Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Документальные книги » Биографии и Мемуары » Страсти по Максиму. Горький: девять дней после смерти - Павел Басинский

Страсти по Максиму. Горький: девять дней после смерти - Павел Басинский

Читать онлайн Страсти по Максиму. Горький: девять дней после смерти - Павел Басинский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 85
Перейти на страницу:

Эти слова из интервью Горького 1903 года, и они многое объясняют в «На дне». Лука и Сатин – не оппоненты, но два философа, которые не знают об истине, но знают о правде и делают из нее противоположные выводы. Собственно говоря, это две ипостаси Максима Горького.

«Правда» заключается в том, что для этики будущего, этики ХХ века, «люди» перестанут быть индивидуальными, духовно ценными единицами. Попытка самоубийства нового Алеши Пешкова уже не всколыхнет огромный город, не заставит церковь заниматься практическим вопросом его духовного спасения. Жизнь человеческая вообще не будет стоить ломаного гроша. В грязные окопы пойдут миллионы людей, став пушечным мясом, пищей для вшей. Их будут травить ядовитыми газами, как крыс и насекомых. Потом будет красный террор, голодоморы 30-х годов на Украине, на Кавказе, в Поволжье. Потом – печи Бухенвальда, массовое истребление целых наций и даже рас. Хиросима. И многое другое, что станет этикой будущего. Вот от чего убегает со своей последней жалостью Лука и над чем в глубоком отчаянии, хлопнув для храбрости стакан водки, пытается утвердить знамя «уважения» к Человеку богоборец Сатин.

День пятый: сила и слава

Ко времени первой встречи с ним слава его шла уже по всей России. Потом она только продолжала расти. Русская интеллигенция сходила от него с ума… И вот, каждое новое произведение Горького тотчас делалось всероссийским событием. И он все менялся и менялся – и в образе жизни, и в обращении с людьми.

И. Бунин. Горький

Испытание Льва, испытание Львом

Вспоминает Немирович-Данченко: «Весной 1902 года, приехав в Ялту, я узнал, что Алексей Максимович живет в Олеизе, и когда я к нему туда приехал, он мне прочел два первых акта “На дне”. Там же находился Лев Толстой, с которым Горький до этого уже встречался в Хамовниках и Ясной Поляне. Горький вспоминал: „Прочел ему сцены из пьесы “На дне”, он выслушал внимательно, потом спросил: “Зачем вы пишете это?”“

Как ни странно, но можно предположить, что во время слушания пьесы «На дне» Толстого одолевали те же сомнения, что и цензора Трубачова. В самом деле – зачем? Толстой воспринимал мир и искусство органически. Если человек за стаканом водки произносит монолог о гордом Человеке, значит, он просто бредит.

Толстой ждал от Горького произведений в народном вкусе. И вдруг такое! Толстой высоко оценил то, что Горький в первых своих очерках и рассказах обратил внимание публики на человека «дна», на «совсем пропащих». «Мы все знаем, – записывает Толстой в дневнике 11 мая 1901 года в Ясной Поляне, – что босяки – люди и братья, но знаем это теоретически; он же показал нам их во весь рост, любя их, и заразил нас этой любовью. Разговоры его неверны, преувеличенны, но мы всё прощаем за то, что он расширил нашу любовь».

В этой записи очень важна формулировка «заражать». Главную цель искусства Толстой видел именно в том, чтобы «заражать» читателя своими мыслями, чувствами, духовным настроем.

Но вот к художественным достоинствам произведений Горького Толстой бывал порой беспощаден. Начинающего драматурга Горького не мог не задеть вопрос, брошенный великим старцем: «Зачем вы пишете это?» Но едва ли он знал, какие пометки оставил Толстой на полях его «Очерков и рассказов». Часть горьковских книг, подаренных Толстому, хранится в ясно-полянском музее. Вот Толстой пишет карандашом на полях рассказа «Супруги Орловы»: «Какая фальшь!» Ниже: «Фальшь ужасная!» Еще ниже: «Отвратительно!» А вот его мнение о рассказе «Варенька Олесова»: «Гадко» и «Очень гадко». И только рассказу «Озорник» великий Лев поставил «4», написав в конце текста рассказа: «Хорошо всё».

