Последний приют - Решад Нури Гюнтекин

Она клялась, как школьница, что справится. В конце концов Макбуле, притянув ее за ухо, положила ее голову к себе на колени.

— Бесстыжий ходжа говорит глупости, — сказала она. — Он намекает на неприличное место.

Ремзие вскрикнула и, посмотрев в сторону ходжи, надула губки и спрятала лицо в коленях Макбуле. Красота этого движения меня настолько поразила! Должно быть, искусство — это что-то не от этого мира.

Ходжа пошел еще дальше: он предложил Хаккы стянуть с Пучеглазого штаны.

— Не надо этого делать, — ответил Хаккы, проявив неожиданную учтивость.

— Вот сорванец, решил преподать мне урок морали, — подойдя ко мне, шепотом сказал ходжа. Потом продолжил, опять же шепотом: — Ой, как стыдно стало, а еще учитель. Самым бесстыжим я оказался!

Мы долго ехали по степям и потом сделали привал в сельской кофейне, стоящей у дороги возле колодца. Вместо крыши у нее был навес из циновки. Хотя села не было видно, вокруг нас стали вертеться полуголые ребятишки.

Пока мы все вместе ели, дети рассматривали Горбуна. Он вытащил из кармана маску, надел ее и немного попугал. Потом Хаккы угостил их оставшейся едой — несколькими яйцами и сливами. Однако он отдал их не сразу. А подзывал, кудахча, как курица, и вытаскивал из носа мальчишки, одетого в один халат без трусов, зато с колпаком на голове, яйца и сливы и раздавал стоящим рядом детям.

Дети застыли на месте. Они были поражены.

— Доброго тебе здоровья, Хаккы, — сказал ходжа. — Весь наш страх как ветром сдуло. Если будет совсем туго, ты и нам снесешь пару яиц!

Потом мы опять пустились в дорогу. Пучеглазый словно на сидел на коленях и смотрел по сторонам. Мы держали головы спящих, чтобы они не ударялись от постоянной тряски. Ходжа спасался от этого по-другому: он сел между Мелек и Масуме.

— Девочки, вы тоже держите мне голову, — приказал он и, делая вид, что спит, от души развлекался.

Однажды он и вправду заснул, и его рука, упав с колен, опустилась на спину Горбуна.

Мы ехали по огромным степям. Иногда до нас доносились песни. А когда грузовик останавливался из-за какой-нибудь неполадки, мы прогуливались.

Вдруг среди всей этой пустыни мы увидели остров. Словно затерянный в море, совершенно зеленый остров. Мы вспомнили, что уже долгое время не видели зелени.

Шофер сказал, что его грузовик нуждается в основательном ремонте. Плюс ко всему он должен был доставить в какое-то село несколько ящиков.

Мы вошли в море зелени. Воздух был наполнен прохладой и влажностью, исходящей от травы.

Мы опять попали в степную кофейню. Местные мужчины и женщины разглядывали нас.

— Остановимся здесь, — сказал шофер. — Ремонт может и до завтра затянуться.

Мы застряли в горах, как Робинзон Крузо на острове. Эта местность мне напомнила место для гуляний в Чамлыдже, где показывались представления Хамди. Некоторые из товарищей подошли ко мне.

— Патрон, мы сегодня выступаем!

— О чем вы говорите? Где?

— Будет ставить орта-оюну, — объяснил Хаккы. — У меня и к этому есть талант.

Сразу взялись за подготовку. И вот тогда я увидел, какое сокровище этот наш Хаккы. Из одного ящика в грузовике он смастерил прилавок. Закончив гримировать Горбуна, дал ему в руки бубенчики.

— Дядька, подойди! — подозвал он.

Надел на него халат, а лицо прикрыл чадрой. Хотя араб и сам по себе вызывал интерес. И вот в таком виде их отправили по селам.

Самое странное, что желающих посмотреть наше представление оказалось довольно много. За оградой собралась куча народу.

Пучеглазый в роли Пишекяра, Ходжа — Кавуклу. Самое прекрасное то, что в роли Зенне выступили настоящие женщины.

— А я что буду делать? — в волнении спросила Ремзие, с надеждой глядя мне в глаза.

— Для тебя ничего нет, — ответил я с болью в сердце.

Так же, как и той ночью, когда я хотел ее отправить домой, она загрустила. Но от представления ни в какую не хотела отказываться.

— Если так, надень чадру и смешайся с актерами, — сказал я.

Из-за того, что Ремзие не знала орта-оюну, она не осмелилась выйти на сцену. Однако чего только не делала, какие только взгляды не бросала, чтобы завлечь побольше людей на наше представление.

— О Аллах, вроде тихоня, а вон что задумала! — говорили о ней наши.

А я считал: настоящий артист поступает именно так. Я просто восхищался ею.

Мы все участвовали в этой импровизации, на ходу придумывая разные истории. Даже приспособили зурну и пели под нее песни.

От этих мест мы пока были в восторге. Реальность превзошла все наши ожидания.

Кроме того, произошла еще одна приятная неожиданность. В селе по случаю обрезания проводилось празднование. Это было дарована нам небесами. С нашими фокусами, сазом, речами — разве мог быть кто-то лучше нас?

Мы все вместе играли в заранее придуманных сюжетах. Даже пьесу «Восьмой» переделали под орта-оюну и назвали «Восьмиженец».

Одного из мужей играл Арап. Потом по очереди присоединились все.

— Оставайтесь еще! — просили нас местные.

В этой зелени, окруженной со всех сторон пустыней, мы пробыли еще пару дней. И вот однажды утром уже на другом грузовике отправились в Ыгдыр.

Наш путь лежал в сторону дач Эренкёя и Агры.

Глава двадцать седьмая

В Агры удача также сопутствовала нам. Военные, приехавшие на маневры в горы, находились еще там. Плюс ко всему в этих местах было много переселенцев из Болгарии. Только место для ночлега оказалось странным. Погода выдалась прохладной. У нас на руках не было никаких подготовленных пьес. И вот под музыку Кавказа, в современных костюмах мы поставили «Родину, или Сигнальный горн».

Ремзие на сцене быстренько смастерила дом. После этого мы сыграли «Мешхеди Ибат». Пропели все новые песни, из Араба сделали невесту. Как только мы над ним не потешались!

После развалин в горах наш путь лежал через долину по магистрали, где ездят машины.

Наша компания отправляла в места, о которых мы абсолютно ничего не знали, своих разведчиков — Хаккы и Горбуна. Они подсчитывали, где и что могло получиться. Потом новости поступали в наш военный штаб, где составлялись планы и вырабатывалась стратегия.

Вхождение в поселение всегда было одно и то же. Иногда мы писали и расклеивали рекламные объявления. Там, где объявления помочь не могли, почву готовили сами. Настоящие пьесы разыгрывались в начале. Из сумок доставались наряды: Ходжа и Пучеглазый надевали длинные плащи, а Дюрдане и Макбуле — шубы. Войдя