Том 1. Стихотворения. Поэмы - Константин Михайлович Симонов

Там, внизу,

Он на рояль накладывает руки

И выжимает каждый день слезу

Одной и той же песенкой – разлуки.

Он предлагал, по дружбе, – перестать:

– Раз грусть берет, так в пол бы постучали…

Но эта песня мне сейчас под стать

Своей жестокой простотой печали.

Уж, видно, так родились мы на свет,

Берет за сердце самое простое.

Для человека – университет

В минуты эти ничего не стоит.

Он слушает расстроенный рояль

И пение попутчика-солдата.

Ему себя до слез, ужасно жаль.

И кажется, что счастлив был когда-то.

И кажется ему, что он умрет,

Что все, как в песне, непременно будет,

И пуля прямо в сердце попадет,

И верная жена его забудет.

Нет, я не попрошу здесь: «Замолчи!»

Здесь власть твоя. Услышь из страшной дали

И там сама тихонько постучи,

Чтоб здесь играть мне песню перестали.

1943

«Над сном монастыря девичьего…»

Над сном монастыря девичьего

Все тихо на сто верст окрест.

На высоте полета птичьего

Над крышей порыжелый крест.

Монашки ходят, в домотканое

Одетые, как век назад,

А мне опять, как окаянному,

Спешить куда глаза глядят.

С заиндевевшими шоферами

Мне к ночи где-то надо быть,

Кого-то мучить разговорами,

В землянке с кем-то водку пить.

Как я бы рад, сказать по совести,

Вдруг ни к кому и никогда,

Вдруг, как в старинной скучной повести,

Жить как стоячая вода.

Описывать чужие горести,

Мечтать, глядеть тебе в глаза.

Нельзя, как в дождь на третьей скорости

Нельзя нажать на тормоза.

1945

«Да, мы живем, не забывая…»

Да, мы живем, не забывая,

Что просто не пришел черед,

Что смерть, как чаша круговая,

Наш стол обходит круглый год.

Не потому тебя прощаю,

Что не умею помнить зла,

А потому, что круговая

Ко мне все ближе вдоль стола.

1945

«Мы оба с тобою из племени…»

Мы оба с тобою из племени,

Где если дружить – так дружить,

Где смело прошедшего времени

Не терпят в глаголе «любить».

Так лучше представь меня мертвого,

Такого, чтоб вспомнить добром,

Не осенью сорок четвертого,

А где-нибудь в сорок втором.

Где мужество я обнаруживал,

Где строго, как юноша, жил,

Где, верно, любви я заслуживал

И все-таки не заслужил.

Представь себе Север, метельную

Полярную ночь на снегу,

Представь себе рану смертельную

И то, что я встать не могу;

Представь себе это известие

В то трудное время мое,

Когда еще дальше предместия

Не занял я сердце твое,

Когда за горами, за долами

Жила ты, другого любя,

Когда из огня да и в полымя

Меж нами бросало тебя.

Давай с тобой так и условимся:

Тогдашний – я умер. Бог с ним.

А с нынешним мной – остановимся

И заново поговорим.

1945

«В чужой земле и в городе чужом…»

В чужой земле и в городе чужом

Мы наконец живем почти вдвоем,

Без званых и непрошеных гостей,

Без телефона, писем и друзей,

Нам с глазу на глаз можно день прожить,

И, слава богу, некому звонить.

Сороконожкой наша жизнь была,

На сорока ногах она ползла.

Как грустно – так куда-нибудь звонок,

Как скучно – мигом гости на порог,

Как ссора – невеселый звон вина,

И легче помириться вполпьяна.

В чужой земле и в городе чужом

Мы наконец живем почти вдвоем.

Как на заре своей, сегодня вновь

Беспомощно идет у нас любовь.

Совсем одна от стула до окна,

Как годовалая, идет она.

И смотрим мы, ее отец и мать,

Готовясь за руки ее поймать.

1945

«До утра перед разлукой…»

До утра перед разлукой

Свадьба снилась мне твоя.

Паперть… Сон, должно быть, в руку:

Ты – невеста. Нищий – я.

Пусть случится все, как снилось,

Только в жизни обещай –

Выходя, мне, сделай милость,

Милостыни не давай.

1945

«Стекло тысячеверстной толщины…»

Стекло тысячеверстной толщины

Разлука вставила в окно твоей квартиры,

И я смотрю, как из другого мира,

Мне голоса в ней больше не слышны.

Вот ты прошла, присела на окне,

Кому-то улыбнулась, встала снова,

Сказала что-то… Может, обо мне?

А что? Не слышу ничего, ни слова…

Какое невозможное страданье

Опять, уехав, быть глухонемым!

Но что, как вдруг дана лишь в оправданье

На этот раз разлука нам двоим?

Ты помнишь честный вечер объясненья,

Когда, казалось, смеем все сказать…

И вдруг – стекло. И только губ движенье,

И даже стука сердца не слыхать.

1946

«Я в эмигрантский дом попал…»

Я в эмигрантский дом попал

В сочельник, в рождество.

Меня почти никто не знал,

Я мало знал кого.

Хозяин дома пригласил

Всех, кого мог созвать, –

Советский паспорт должен был

Он завтра получать.

Сам консул был. И, как ковчег,

Трещал японский дом:

Хозяин –