Распад - Брюс Стерлинг

Она рассмеялась.

— Ты ужасный человек, Оскар!

— Нет необходимости блистать, если это не улучшает ситуации. Сенатор предпринял блестящий шаг с этой голодовкой, но теперь Элкотту придется научиться вести себя более тупо. Романтические люди блистательны, артисты блистают. Политики умеют извлекать выгоду из тупости.

Лорена задумчиво кивнула.

— Уверена, что ты прав. Будь поласковей с Элкоттом, ладно? Ты ведь понимаешь его. Ты всегда мог говорить с ним разумно. Ты сможешь подбодрить его теперь. Он совершенно разбит.

— А ты, Лорена, ты не чувствуешь себя подавленной?

— Нет, я в порядке, я по горло сыта этими диетическими таблетками. Но Элкотт, он же совсем другой! Он все воспринимает очень серьезно. Он впал в депрессию. Я не могу быть рядом с ним сейчас. Когда он в депрессии, он начинает вести себя по-идиотски в смысле секса.

Оскар внимательно слушал, не говоря ни слова.

— Было очень неосмотрительно со стороны Леона Сосика позволить Элкотту начать голодовку. У Элкотта тысячи разных идей, но на то и существует глава администрации, чтобы не позволить ему делать всякие глупости. И Оскар, если ты возьмешь с собой эту сладенькую Мойру обратно в Бостон, где меня не будет, чтобы за ней присмотреть, то ты тоже сделаешь глупость.

Оскар прекрасно знал Бостон, так как во время выборов в муниципальный совет изъездил улицы города вдоль и поперек. Бостон был здоровый, культурный и здравомыслящий город, если сравнивать его с другими американскими городами. Бостону было чем гордиться. Отлично функционирующий финансовый квартал.

Тихие образцовые зеленые парки. Настоящие серьезные музеи, организованные и поддерживаемые людьми, не желавшими утратить связь с прошлым. Скульптуры, насчитывающие по несколько сотен лет. Работающий и приносящий доход театр. Рестораны, куда не пускают, если ты не одет соответствующим образом. Настоящие жилые кварталы с действующими барами.

Конечно, в Бостоне имелись и менее приятные места: Боевая зона, полузатопленная дамба… но всегда, возвращаясь, домой, Оскар испытывал искреннее удовольствие. Он никогда не скучал по великолепию Лос-Анджелеса. Что касается бедного старого Вашингтона, то тот соединял в себе тусклость Брюсселя с суетливостью Мехико. О Восточном Техасе и говорить нечего, Оскар с содроганием думал о том, что ему придется туда опять вернуться.

— Мне будет не хватать нашего автобуса, — сказал Оскар. — У меня чувство, словно я что-то теряю. Будто я теряю целую группу камней в го.

— Разве ты не можешь купить себе собственный автобус? — спросила Мойра, поправляя стильный воротник пальто наманикюренными пальцами.

— Конечно могу, если они вытащат из него всю эту электронику ручной работы, — ответил Оскар. — Но вряд ли это произойдет. Кроме того, я потерял старину Джимми.

— Вот уж невелика потеря. Джимми — неудачник. Никому не нужный тип… Да таких Джимми в мире миллиарды.

— Да, потому он так и важен для меня.

Мойра пожала плечами и презрительно фыркнула.

— Я слишком много времени провела в твоем обществе, Оскар. И мне надоело жить под твоим присмотром. Я не могу понять, зачем тебе хочется заставить меня чувствовать себя виноватой.

Оскар не хотел дать ей спровоцировать его. Они вышли из автобуса в квартале федеральных демократов и мирно шли по зимней улице в сторону его городского дома в Бэк-Бэй, и он радовался про себя такой прогулке.

— Я не собираюсь заставлять тебя чувствовать себя виноватой. Разве я осуждаю тебя? Я вполне терпим, я всегда действовал в твоих интересах. Разве не так? Разве я когда-нибудь говорил тебе что-то о твоих отношениях с Бамбакиасом?

— Да, ты говорил! Ты вот так поднимаешь брови и смотришь!

Оскар приподнял брови, поймал себя на этом и быстро опустил их. Он терпеть не мог споров. Они всегда будили в нем самое худшее.

— Слушай, но это не моя ошибка. Это он нанял тебя, а не я. Я только пытался дать тебе понять — весьма тактично, — что не стоит затевать вещи, которые потом могут обернуться против тебя. Ты должна была это понимать.

— Я и понимала.

— Ну, ты и должна была понимать! Спикер кампании занимается сексом с женатым сенатором! Из этого, ясное дело, ничего не могло получиться!

— Ну, это был не просто секс… — Мойра поморщилась. — И он тогда еще не был сенатором. Когда я запала на Элкотта, он был отстающим кандидатом на выборах, имевшим пять процентов голосов. Его команда состояла из явных неудачников, а главный менеджер был юнцом, который никогда не вел кампании такого масштаба. Безнадежный случай. Но я все равно осталась с ним. Я просто думала, что он наивный, блестящий, очаровательный парень. У него доброе сердце. Он слишком хорош, чтобы стать каким-то чертовым сенатором!

