Иммануил Великовский - Ион Деген

Написать обозрение на книгу предложили д-ру Струве из Еркской обсерватории, и его обозрение было опубликовано. Д-р Струве по повелению д-ра Шапли предварительно написал мне, требуя отступить от поддержки и помочь в подавлении книги! Это обозрение не было достойно человека его высокого интеллектуального статуса, оно лишь содержало насмешку в сочетании с другими „перлами“, излучаемыми группой Шапли…»

«Эта кампания д-ра Шапли разрушает мое представление о свободе слова, об основах американской демократии и об этичном поведении».

Этим не закончилось объяснение, что такое этичное поведение. Вскоре, в ноябре 1950 года, в знак протеста против преследований Великовского О'Нейл вышел из Американского ориенталистского общества. Не многие поступили подобным образом…

Великовского обвиняли во многих грехах. Особенно в том, что источником его идеи стало… Священное писание. Грех усугублялся многократным цитированием Библии.

Великовский цитировал также священные книги других народов, что было значительно меньшим грехом. Но Библия!

Грустно писать о том, что консерватизм, житейский практицизм обывателя — сильное и на определенной стадии надежное противоядие против пагубных идей интеллектуалов, не желающих считаться с фактами, если факты не втискиваются в прокрустово ложе их идей. Отвергая религию, интеллектуалы создают себе кумира, какой-нибудь очередной «-изм», не имеющий и не могущий иметь адекватной реальности. Служение вымышленным богам заставляет их яростно бороться с религией.

Эта борьба настолько ослепляет их, что они не видят очевидных фактов, которые, казалось бы, могли трактоваться как явления природы, не имеющие ничего общего с Божественным началом. Парадоксально, но воинствующие атеисты становятся куда большими идеалистами, чем религиозные люди. Верующий ученый, не нуждаясь в доказательствах существования Творца, находит материальную основу того, что атеисты называют мифами, религиозными сказками для детей, одурманиванием простых и доверчивых людей и т. д. Вместо того, чтобы ухватиться за материальную основу описанных в Библии апокалипсических явлений природы, атеисты просто предпочитают отвергать очевидное. Они уподобляются фермеру, который, увидев жирафа, сказал: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».

Среди религиозных людей тоже оказалось немало таких, кто обрушился на Великовского, обвиняя его в безбожии, в ереси и во всех прочих грехах. Больше всего бесновались представители клерикальных кругов Германии.

И в этом случае, не упоминая имен, Великовский писал: «Если бы можно было публично сжечь мою книгу и ее автора, то, вероятнее всего, представители церкви и научной братии воевали бы между собой за привилегию овладеть мною и разорвали бы меня, утаскивая каждый в свою сторону — на свой собственный костер».

И уже без горькой иронии, как на исповеди, он напишет в другом месте: «Я знаю только один путь служить одновременно науке и религии — преследуя истину. Я не считал нужным служить религии, скрывая исторические события, которые я обнаружил.

И это определенно не в ущерб Израилю, потому что еврейская Библия является абсолютно правдивой книгой».

Все это будет написано позже. А сейчас у Великовского не было возможности ответить на так называемую критику его книги. Только в июне 1951 года «Харпер'с» опубликовал большую статью Великовского «Ответ моим критикам». Текст статьи нельзя пересказать. Его надо было бы переписать полностью. Не только потому, что это первый и единственный ответ преследователям, но и потому, что статья — лучший образец логики, эрудиции и стиля даже для самого Великовского, каждое произведение которого отличается этими качествами.

Ожидалось, что «Харпер'с», поместивший статью Лараби и первое сообщение о «Мирах в столкновениях», предоставит Великовскому свои страницы для ответа критикам.

Ведь журналы, находившиеся в руках Шапли и его компании, закрыли свои двери перед «еретиком». Кто, как не «Харпер'с», должен был сделать все для защиты доброго имени Великовского и его теории, впервые, если не считать обзора О'Нейла, представленной здесь широкой публике?

Еще в январском номере 1950 года читателей известили, что вслед за статьей Лараби появится статья самого Великовского. Более полугода, находясь под непрерывным обстрелом ортодоксальных ученых и их последователей, журнал не решался предоставить Великовскому место на своих страницах. Наконец, главный редактор позвонил ему и сообщил, что решено поместить его статью, если в том же номере журнала будет ответ на нее кого-нибудь из критиков. Великовский немедленно согласился.

