Змеиный мох (СИ) - Рябинина Татьяна

«Ты что-то сдал, Аркаш. Это потому, что не пьешь, чертяка. С каких пор трезвенником заделался? И побрился зачем-то. Такие волосы были! Смотри, девушки любить не будут».

Он улыбался, смеялся, шутил в ответ. Я понять не мог, как ему удается. Откуда столько мужества и выдержки. И что при этом у него внутри.

Когда все уже расходились и прощались, он крепко обнял Славу. Я стоял рядом и слышал его слова:

- Спасибо за все, Славка. Об одном прошу: Денису помогай, как мне. Ну… Степану со Светой передам привет. Так! Никаких слез! Не смей! Все будет хорошо. Маришку и Юльку поцелуй от меня.

Дома мы проговорили почти всю ночь. Хотя и понятно было, что не наговоришься за прошедшую жизнь, и вперед тем более.

- Как-то бестолково у меня все вышло, - сказал Аркадий уже под утро. – Любил одну женщину, женился на другой. Вкалывал, как проклятый. Похоронил дочь… Не дай бог кому хоронить своих детей. И все-таки я благодарен Гале. За то, что была со мной, хоть и недолго. За то, что родила тебя. И что познакомила нас. Да, поздно, но познакомила.

Утром я отвез его в аэропорт.

- Все, Денис, иди, - зарегистрировавшись на рейс, он обнял меня. – Долгие проводы – не люблю. Помни, я уехал туда, где нет интернета.

Вернулся домой, ходил по квартире, как тигр по клетке, не находя себе места.

Как бы я хотел сейчас, чтобы Надя была рядом. Ничего такого – просто чтобы была рядом. Поехать к ней? Но не осталось у меня сейчас сил на разговоры, выяснения отношений. Ни на что.

Завтра…

=49

Если б я знал, чем кончится это самое завтра, лучше бы вообще не просыпался.

Бывают в Питере такие дни, в любое время года, даже в мороз, когда нечем дышать. Реально не хватает воздуха. Может стоять полный штиль, может задувать так, что пакеты удирают из помоек и подскакивают до десятого этажа, но воздух – тяжелый, густой, вязкий. Хочется вдохнуть глубже, еще глубже – и не помогает.

Утро вылупилось серое, прохладное – и душное. И на сердце было так же тяжело. От того, что уже произошло. И… от того, что должно было произойти? Предчувствие чего-то недоброго давило посильнее атмосферы.

Поставив машину, я привычно оглянулся в поисках голубого Тигуана, но не увидел. Это было странным – обычно Надя приезжала раньше. Включил сигнализацию, вышел со стоянки и вдруг услышал за спиной торопливый перестук каблуков.

- Денис!

Может, я случайно, сам того не заметив, заключил договор с дьяволом? Я ему душу, а он мне Надю? Или настолько микросхемы в голове перегрелись, что уже мерещится?

Остановился, обернулся. Она догнала меня, посмотрела снизу вверх, закусив губу. Спросила тихо:

- Попрощались?

Это был так неожиданно, что я даже растерялся. И только кивнул молча.

- Жаль, - вздохнула Надя, и мы пошли к входу, медленно-медленно, словно растягивая эти несколько десятков метров. – Я его сама не знала, видела только раза три или четыре. Но Славка много рассказывал. А ты не можешь к нему поехать?

- У меня первый допуск. Пять лет после увольнения. Знаешь, что это?

- Секретка? Но ведь к родственникам, кажется, пускают, разве нет? При болезни, на… - она запнулась, - на похороны.

- Да, пускают. Но мы-то официально не родственники. Можешь смеяться, меня выпустят, но только чтобы принять наследство. Это, как ни странно, разрешают. Независимо от наличия или отсутствия родства.

- Но ведь можно же как-то все оформить? Ну, не знаю, тест на ДНК сделать.

- Надюш… - вздохнул я. – Долго рассказывать. Сам по себе тест на ДНК ничего не значит. Дает два варианта ответа: «отцовство исключается» и «отцовство не исключается». И вероятность, если не исключается. Стопроцентной, кстати, не бывает. А дальше все в судебном порядке. Вот если б не было завещания, я с этим тестом мог бы через суд добиться права на наследство. Главная проблема в том, что отчим меня усыновил. Фактически надо отменить одно усыновление и оформить другое. А это очень мутно и сложно, особенно если речь идет о взрослом человеке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Как все по-идиотски, - она покачала головой. – Иногда сталкиваешься со всей этой бюрократией и чувствуешь такую беспомощность. Хоть башкой об стену бейся – бесполезно. Или взятку давать. Правда, я в этом плане такая бестолочь, что обязательно попадусь с поличным и окажусь в тюрьме.