— А, так ты считала, что он проиграет на выборах?

— Да. Он должен был проиграть, и тогда эта сука оставила бы его. А я надеялась, я воображала, что тогда я была бы с ним. — Мойра передернула плечами. — Слушай, я люблю его! Я влюблена в него. Я работала как вол. Я отдала ему все. Я просто никогда не представляла себе, что все может вот так обернуться.

— Прошу прощения! — сказал Оскар. — Конечно, это целиком моя ошибка! Как же я не предупредил тебя о том, что намерен выиграть предвыборную кампанию и обеспечить парню федеральную должность!

Мойра молчала, пока они пробирались сквозь плотную толпу пешеходов на Коммерсиал-авеню. Деревья стояли мертвые и голые, люди оживленно делали покупки перед Рождеством, в свете фонарей мелькали падающие снежинки.

Наконец она вновь заговорила.

— Люди не могут тебя раскусить с первого взгляда. Они не подозревают, что за приличным костюмом и модной прической скрывается циничный выродок.

— Мойра, я был с тобой совершенно честен. Во всем. Честнее быть просто невозможно. Это ты меня покидаешь. Ты покидаешь не его! Он никогда не был твоим. Он не принадлежит тебе. Ты покидаешь меня! Ты покидаешь мою команду. Ты изменяешь нам.

— Ты что — страна? Приди в себя! Я ему изменяю! — Мойра остановилась, глаза ее засверкали. — Дай мне спокойно уйти! Дай мне нормально пожить! Ты просто больной! Ты спятил, контролируя всех и вся! Тебя надо лечить!

— Хватит меня провоцировать. Это ты ведешь себя как ребенок.

Они завернули за угол Мальборо-стрит. Это была улица, где располагался его дом, , улица, где он жил. Пора испробовать какой-то другой подход.

— Слушай, Мойра, я ужасно сожалею, что ты так переживаешь из-за сенатора. Предвыборная кампания была напряженная, все устали, все немного не в себе. Но эта кампания уже позади, и пора пересмотреть позиции. Ты и я — мы были хорошими друзьями, мы прошли вместе через всю эту долгую борьбу, и мы вовсе не превратились во врагов. Попробуй быть разумной.

— Я не могу быть разумной. Я влюблена.

— Слушай, понимаю, ты уже вне команды, и принимаю это. Но я все еще могу что-то сделать для тебя. Я хочу предложить тебе пожить в моем доме, бесплатно. Разве это будет не по-дружески? Если ты беспокоишься насчет работы, мы можем найти что-нибудь в местных организациях федеральных демократов. И ты сможешь опять участвовать в новой кампании, когда придет срок. Когда будут следующие выборы, ты сможешь опять работать на Бамбакиаса в качестве спикера!

— Ненавижу тебя за эти слова!

— Слушай, ты не можешь…

— Ты омерзителен! Ты слишком далеко зашел на этот раз. Я ненавижу тебя!

— Я ведь предлагаю это ради тебя самой. Послушай, она в курсе всего! Если ты хотела найти себе врага, то ты его получила, и крупного. Она настроена против тебя.

— Ну и что? Я знаю, что ей все известно.

— Она сейчас — жена сенатора, и она настроена против тебя. Если ты опять перебежишь ей дорогу, она просто раздавит тебя, как мошку!

Мойра разразилась ненатуральным смехом.

— И что она сможет сделать? Убить меня? Оскар вздохнул.

— У нее на тебя компромат по поводу всяких лесбийских дел.

Мойра задохнулась от удивления.

— Ну и что? У нас что, двадцатый век? Да никому нет до этого никакого дела!

— Она устроит утечку информации в прессу. Никто иной не умеет так раздуть дело, как Лорена. У нее прекрасные отношения с Капитолийским пресс-центром, они могут тебя так изукрасить, что даже вампирам станет тошно.

— Ах вот как? Ну и отлично. У меня тоже есть связи. И если она вытолкнет меня, то я вытолкну тебя. Я подставлю тебя и твою уродину — подружку-гения! — Она ткнула в его сторону ярко-красным ногтем. — Ха! Ты не можешь угрожать мне! Ты — манипулирующий подонок! Мне все равно, что будет со мной! Но я разрушу твои махинации! Ты даже не человек! Ты никогда не рождался! Я подкину это в прессу, и твоя уродина днет про-кля… тьфу ты черт, проклянет день, когда с тобой связалась!

— Очень патетично, — заметил Оскар. — Но ты все потеряешь.

— Я сильная. — Мойра задрала подбородок. — Моя любовь делает меня сильной.

— Какого черта ты себе это вообразила? Ты не виделась с ним уже больше шести недель!