Русское правоведение: «юридическая чума» на Руси — вылечим - (ВП СССР) Внутренний Предиктор СССР

Расследование гибели 12 августа 2000 г. АПЛ «Курск». Судя по характеру повреждений и анализу иных сведений, опубликованных СМИ, «Курск» было потоплен по ошибке торпедным залпом неизвестной иностранной подводной лодки, которая вела разведку в районе учений Северного флота РФ. Однако официально причиной гибели корабля была названа неисправность одной из торпед, находившейся на его борту[346].

Это всё — те случаи, когда в угоду политической конъюнктуре те или иные эксперты обосновывали заказанное политиками мнение по тому или иному вопросу. Юристам во всех этих случаях оставалось только одно: процессуально безупречно оформить соответствующий мнению экспертов вердикт. При этом юристы могли пребывать в иллюзорной уверенности, что они установили истину в ходе расследования, следствия, судебного разбирательства, но могли и осознанно соучаствовать в фабрикации и узаконивании заведомой политически конъюнктурной лжи.

То обстоятельство, что в случае Катынской трагедии, гибели линкора «Новороссийск» и гибели АПЛ «Комсомолец» и «Курск» судебных заседаний не было, не опровергает высказанного выше утверждения о том, что:

Следователи и судьи — заложники экспертов в делах, установление в которых истины требует специальных знаний и достаточно эффективной научно-методологической культуры выработки знаний с нуля при их отсутствии.

За подбор экспертов и их заведомо лживые заключения судьи и следователи никакой ответственности не несут. Формально юридически ответственность за это возлагается на самих экспертов — статья 307 УК РФ. Но вопрос в том: Кто и как будет привлекать экспертов к ответственности — особенно в случаях, когда имеет место заказ дела и приговора со стороны тех или иных политических сил, а прокуратура и суд в упор игнорируют заявления о том, что экспертные заключения заведомо ложны, либо дают на них идиотские по содержанию отписки, отказывая в возбуждении уголовных дел? — безответный вопрос. Правоприменительная практика РФ не знает случаев осуждения экспертов, давших заведомо ложные заключения по делам об экстремизме или проявивших халатность при проведении экспертиз.

А дела по обвинению в экстремизме и о внесении тех или иных материалов в Федеральный список экстремистских материалов — как раз те дела, когда политическая заинтересованность в исходе дела неоспорима. Т.е. концептуально-политический интерес представляет вынесение определённого вердикта, а не выяснение истины в ходе следствия и суда.

Теперь предположим, что Вы написали диссертацию на соискание учёной степени доктора физико-математических наук на тему «О кристаллической структуре вселенского эфира». Тема — скандальная для исторически сложившихся научных школ физики, поскольку если это соответствует объективной реальности — то исторически сложившиеся школы физики, отрицающие само существование «эфира», должны уйти в прошлое, а их светила — лишиться возможности кормиться путём «распиливания» бюджетного финансирования и грантов на заведомо тупиковых направлениях исследований. А Вы в добавок к этой скандальности темы представляете в диссертационные совет, где собираетесь защищать диссертацию, положительные отзывы докторов филологических наук и докторов психологических наук.

— Понятно, что описанная ситуация абсурдна. Но если Вы всё же попробуете реализовать её на практике, то диссертационный совет откажет Вам в приёме диссертации к защите и пошлёт Вас к физикам-профессионалам, дабы те дали необходимое по формальным требованиями количество отзывов и обеспечили публикацию статей и монографий по скандальной тематике в официальных авторитетных научных изданиях[347] в соответствии с руководящими документами ВАК о защите диссертаций. И только после того, как Вы предоставите отзывы физиков-профессионалов и публикации в авторитетных научных изданиях, диссертационный совет приступит к рассмотрению Вашей диссертации по существу. Причём диссертационные советы сами состоят из профессионалов — специалистов, подчас в весьма узких научных направлениях или в отраслях техники: в частности, диссертационному совету, которому разрешено принимать к защите диссертации по прочности летательных аппаратов, не позволено рассматривать диссертации по прочности мостов и т.п.