- Взяткодатель всегда может сказать, что взяткобратель его вынудил. И тогда не сядет.

- Взяткобратель? – рассмеялась она.

- А что? Кто дает – взяткодатель. А кто берет? Получается, взяткобратель.

- А если уже взял? Взятковзятель?

- Ну, наверно, - согласился я. – Слушай, а где ты машину поставила? Я посмотрел – не увидел.

- А я на метро сегодня. У Киры же юбилей. Забыл?

- Черт… И правда забыл. В склерознике-то наверняка записано, у меня там все дни рождения, но в не заглядывал, не до того было. А в телефоне напоминалка на девять часов настроена. И что, прямо сегодня будем праздновать?

- А когда? – удивилась Надя. – В пятницу – еще рано было. А в следующую – уже поздно как-то.

- Привет, молодежь! – зычно гаркнула за спиной юбилярша. Легка на помине, видимо, не одну еще круглую дату справит.

- С днем рождения, Кирванна, - Надя поцеловала ее в щеку, я обошелся словесным поздравлением.

- Ну, я вас вечером жду, да? – уточнила Кира, когда мы уже ехали в лифте. – В шесть в буфете.

- Конечно, - ответила Надя за нас обоих.

- Послушай, а здесь всегда так? – вполголоса спросил я, когда Кира зашла к себе: их с Лисицыным кабинет был у самого лифта.

- Как? – не поняла Надя.

- Дни рождения отмечают.

- Да нет, конечно. Обычно у себя поляну накрывают, для своих. Ну и с кем еще из других отделов дружат. В буфете – только юбилеи, да и то не всегда. Ну и на Новый год. Корпоратив.

- Ей что, не с кем дома отпраздновать? Кире? – уточнил я. – Ну там родственники, друзья?

- У Киры-то? С мужем в разводе, детей нет. Друзья? Понятия не имею. Мы с ней на нейтралке, только по делу. У меня ведь тоже… друзей почти нет. На одной руке пальцев хватит, еще и лишние останутся. Родители далеко. Наверно, здорово хреново в полтос остаться совсем одной.

И такая тоска была в ее голосе… И так захотелось сказать: «Ты – точно не останешься. Если, конечно, позволишь мне быть с тобой».

Мы разговаривали почти так же, как тогда в Змеином мху, сидя в облезлой комнате с лампочкой на шнуре и дырой в стене вместо камина. Что-то такое теплое, доверительное снова возникло между нами – чего ни разу больше не было после того вечера.

Что случилось за эту неделю, пока мы не виделись? Успокоилась? Передумала? Соскучилась? Может, зря я не поехал к ней вчера? Или все-таки наоборот – не зря? Вдруг удастся поговорить с ней вечером – в более непринужденной обстановке?

Слегка кивнув мне, Надя открыла дверь своего отдела, а я пошел дальше – к себе. Продолжая ломать голову над тем, что могло произойти. И, вроде бы, в лучшую сторону все переменилось, но почему-то эти качели не слишком радовали. Тревожное ощущение не уходило.

Телефон истошным писком напомнил о дне рождения Киры, и я заказал для нее цветы с доставкой. Вообще на подарок от коллектива деньги брали из специального фонда, но я решил преподнести букет от себя. Все-таки она была моей союзницей – несмотря на те ядовитые слова о Наде.

Дел за время моего отсутствия накопилось выше крыши, и я был этому только рад – иначе день тянулся бы бесконечно. Но когда стрелки часов перевалили за пять вечера, стало совсем не по себе. Захотелось вдруг встать и уйти. Уехать домой. Но это было бы… во-первых, некрасиво, во-вторых, трусливо и малодушно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ты же хотел с ней поговорить, придурок? Все выяснить? Ну вот и вперед. Наверняка выпадет подходящий момент. И, кстати, она без машины. Чем черт не шутит?

- Ты идешь? – заглянул в кабинет Слава.

Я быстро причесался, поправил галстук, вытащил из вазы свой букет, и мы поднялись на четвертый этаж. Туда, откуда уже доносился возбужденный гомон и музыка.