«Харпер'с» начал поиски автора критической статьи. Шапли откликнулся на приглашение журнала, но затем отказался, предложив взамен себя профессора Отто Нойгебауэра, который еще раньше совершенно необоснованно обвинил Великовского в извращении цитаты. Однако, как выяснилось, он сам оказался специалистом в извращении написанного Великовским. Чтобы создать у читателя впечатление, будто Великовский подкрепляет свою теорию нечестным путем, Нойгебауэр жульнически процитировал абзац из «Миров в столкновениях» и вместо 3° 14, как это значится в книге, написал 33° 14. Шутка ли — разница в 30°! Ученый опустился до прямого подлога! А как еще «критиковать» Великовского, если не за что ухватиться? Но эта подлость осталась ненаказанной… Статья Нойгебауэра была опубликована в журнале, редактируемом гарвардским профессором Джорджем Сартоном, который категорически отказал Великовскому в возможности ответить фальсификатору. Профессор Отто Нойгебауэр, как и Шапли, отказался выступить в открытой дискуссии. Там ведь жульничество с цифрами не сошло бы ему с рук!

Каждый из критиков Великовского декларировал: если перечислить ошибочные положения книги «Миры в столкновениях», у него получилась бы целая книга. Беда этих критиков состояла в том, что, когда пора было от слов переходить к делу, они не могли найти в «критикуемой» книге… ни единой ошибки.

Наконец, в феврале 1951 года Великовского пригласили на заседание научного общества, на котором будет обсуждаться его книга. Ограниченная регламентом дискуссия между астрофизиком Принстонского университета профессором Джоном Стюартом и Великовским в аудитории, состоящей в основном из профессоров Принстонской теологической семинарии, началась следующими словами астрофизика: «Беда этой книги заключается в том, что она изумительно написана. Я наметил себе прочитать ее по одной главе в день, но не мог оторваться, пока не дочитал книгу до конца. Но, конечно, изложенные в ней теории не верны. Начнем хотя бы с описания Венеры вавилонянами». Стюарт привел те же примеры, которые содержали статьи Пайн-Гапошкин, Струве и других критиков.

Великовский увлекся разгромом этих положений и не уложился во время. Он не успел ответить на все замечания.

Результатом этой встречи было то, что Стюарт предложил журналу «Харпер'с» свою критику на статью Великовского. Вероятно, личная встреча и устная дискуссия убедили его в том, что у него достаточно сил, чтобы справиться с Великовским.

Так у Великовского наконец-то появилась возможность ответить своим критикам.

Это он сделал с блеском!

«Не так давно наука была вынуждена сражаться, чтобы освободиться от оков религии.

Сейчас она так же догматична, как была в ту пору религия. Идеи, бывшие революционными, раскольническими и осуждаемыми в девятнадцатом веке, в двадцатом приукрашены и провозглашены безошибочными такими же стражниками догмы». Этими словами Великовский закончил свою статью.

Критика ее профессором Стюартом была озаглавлена «Дисциплины в столкновениях».

Стюарт очень образно писал о том, что наука — это не просто здравый смысл, а сила мышления, что сейчас в точных науках нельзя пользоваться рассказами старых авторов, как это сделал Великовский. Он писал: «Сенека знал очень немного о торсии и моменте сил, и сохранившиеся манускрипты майя определенно слабы, когда речь идет о модуле Юнга». В статье Стюарта был следующий пример: допустим, что воробей пролетел мимо небоскреба, который именно в этот момент забраковали и начали демонтировать. Человек, испытывающий сентиментальные чувства к воробьям, но слабо представляющий себе, что такое точные вычисления, может сказать, что ветер от движения крыльев воробья опасно деформировал небоскреб. Но никакие басни очевидцев и бабушкины сказки, записанные в старых дневниках, не убедят инженера в том, что приближение воробья к небоскребу оказалось угрожающе опасным для строения. Стюарт сослался на Пайн-Гапошкин, считающую теорию Великовского о Венере не только невозможной, но даже смешной. Стюарт писал, что вероятность столкновения в космосе при ничтожной величине планет в сравнении с огромным пространством между ними почти равна нулю. Он продемонстрировал исключительную точность современных астрономических вычислений. На основании минимум трех сведений о затмениях Солнца до -687 года установлено, что не было никаких нарушений движения Земли или Луны. С древних времен до сегодня продолжительность дня уменьшилась на одну сороковую секунды. Стюарт писал, что, если бы были коллизии между Венерой и Марсом, то и сейчас их эллиптические орбиты должны были соприкасаться. Затем он привел три доказательства из геологии, демонстрирующих, как он был уверен, неправильность теории Великовского: существование ненарушенных египетских пирамид, множества древних строений и монументов, а также гробниц в Уре…