Золото Удерея - Владимир Прасолов

А суть этих предложений сводилась к тому, что, поскольку местная власть попустительствует воровству — «где ж это видано, чтоб золотым песком в затрапезном кабаке за водку платили!» — строжайшим образом спросить за это! Вызнать, кто в обход закона золото моет, казну государеву тем самым грабит нещадно! Почему кабатчики золото принимают вместо денег! И если господин Сычев рвение должное в этом вопросе проявит, о том непременно узнают в столице! А спрос его всецело ими поддержан будет, одобрен покровительством высоких персон, коих они представляют в этом мероприятии.

На самом деле Якова Спиринского дела казны государевой меньше всего заботили. Разладить, разломать руками Сычева налаженное здесь торговое дело, перекрыть золотоносные лазейки, а затем поставить на руинах старого свое и все прибрать к своим рукам — вот задача. И все пошло так, как они спланировали, — Сычев не ударил в грязь лицом. Яков даже удивился, насколько можно изменить поведение свое. Из добрейшей души человека в аспида превратился Сычев, рвал и метал, не внимая доводам и посулам. Несколько перегнул, а скорее всего, в точку угодил, воровство под контролем власти местной процветало, а где это не так в России? С испугу старосту удар-то и хватил. Теперь третью неделю сидели в селе Рыбном, Белоцветов пил мадеру и играл в карты с казацким сотником Романом Пахтиным, с которым сдружился по причине совместного участия в войне с турками. Сычев так разошелся, что затеял ревизию и теперь за недоимки мужиков на площадь таскает да дерет розгами. Яков, сохраняя в тайне свое предназначение, собирал информацию обо всем, что касалось золотодобычи и торговли.

Скоро он нашел себе преданного доносчика. В первый же день, при встрече, он заметил в бегающем взгляде помощника старосты села готовность услужить. Причем эта готовность была не готовностью выполнить распоряжение начальника подчиненным, что было бы нормально. Нет, это была готовность выслужиться любой ценой, готовность предать и продаться. Именно он, еще при встрече, незаметно сунул ему письмо кляузное на старосту, видимо приняв Якова в тот момент за главного. Оставшись с ним наедине, Яков без особого труда заставил его поверить в важность своей персоны и в особые полномочия, связанные с сыском по золотым делам. Соболев, проникшись ответственностью и перспективою своей карьеры, рассказал Якову все, что знал, а знал он многое. Земля-то слухами полнится, каким-то образом он проведал и про то, что есть в местах здешних рудознатец пришлый, имеющий амулет или ладанку, на золото приводящую. Это в основном и заинтересовало Якова, хотя получил он из уст Соболева много очень для себя полезной информации. Знал теперь Яков, кто в действительности заправляет на Ангаре. Чьи избы заезжие да кабаки по «золотой» дороге расставлены. Никифоров — вот кто хозяин здешних мест, вот к нему и поручил втереться в доверие Панкрату Спиринский. Соболев, не зная, сколь опасна эта игра, включился в нее ревностно. Этот мелкий человечишка, с грязными ногтями на коротких и толстых пальцах, был «аристократу» Спиринскому противен, но нужен, даже незаменим, поэтому, когда до него дошла весть о его внезапной гибели, он потребовал тщательно разобраться в этом происшествии.

Рыбное село который день гудело как встревоженный улей. Одна за другой сыпались дурные вести, а тут страшнее некуда: Федька Кулаков Панкрата Соболева пристрелил и в тайгу ушел. В розыск, по горячим следам, конных казаков отправили с Иваном Косых в проводниках. Соболевская жена, Марфа, совсем голову потеряла, волчицей воет на все село, прибегала к избе кулаковской, спалить грозилась, мужики еле оттащили, водой бабу отливали.

Окровавленное тело помощника старосты привезли на телеге. Уложили на скамье в арестантской избе, пригласили стариков и казаков на осмотр. Сняли одежку с покойного. Рана была огнестрельная, по всему видно. Пуля пробила грудь навылет, раздробив и вырвав ребра из спины. Казаки качали головой, никак, жакан охотничий, на медведя заряд. Старики согласно кивали. Сразу насмерть, не мучился, точный выстрел, сердце в клочья разнесло. Яков хоть и не любитель подобных процедур, а присутствовал. Присутствовали и Белоцветов с сотником Пахтиным, они стояли чуть поодаль; лишь на минуту Пахтин приблизился к покойному, поднял саблей сброшенный с него на пол кафтан и отошел. Тут же, в приемной, допрашивали свидетелей. Яков заходил в арестантскую, слушал допросы, но не все. Староста Коренной, прознав о случившемся, поднялся с постели, видано ли дело, убийство в селе! Он и вел допросы с утра, к вечеру всех, кто что-то знал или видел, кроме Ивана Косых, допросили, и показания их, тщательно записанные, легли на стол Сычева. Поздно вечером все собрались — Сычев, Спиринский, Белоцветов и Коренной — обсудить происшествие. Коренной, как староста, доклад держал. По порядку он пояснял, кто и что сказал на допросе. По всему выходило, Федор Кулаков при встрече с Иваном Косых угрожал ему оружием. Косых пожаловался на это Панкрату. Тот, как лицо должностное, по жалобе сообразно действуя, пришел к Кулакову и потребовал отдать оружие до разбора, на что отказ получил и дерзкое поведение в виде угроз. После чего Федор Кулаков, с оружием в руках, пришел к вдове Вагановой, напугал старуху, требовал выдать вещи умершего прошлой зимой старателя, затем, не добившись желаемого, запер Ваганову против воли ее в избе и подался в бега. Панкрат Соболев, расценив действия Федора Кулакова как опасные для общества, организовал преследование для задержания злодея. Однако при этом был убит выстрелом Федьки сына Кулакова из шомполки, ему принадлежавшей. Тому свидетель Иван Косых, который был вместе с Соболевым и видел, как Кулаков стрелял в Панкрата.

— Вроде все складно. Вгорячах натворил Федька дел, а отвечать? Спутался, ну и в бега! Эх, безотцовщина! Пальнул, может, и от страха, ну, то ясно будет, когда поймают, — подвел черту Коренной, как бы с укором поглядывая из-под густых бровей колючим взглядом на собравшееся начальство. Дескать, видите, что деется?! Стоит только мне чуть вожжи из рук выпустить!..

— Ну что ж, дело ясное, оформляй бумаги на беглого преступника и завтра в волость, сыск учинять по всей губернии придется, дело не шуточное — смертоубийство, — подытожил Сычев.

Объявили об этом решении матери Федора, она по распоряжению старосты во дворе дожидалась.

— Не делал он того! — сказала, как отрезала, выслушав Коренного, мать. То, что шомполку отдать отказался, признала, но и про то, как Косых на сына наскочил, тоже рассказала.

Коренной все выслушал, да не все записал его писарь Захарка Зайцев, ясно, мать за сына завсегда говорить будет, чего чернила переводить…