ФБР - Александр Рыжков

— Что ты видишь, Родригес? — спросил капитан, выдыхая при каждом слове пар изо рта.

— Я вижу лес, лорд Эльмиран, — признался боцман и попытался вернуть подзорную трубу законному владельцу.

— Это всё, что ты видишь? — разочарованно спросил капитан, не принимая из рук боцмана трубу. — А ну-ка посмотри ещё раз.

— Я вижу лес, лорд Эльмиран. Он разукрашен кровью и золотом. Перед лесом я вижу луг. И горизонт. Лес тонет в горизонте, как пьяный моряк в гавани. Больше я ничего не вижу.

— Родригес, неужели это всё, что ты там видишь? — ещё разочарованней спросил капитан.

— Ну, вон птица полетела. Орёл или баклан — не разглядеть…

— Да не в птице дело, боцман, разве ты не видишь то, что вижу я? — не успокаивался капитан.

— Простите, лорд Эльмиран, я больше ничего не вижу. И, чтоб чёрт меня под килем пропустил, мне кажется, что вы сейчас надо мной шутите.

— Родригес, я люблю добро пошутить над матросами, не без этого, но сейчас я серьёзен, — отвечал капитан. — Ты видишь правильно, боцман, но лишь земную часть. Пока ты так будешь видеть — никогда тебе не стать капитаном…

— Я и не стремлюсь к этому, мой лорд, — вздохнул Родригес и с облегчением отдал подзорную трубу капитану. — Если не секрет, что я должен был увидеть, но не смог?

— Ты должен был увидеть надежду, боцман Родригес, — гордо заявил капитан Эльмиран и вновь принялся глядеть в подзорку. — Нашу с вами НАДЕЖДУ!

Боцман открыл рот, но так ничего и не сказал, поскольку просто не знал, что можно здесь сказать. Всё-таки он простой, приземлённый боцман, не больше. А капитан — на то он и капитан, чтобы видеть то, что другие не в состоянии.

— Ты свободен, боцман Родригес.

Боцман был рад это услышать.

А дирижабль всё продолжал путь. Последние лучи солнца обещали ночь. Лунную и звёздную. Полную молчаливой неопределённости. Ночь…

Трель дверного звонка выбила Зиновия Сергеевича из плена Гипноса и его сына Морфея. Градов открыл глаза и обнаружил себя в кресле. Настенные часы показывали начало десятого утра.

Звонок не успокаивался. Зиновий кое-как поднялся с кресла и поплёлся в коридор. Открыл двери и пригласил гостя, но тот отказался входить, показывая на наручные часы, мол, время уже. Это был низенький чупакабра в фиолетовом форменном костюме с улыбающейся эмблемой «ФБР». Его плоское лицо не выражало и малейших эмоций, лимонные без белков глаза, не мигая, смотрели то ли на Зиновия, то ли сквозь него, а может, и то, и другое одновременно…

Градов спросил, сколько у него ещё времени в запасе для сборов, но чупакабра лишь покачал головой. Время лететь в пенсионный пансионат. Они уже начинают выбиваться из графика. Зиновию Сергеевичу следовало ровно в девять утра быть собранным, одетым и готовым к путешествию. Градов лишь виновато улыбнулся и выклянчил-таки пять минут на некое подобие подготовки. Конечно же, собирать походный чемодан бессмысленно. Ведь, как известно, если собираешь в дорогу чемодан, то пока его не набьёшь нужными и не совсем нужными вещами до отказа — не успокоишься. А время есть взять только самое дорогое, самое ценное. Градов осмотрел комнату: старый шкаф-купе со скрипучей дверью, зелёное кресло с потёртыми подлокотниками, погребённый под прошлогодними газетами и исписанными тетрадками стол и кремовые тюлевые занавески, потемневшие от времени и мушиного говна…

Прошлое, которое остаётся в прошлом.

Как выясняется, взять с собой в будущее особо-то и нечего…

После некоторых неутешительных раздумий, Градов не стал даже переодеваться. Как был, во вчерашнем чёрном шерстяном пиджаке в широкую бордовую клетку, жёлтой сорочке и льняных брюках синего цвета, уже изрядно помятых, он направился к выходу. По дороге захватил паспорт и немного карманных денег — больше по привычке, чем по нужде. Ведь в пенсионных пансионатах деньги не нужны. О тебе там заботится «Фармацевтика Бережных Рук», исполняет каждый твой каприз, каждую прихоть. Бесплатно, как говорят некоторые поверхностные люди. Но нет, за всё давно заплачено кропотливым, многолетним, монотонным, и от этого невыносимо тяжёлым трудом во благо общества. Кто всё-таки дотерпел, кто дошёл до конца — тому причитается награда. Прекрасная награда беззаботности и счастья!

Зиновий Сергеевич Градов заслужил эту награду каждой клеточкой своего тела!

Во дворе, вопреки прогнозам Градова, стоял грузовой флаер. Именно такой — тёмно-синий металлик с эмблемой ФБР — который три года назад прилетал за братом Зиновия Андреем Сергеевичем Градовым и уносил вместе с коллегами по счастью в Московский пенсионный пансионат. Тогда они всем двором вышли попрощаться с Андреем. Ох, как сильно пытались все скрыть зависть — у кого белую, у кого чёрную — но ничего, разумеется, не получалось. Человеческий фактор… Кто знает, может это именно тот грузовой флаер? Сомнительно, конечно, но в этой жизни и не такие совпадения бывают.

Зиновия никто не вышел проводить. Во-первых, никто не знал (кроме Лизы и директора школы N22), что Градов выходит на пенсию раньше положенного срока. Во-вторых, после несчастного случая с Зарецким, а потом и хулиганским поведением Градова, приведшем к выбитым окнам в доме, с Зиновием мало кто общался.

Во дворовой беседке коротали утро Сержик, Толик и двое лысых стариканов, имена которых всегда ускользали из памяти Зиновия. Они вчетвером пытались делать вид, что не смотрят на то, как Градов гордой походкой направляется к флаеру, как поднимается по трапу, как дверь-трап захлопывается за его спиной и как самолётик счастья стариков-работников взмывает в небо.

СССР всегда был предметом дикой, необузданной, порой даже звериной зависти всех тех, кто ещё не дослужил до причитающегося отдыха…

Лжеподружкам было хорошо, лжеподружки закидывались взрослым байганом…

Эта сучка Ли, будь она проклята! И Соловьёва, прекрасная корова, дрянная бесхребетная желейная субстанция, а не человек! Да и Паучкова ничем их не лучше, амёба инфузорная, пресмыкающееся, безмозглое ничтожное чмо! Если бы она хотела — без проблем бы заткнула ту узкоглазую стерву Ли. Но нет, зачем же накликать на себя гнев подруг? Уж лучше она плюнет в душу несчастной Крохиной, безобидной и одинокой девушки, у которой, при всём этом, ещё и провал теста на совершеннолетие. Это ужасно, чудовищно, бесчеловечно, жестоко, цинично и подло! Как ещё никогда Лена нуждалась в поддержке, как ещё никогда она открылась перед ними, она протянула руку, моля о помощи. Но вместо помощи, Крохина получила бессердечный пинок. Это больно.