Корабль, который пел - Энн Маккефри

— Ого!

— Не горячись. Приемопередатчик снабжен реле времени, установленным на максимальный срок в семь часов, так что ничего не может случиться.

— А что произойдет с человеком по истечении максимального срока, если…

— Давай не будем изобретать себе лишних проблем. Их у нас и так предостаточно. Я сам беседовал с капитаном разведывательного корабля, и он смотрит на перенос весьма оптимистично. Он считает, что для труппы актеров это как раз то, что нужно. Стоит представить, что находишься на поверхности планеты — раз! — и, ты уже там. Ни тебе забот, ни хлопот. Сама простота!

— Простота имеет тенденцию перерастать в катастрофу.

Шадресс обозвал ее пессимисткой и снова углубился в задание. А она принялась перебирать полдюжины факторов, которые по пути до Беты Корви могут измениться самым роковым образом, и пришла к выводу, что неизвестное устройство — далеко не самый опасный из них.

Дополнительное усовершенствование, которым предстояло обзавестись ей самой, оказалось еще проще. Изучая компактный прибор под увеличением, она нашла новшество весьма оригинальным. Он соединит несколько мельчайших волокон, уже вживленных в кору ее головного мозга: одно глубоко уходит в ту область мозга, которая контролирует зрительные нервы, — ведь перенос сознания инициируется именно этим участком. Два других должны связать перекрестные рефлексы, что даст ей возможность прерывать и регулировать по времени перенос сознания подвижных участников эксперимента. Все три синапсовых контакта могут включаться автономно и не выводятся на пульт управления.

Присоединение предстояло выполнять под наркозом, и как раз эта перспектива не нравилась Хельве больше всего. Она вся сжалась от тягостных предчувствий, когда сам начальник базы Регул — неслыханная честь! произнес набор слогов, отпиравший панель, которая была единственным доступом к ее капсуле, спрятанной в титановом пилоне. Ей показалось, что она целую вечность пребывала в полнейшей беззащитности, пока, наконец, он не коснулся клапана, подающего в оболочку усыпляющий газ. Хельва инстинктивно боялась беспамятства. Неужели несчастная 732 ощущала то же? Или ее безумие оказалось сильнее страха?

Не успела Хельва сформулировать эту мысль, как сознание снова вернулось к ней. Она изумленно оглядела пустую рубку: неужели шеф Рейли осмелился оставить ее без охраны? Потом поняла, что с тех пор, как ее посетил шеф, утекло немало времени — если быть точной, то целых восемнадцать часов, двадцать минут и тридцать две секунды.

— Ну что, Хельва, пришла в себя? — спросил, входя в шлюз, Шадресс Туро. — Надо же, они рассчитали время до секунды. Мне ведено узнать, не болит ли у тебя голова.

— Голова? С какой стати — ведь у меня нет болевых рефлексов.

Она снова обвела глазами рубку, где рядом с кушетками появились приемопередатчики, а на стенах — щиты для их подключения. Во всех каютах установили дополнительные койки, а в пилотской — второй стол.

— Ну и видок, — вздохнула Хельва. — Ни дать ни взять — затрапезная пассажирская посудина.

— Так оно и есть, — с усмешкой поддакнул Шадресс. — И пассажиры уже на подходе.

Из лифта вышли пятеро мужчин, и Шадресс представил их Хельве. Но ей больше нравилось называть их про себя именами тех персонажей, чьи роли они исполняли. Знакомство было нарушено воем сирен, и появлением целого каравана машин.

— Ансра, как всегда, устроила представление, — мрачно объявил актер, игравший герцога Эскала.

Похоже, никто не огорчился, когда Шадресс не впустил на борт никого из провожающих, в том числе и шефа Рейли. И поскольку сам шеф воспринял запрет добродушно, остальным ничего не оставалось, как последовать его примеру, а разочарованной Ансре — поднимаясь на лифте, расточать поклонникам улыбки и воздушные поцелуи.

— А вот и я, Хельва, — произнесла она беспечным тоном, который Хельву, разумеется, ни на миг не обманул.

— Добро пожаловать на борт, мисс Колмер, — ответила она, а про себя подумала: ты будешь, подавать реплики, а я подыгрывать.

И тут же Ценком — на сей раз это был не Найал Паролан — объявил старт к орбитальной станции. Пробег был коротким, и скоро Хельва уже причаливала к шлюзу в секторе невесомости.

Сцена очень напоминала посадку на Дууре: в центре улыбающейся группы находились Даво, солар Прейн и Керла. Только здесь на борт поднялась вся компания, причем каждый из новых пассажиров вплыл в рубку с отменной ловкостью, после чего все устроились на кушетках и пристегнули ремни, готовясь к маневрированию и стартовому ускорению. И все это без лишних затрат времени и энергии.

Прейн выглядел так бодро и безмятежно, что Хельва взглянула на Керлу: она знала, что по выражению лица девушки сможет сделать вывод об истинном состоянии здоровья ее пациента. Но Керла сияла, глаза ее светились таким же блеском, что и у Прейна, и держалась она гордо и уверенно. Ей даже удалось приветливо кивнуть Ансре, которая улыбалась всем заученной улыбкой.

Рядом с ними Даво выглядел усталым и обеспокоенным. Он сразу направился к своей койке и забрался под ячеистое одеяло.

Перед Хельвой повис Прейн. — Хочу принести свою глубокую благодарность за то, что ты, пожертвовав своими личными планами, согласилась принять участие в нашем предприятии. Шеф Рейли заверил меня, что по возвращении все твои желания будут немедленно удовлетворены.

Почему-то его слова насторожили Хельву, но у нее не было времени их проанализировать: орбитальная станция пожелала удачи и дала старт. Шадресс провел взлет в ручном режиме — так было оговорено в инструкции, — но Хельва настолько привыкла делать все сама, что с трудом сдерживалась, наблюдая за его действиями. И вовсе не потому, что он делал что-то не так. «Проклятье, — думала она, обводя взглядом переполненную рубку и жалея, что не может отвлечься на какую-нибудь привычную работу, — проклятье, как я могла позволить втянуть себя в эту авантюру!»

Как только Шадресс объявил разворот и переход к невесомости, Прейн созвал труппу на репетицию. Для начала он ввел пятерых актеров, присоединившихся к ним на Регуле, в курс репетиций, которые они пропустили. Все они уже работали в невесомости раньше и знали свои роли. Им требовалось только разучить нужные движения и привыкнуть к голосу кормилицы, исходящему из стены рубки. Однако Ансра предпочитала и здесь создавать осложнения. Она лениво подплыла к режиссеру — то ли стараясь его очаровать, то ли поставить в тупик неожиданным вопросом.

— Послушай, Прейн, я, как и каждая одаренная актриса, могу передать любое чувство, но притворяться, что этот бестелесный голос принадлежит кормилице Джульетты, выше моих сил. Мыслимое ли дело — играть со стенкой, вместо партнера? И как, спрашивается… Хельва, — Ансра с явным трудом назвала ее по имени — сможет освоить непринужденное движение в невесомости, если, насколько я понимаю, она никогда не пользовалась своим телом?