По воспоминаниям вождя символистов Валерия Брюсова, Петр Боборыкин возмущался сенсационным успехом постановки «На дне» в Московском Художественном театре: «Всего пять лет пишет! Я вот сорок лет пишу, шестьдесят томов написал, а мне таких оваций не было!»

В самом деле, было на что обидеться. Слава молодого Горького действительно была сверхъестественной. Его фотографии продавались на книжных лотках. В губернских и уездных городах появились двойники Максима Горького. Они носили, как и он, сапоги с заправленными в них штанами, украинские расшитые рубахи, наборные кавказские пояски, отращивали себе усы и длинные волосы, выдавали себя за настоящего Горького, устраивали концерты с чтением его произведений. Простонародная внешность Горького, лицо типичного мастерового сыграли с ним злую шутку.

Несомненно, он задумывался над этим и через некоторое время резко изменил свой внешний стиль – стал носить дорогие костюмы, обувь, сорочки… Зрелый Горький, каким мы знаем его по фотографиям, – это высокий, сухопарый, изящно одетый мужчина, не стесняющийся фотографов, умеющий артистично позировать перед ними.

Слава Горького начинает раздражать Толстого. «Настоящий человек из народа», который понравился ему своей, с одной стороны, стеснительностью, а с другой – независимостью суждений, превратился в кумира публики, известность которого затмила чеховскую и стремительно поднималась к его, великого Льва, олимпийской вершине. Но речь, разумеется, не могла идти о зависти. Просто Толстой почувствовал, что с появлением Горького наступает какая-то новая эра в литературе. Внешне Горький сохранял преемственность литературных поколений. Он клялся – и неоднократно – в верности Короленко. Он, как и Иван Бунин, Леонид Андреев, Борис Зайцев, Иван Шмелев и другие писатели-реалисты, с глубоким и даже каким-то интимным пиететом относился к Чехову. Что же касается Толстого, то для них он был богом, как, впрочем, и для Чехова. Бунин вспоминал, что каждый раз, отправляясь к Толстому, весьма независимый в поведении Чехов очень старательно одевался. «Вы только подумайте, – говорил Чехов, – ведь это он написал: „Анна чувствовала, что ее глаза светятся в темноте“!»

Для Горького Толстой, помимо писательской величины, являл собой еще и величину духовную, воплощая в себе образ Человека. «А я, не верующий в Бога, смотрю на него почему-то очень осторожно, немножко боязливо, смотрю и думаю: “Этот человек – богоподобен”». Эти слова завершают очерк Горького о Толстом.

Толстой одним из первых почувствовал, что Горький несет с собой новую мораль. Это насторожило его, потому что противоречило его философии личного спасения через индивидуальное деланье добра, вне лона соборного православия. С Горьким же приходила какая-то новая, искаженная «соборность» в образе социализма. Это тем более насторожило Толстого, что он глубоко почувствовал гордый индивидуализм раннего Горького и его ницшеанские истоки. Этика Толстого все-таки не порывала с христианством, какие бы еретические мысли ни высказывал он о божественном происхождении Иисуса и непорочном зачатии, как бы разрушительно ни отзывался он о таинстве Евхаристии и об институте церкви в целом. Взгляды Толстого имели христианские истоки. Он искал последней правды и хотел очистить христианство от наносной лжи. Горький же искал не христианской правды, а выхода из нее.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 85
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Страсти по Максиму. Горький: девять дней после смерти - Павел Басинский торрент бесплатно.
Комментарии
Открыть боковую панель
Комментарии
Сергей
Сергей 24.01.2024 - 17:40
Интересно было, если вчитаться