Но и такая организация процедуры рассмотрения диссертаций не является стопроцентной гарантией от того, что недобросовестный совет, исходя из каких-то конъюнктурных требований, предъявляемых ему со стороны, признает лженаучную диссертацию научно состоятельной, а научно состоятельную — признает несостоятельной; и всё это будет проделано процессуально безупречно.

Пополнение же Федерального списка экстремистских материалов протекает совершенно иначе, и дело обстоит гораздо хуже, нежели при защите диссертаций, поскольку процедура выработки и принятия решения представляет собой реализацию описанного выше абсурда в юридически узаконенной правоприменительной практике. Процедура построена таким образом, что экспертизу и вынесение судебного решения осуществляют люди, заведомо не обладающие необходимым для этого знаниями и навыками.

•  Во-первых, судья не обладает знаниями в области социологии, истории, экономики, прикладной математики, теории и практики управления, объективно необходимыми для того, чтобы адекватно судить о том, соответствуют ли действительности сведения, приводимые в тексте (или в мультимедиа-продукте), в котором кто-то усматривает экстремизм, вследствие чего нет оснований для вынесения вердикта об экстремистском характере произведения в аспекте сообщаемых в нём сведений (выводы же, производимые на основе сведений, — это предмет дискуссий: общественных, научных и т.п.)[348]; либо же сведения не соответствуют действительности, вследствие чего при дальнейшем изучении вопроса могут быть выявлены основания для вынесения вердикта об экстремистском характере произведения.

•  Во-вторых, проводимая в этих случаях экспертиза, носит название психолого-лингвисти­ческой, т.е. её проводят психологи и лингвисты, которые также, как и судья, не являются носителями знаний в области социологии, истории, экономики, математики и прочего, владение которыми объективно необходимо для проведения научно состоятельной экспертизы на предмет выявления экстремизма в произведениях, освещающих историко-политическую проблематику жизни общества.

Если говорить о психологии, то в её исторически сложившейся официальной господствующей версии психология — не наука, а псевдонаучное графоманство[349]. Но вопреки господству этой «науки» среди практикующих психологов есть те, кто действительно тонко чует процессы психической деятельности людей в общении с ними и чует выражение особенностей психики авторов в текстах и иных произведениях искусства. Но такие психологи составляют меньшинство в этой профессиональной корпорации, и их не хватило бы на проведение всего множества «психолого-лингвистических» экспертиз. Большинство составляют те, кто пытается интерпретировать события жизни на основе псевдонаучного графоманства психологической «науки» [350] и собственных вымыслов. И именно с психологами из этой категории проще всего договориться о характере экспертных заключений, необходимых для успеха заказного процесса. Ещё одно меньшинство составляют такие психологи, которые сами нуждаются в психоаналитической или психиатрической помощи и опёке психоаналитиков и психиатров[351].

Т.е. субъективизм в выборе экспертов из множества большей частью профессионально несостоятельных психологов — ныне безальтернативная данность, а их компетенция и достоверность выдаваемых ими заключений — недоказуема в большинстве случаев объективными средствами общепонятным образом (см. Приложение 5 — о якобы выявленных психологом истинных намерениях ВП СССР).

Если говорить об экспертах-лингвистах, то дело обстоит ещё хуже, чем с экспертами-психологами:

•  добросовестные профессионалы-лингвисты осознают, что такого рода экспертизы требуют профессиональных знаний, относящихся к области социологии, истории, психологии, экономики, биологии, медицины и многих других дисциплин, которыми они не обладают; они осознают, что проблематика социологии, истории и политологии, не проще для изучения, нежели физика, биология, математика и т.п.; вследствие этого они уклоняются от участия в «психолого-лингвистических» экспертизах;

•  недобросовестные лингвисты, а также лингвисты, по слабоумию искренне не осознающие своей некомпетентности за пределами языкознания, смело и нагло принимают такого рода приглашения, хотя реально могут — в лучшем случае — в предлагаемых им материалах оценить только «литературный стиль» и исправить орфографические ошибки и опечатки в тексте (если они есть или же эксперты в состоянии их заметить, поскольку практика показывает, что в предоставляемых ими экспертных заключениях разного рода ошибок вполне достаточно, чтобы в советской школе они получили двойку по русскому языку).