Стажёр - Натан Темень

стало — жар стал утихать, рука уже не шашлык, а так — терпимо. Выдохнул я с облегчением, а мой босс голос подал:

— Ну что, закончили вы? Мне ехать пора.

Ушастый кивнул, а сам на меня смотрит странно, будто бы с испугом. И пальцы у него, что мою ладонь сжимают, подрагивают. Со стороны не видно, но я-то знаю.

— Всё в порядке? — это пожилой в очках спрашивает.

— Да, — ушастый ответил.

Руку разжал, ладонь мою отпустил. Брелок взял и обратно в карман засунул.

— Ну, раз всё в порядке, давайте закончим процедуру, — сказал пожилой в очках.

Бумагу в своей папочке разгладил, перо в чернильницу окунул — я такие только на картинках видел — и мне протягивает:

— Распишитесь, милостивый государь. Вот здесь и здесь.

Расписался я, ладно хоть не кровью заставили. Обычными чернилами. А перо, наверное, для внушительности. Типа — традиция.

Забрали они бумаги свои, раскланялись.

А я стою, ничего не понимаю — и где эффект? Что я должен чувствовать-то?

Господин мой в колокольчик позвонил, сказал лакею:

— Лошадей подавай. Едем.

Глянул на меня, ухмыльнулся во весь рот:

— Что, ваше благородие, обмочил портки? Напугался, вижу, вижу. Да ты не смущайся. Был полицейский, стал нашенский. Заклятие это крепкое, проверенное. Зато теперь ты мне никакого худа не сделаешь. Тебе же лучше!

Засмеялся и пошёл из кабинета.

— За мной, Тузик!

Постоял я, посмотрел ему в спину и пошёл следом.

Глава 25

Прикатили мы в собрание. Особняк этот я в городе раньше видел, только внимания особого не обращал. А сейчас вокруг не протолкнуться. Кареты с гербами на дверцах туда-сюда одна за другой подкатывают, кучера бранятся, лакеи так и бегают. Из карет важные господа выходят, дамы за ними — все разнаряженные, как куклы из коробки.

Господа Филиновы на вороных подкатили. Наш босс с хозяйкой, все из себя важные, и мы с ними. Мы — это Матвей, я и всякая обслуга: кучер, лакей, ещё лакей — размером со шкаф.

Лакеи с кучером возле кареты остались, а мы с Матвеем за хозяином пошли. Оба мы одеты слугами, но по-разному. Матвей в ливрее, вроде как доверенный слуга со всякой мелочью в несессере, что хозяину может пригодиться. А я в сюртучке тёмном и галстуке, приглаженный, аккуратный и серьёзный до невозможности. С папочкой бумаг в руках — личный секретарь.

Это хозяин придумал. "Ты же, — говорит, — в университетах обучался. Вот и будешь за мной бумажки носить". Сказал, а сам смеётся. Ну и ладно. Зато я теперь личный охранник на полном доверии.

Как только меня тот эльвийский хмырь обработал, а я бумагу подписал, все смотреть по-другому стали. Раньше чужой был, который в дом по знакомству втёрся, а теперь своим сделался. Можно при мне что хочешь творить, всякое болтать, сплетничать и вообще не стесняться.

Я, пока в город ехали, спросил у своего начальника — что будет, если заклятье на верность нарушить.

Филинов только усмехнулся. "Тебе капитан расскажет". На Матвея глянул, тот поморщился, но сказал, нехотя так: "Даже не пробуй. Рыбу ловил когда-нибудь? Видел, как щука крючок заглатывает, до самой жопы? Его к себе тянешь, он наружу лезет, щуку наизнанку выворачивает… Вот и с тобой то же будет".

Сказал, к окошку отвернулся, рот сжал — как чугунный ящик захлопнул.

Так и не добился я больше ничего. Но и этого хватило. Всю оставшуюся до города дорогу представлял, как щуку через задницу выворачивают.

Внутри особняка уже народу полно, все нарядные, важные, кучкуются по интересам. Наш босс, как вошёл, сразу принялся руки пожимать, кому сильнее, а кому не очень. Матвей за ним вышагивает, мрачный как туча. Не нравится ливрея бывшему капитану.

А мне что, я тут как в музее, даже лучше — ещё и деньги платят.

Хозяйка, жена босса, с подружками скучковалась, там такие дамы — в три обхвата. Наша ещё ничего, скромно так. Стоит прямо, будто кол проглотила, улыбается — но видно, что по обязанности. И правда, недобрая дамочка.

Шумели недолго. Высокое начальство подкатило, и сразу по залу разговоры как выключили.

Я аж на носочки привстал и шею вытянул — так хотелось настоящего столичного графа увидеть, а главное — высшего эльфа. Пускай он даже эльвом здесь называется.

Граф оказался обыкновенным человеком. Росту небольшого, на вид лет сорок — сорок пять. Пузико сытое выпирает, лицо помятое, но строгое. Усы пышные, бородка коротко подстрижена. На шее лента орденская, цветная, на ней блестящая штуковина болтается. И чего все так перепугались? Не страшный совсем.

За блестящим орденами графом шёл человек — выше его на голову, худой, в серой мантии, ну прямо кардинал Ришелье.

Повернул он голову, глянул на собрание, тут я и замер. Вот он, высший эльв.

То, что я принял за мантию, оказалось чем-то вроде плаща. Плащ серый, сколот серебряной фибулой на груди. Под плащом простой белый балахон до пола, вроде платья. Балахон перетянут поясом, простым, кожаным. По коже пояса рисунок — не то выжжен, не то выдавлен— какие-то загогулины.

Ну, одеться в плащ с балахоном любой может. Эльфийские уши тоже прицепить можно. А вот выражение лица не подделаешь. Оглядел высший эльв всех, кто в зале, как тараканов каких, и отвернулся.

А я смотрю, и такое ощущение у меня, как тогда — на поляне. Когда казалось, что все вокруг артисты, реконструкторы, косплейщики. Что нереальное, ненастоящее всё.

Разве что артист, что эльфа играет, должен быть Артистом — с большой буквы А. Нельзя такое просто сыграть, кишка тонка.

Он как почувствовал, что я смотрю на него — обернулся. Пробежал глазами по головам и со мной взглядом встретился.

Кто говорил — обмочился, ваше благородие? Кто говорил — щуку через жопу? Всё это ерунда. По сравнению с одним высшим эльвом, если он захочет поиграть в гляделки. С тобой.

Чувствую — ткнулось в меня невидимое копьё и держит, не отпускает. Стою, дёрнуться не могу, ни вздохнуть ни охнуть. Как бабочку пришпилили иголкой и рассматривают — годная тварь для коллекции или нет.

Долго он меня так рассматривал, не знаю. Как в обмороке был — ничего не помню, не дышу, вижу только глаза — светлые, прозрачные, как вода. Неудивительно, что гобы и орги так боятся. Даже полукровок, тех, у кого кровь разбавлена.

Отпустило резко, как кол из груди вынули. Эльв отвёл глаза, к его сиятельству графу повернулся. Только тут я воздуха глотнул. Оглянулся —