что «да»? — спросила она.

— Что «ну вот», — сказал я. — То есть что все-таки встретились. И…

— Что?

— Ну… будто «Андромеда» была только вчера… А на самом деле прошел год.

— Десять месяцев, — сказала она.

— Какая разница, — сказал я. Потому что надо ведь было что-то сказать. Потом я добавил:

— Конечно, я дурак и лентяй. Нужно было искать изо всех сил, а я так… через пень-колоду. Потому что…

— Почему?

— Ну… я думал… может, ты уже и не помнишь про меня. Может, думаешь…

— Что?

— Ну… — бормотнул я. — «Может, мальчика-то и не было»…

— Дурень… — сказала она.

— Ага, — согласился я.

— А ты…

— Что?

— Наверно, думал: «Может, никакой девочки не было…»

— Нет… я так не думал. Я…

— Ну, чего «я»? Говори, раз начал…

— Я… даже стихи про тебя однажды сочинил…

— Правда?!

Я не решался взглянуть на Рину, но почувствовал, что он заулыбалась.

— Прочитай…

— Да ну… Они неуклюжие.

Я бессовестно врал. Стихи я сочинил не «однажды», а только что. То есть они сложились сами собой, и я удивился, потому что сроду не занимался стихотворчеством (только вот так же появились однажды строчки для вальса).

— Все равно прочитай.

— Ты разозлишься…

— Ни капельки!

— Но они же… ни складу, ни ладу…

— Клим! — строго сказала она, будто малышу в песочнице. — Раз начал, говори до конца…

— Ну… только отодвинься.

Она сначала чуточку отодвинулась, потом спросила:

— А зачем?

— Чтобы не вспыхнуть от меня… Я сейчас буду сгорать от стыда… — Это я говорил с дурашливостью, а под ней прятал настоящий великий стыд. Но сильнее стыда было желание — прочитать. И пусть потом обхихикает или поколотит… Я зажмурился и предупредил:

— Это вроде считалки…

— Говори.

Я зажмурился сильнее и выговорил:

Ринка, кринка, мандаринка,Будто ты в глазу соринка.Очень грустная слезаНабегает на глаза.Я искал тебя по свету,Я боялся ждать ответа.Потому что вдруг ответ:«А меня на свете нет…»

Я замолчал, уши раскалились, и я собрался провалиться куда-нибудь совсем глубоко. Глубже колодца под большим колесом. Но она придвинулась опять и шепотом сказала у моей щеки:

— Эх ты… Клим Самгин…

Пришлось задержать падение.

— Почему… Самгин?

— Потому что я иногда тоже думала: «А был ли мальчик?»

Она вдруг коснулась сухими губами мочки моего горячего уха. Запустила пальцы в космы у меня на затылке, потрепала мою голову (ну, совсем как мама) и быстро вышла из Пуппельхауса.

Я посидел, тая и обмирая. Вот, значит, как… Потом я напружинил мышцы, расправил плечи и, щурясь от солнца, шагнул на улицу.

«Хорошо, что она не обиделась на «Ринку». Теперь всегда буду звать ее так…»

Поодаль резвилась малышня, звенела смехом и голосами. Некоторые опять висели на колесе. Среди них — конечно же! — наши ненаглядные Саньки-Соньки. Под ними прыгал Бумсель, повизгивая от беспокойства и азарта.

Ринки нигде не было.

Сзади, неслышно, подошел Чибис. Проложил мне на плечи ладони, спросил вполголоса:

— Ну, что? Объяснились?

Нахал! Идиот! Какое ему дело?! Я напряг плечи, чтобы сбросить его ладони. И… не сбросил. Пробормотал:

— Кажется, да…

— Вот и хорошо. Значит, ты нашел, что искал…

Я все же ощетинился:

— А чего такого я искал?..

Он ласково сказал:

— Втяни колючки… тебе хорошо. А я вот не знаю, найду ли…

Я сделал вид, что продолжаю дуться:

— А чего ты ищешь-то?..

Он удивился, сказал сзади, через мое плечо:

— Будто ты не знаешь! Конечно, маску… Дурацкое слово! Не маску, а портрет Агейки. Его Улыбку…

У меня хватило ума не сказать: «Зачем?» Я снял его ладони с плеч, протянул его руки себе под мышки и соединил пальцы Чибиса у себя на груди. И все же спросил:

— Найдешь… и что будет дальше? В ней же энергия…

— Ну да… Есть идея… Надо только с Ринкой посоветоваться… — (Меня слегка царапнуло, что он сказал «с Ринкой», а не «с Риной», однако я не подал вида. И ладонью накрыл его пальцы.)

— О чем посоветоваться, Чибис?

Он не ответил. Ну и ладно. Потом все равно скажет…

Я расцепил на груди пальцы Чибиса, ухватил его за кисти рук. Подбросил его спиной, и он повис на мне. Я потащил его от Пуппельхауса к колесу.

— Битый небитого везет, — сообщил он, царапая кроссовками подорожники.

— Почему это я битый?

— А разве Ринка не надавала тебе плюх за то, что не звонил, не писал?

— Всё! — решил я. — Сейчас открою ключиком крышку колодца, и один языкастый тип отправится к центру Земли.

— Ключик не сработает! У тебя зловредная идея!

— Тогда приземлю тебя в крапиву!

— Ай! — Чибис задергался, но я крепко держал его щуплые запястья. И потащил к кусачим зарослям у изгороди. Пусть побоится немного. За свою вредность…

— Рик, это и есть твои гости? — послышалось откуда-то сбоку. Я стряхнул Чибиса и оглянулся.

На дощатом мостике через канаву стояли Ринка и толстый, заросший светлой курчавой бородкой дядька с удивительно синими глазами. Это он веселым голосом спрашивал про нас Ринку и называл ее именем «Рик».

— Да, это они, — официальным тоном подтвердила Ринка. — А еще двое болтаются на колесе. Вон те, в желтых футболках. — Затем она взяла дядьку за руку и повернулась к нам:

— А это Валентин Валентиныч, мэр нашего поселка Колёса. И заодно мой папа…

— О-о… — сказали мы с Чибисом. Не ожидали, что Ринкин папа — главное здешнее начальство. Потом мы спохватились, встали прямо и наклонили головы: — Здрасте…

Валентин Валентиныч тоже наклонил голову — так же, как мы. И глянул на дочь.

— Душа моя, ты, конечно, развлекала гостей «пуппельными» делами и не подумала, что их надо покормить обедом.

Ринка сказала, что как раз об этом она думает. И что, пожалуй, гостей лучше рассовать по одному к разным ребятам.

— У нас в доме, господин мэр, шаром покати, а мама привезет продукты лишь через два часа, потому что она встретила тетю Зину и они вместе отправились на Ново-Калошинский рынок.

Ринкин папа поскреб бородку.

— Там где возникает тетя Зина, ждать скорого обеда бессмысленно… Однако у нас были где-то брикеты яичной вермишели. Называется «Александра и Софья».

— Фи… — картинно сморщилась Рина. — Кормить гостей этим продуктом для бомжей…