Дикая охота короля Стаха - Владимир Короткевич

Я приказал людям спешиться саженях в пятидесяти от дома и окружить его плотным кольцом. Факелы держать наготове и по сигналу зажечь их. Приказ выполнили молча. Сам я перелез через невысокий забор и пошел между рядами почти уже голых яблонь, залитых мерцающим, неуверенным лунным светом.

— Кто с конями? — спросил я у шедшего за мной Рыгора.

— Хлопец один. Он, в случае чего, подаст нам сигнал. Вельми добре свистит. Прямо соловей-разбойник: кони на колени падают.

Мы крались дальше, и сапоги наши мягко ступали по влажной земле. Я подошел к окну: Дубатовк нервно ходил из угла в угол комнаты, часто поглядывая на стенные часы.

Я не узнал его. Это был совершенно другой Дубатовк и здесь, наедине с собой, конечно, настоящий. Куда девались доброта, сердечность и ласка, куда подевалось розовое, пышущее здоровьем и весельем лицо рождественского деда. У этого Дубатовка лицо было желтое, с резко опущенными уголками рта, с резкими складками возле носа. Глаза запали, смотрели мертво и мрачно. Я ужаснулся, увидев его, как ужасается человек, который проспал ночь в кровати и лишь утром нашел в ней змею, залезшую туда погреться.

«Как я мог быть таким беспечным?» — с ужасом подумал я.

Нет, с ним надо было кончать как можно быстрее. Он один опаснее десяти диких охот. Хорошо, что я во время драки лишил его на какое-то время возможности ездить верхом, иначе нам пришлось бы туго. Он бы не попер прямо на пули, он бы не дробил отряд — он раздавил бы нас с Рыгором, как котят, копытами своих коней, и теперь мы лежали бы на дне прорвы с выколотыми глазами.

— Пришли сюда, Рыгор, человек семь. Пусть ломают дверь парадного входа, а я попытаюсь оторвать доску в омшанике и неожиданно напасть на него оттуда. Только всем сразу…

— А может, попробовать выдать себя за охоту, постучать в окно и, когда откроет, схватить. Родню он отослал куда-то, один в доме, — сказал Рыгор.

— Ничего не получится. Это хитрая лиса.

— А все же попытаемся. Понимаешь, крови жалко…

— Гляди, парень, чтобы не было хуже, — покачал я головой.

Коней подвели к дому. Я с радостью увидел в окно, что лицо пана Рыгора прояснилось. Он пошел со свечой к двери, но вдруг остановился, недоумение отразилось на его лице. И в тот же миг он задул свечу, и комната утонула во мраке. Дело срывалось.

— Хлопцы! — крикнул я. — Ломайте дверь!

Послышался топот бегущих к дому, возгласы. Начали ломать дверь, бить в нее чем-то тяжелым. И в это время из мезонина раздался выстрел. Вслед за выстрелом послышался полный ярости голос:

— Обложили, собаки! Погодите! Шляхта так не сдается!…

И из другого окна мезонина вылетел сноп огня. Дубатовк, видимо, перебегал от окна к окну, стреляя во все стороны по наступающим.

— Ого, да у него там целый арсенал, — тихо сказал Рыгор.

Его слова прервал еще один выстрел. Молодой хлопец, стоявший рядом со мной, упал на землю с пробитой головой. Дубатовк стрелял лучше самого лучшего охотника-полешука. Еще выстрел.

— Прижимайтесь к стенам! — крикнул я. — Там пули не достанут.

Пули наших хлопцев, стоявших за деревьями, откалывали щепки от бревен мезонина, брызгали штукатуркой. Предположить, в каком окне появится Дубатовк, было невозможно. Победа наша обещала быть пирровой.

— Андрей! — гремел голос Дубатовка. — Ты тоже получишь свое. По мою душу пришли, дьяволы, — отдадите свои души.

— Зажигайте факелы, — скомандовал я. — Бросайте их на крышу.

В тот же миг вокруг дома вспыхнули три десятка огней. Некоторые из них, описав в воздухе дугу, падали на крышу и, разбрызгивая смолу, постепенно начинали протягивать языки пламени к окнам мезонина. В ответ на это послышался рев:

— Сорок на одного! Да и то огнем пользуетесь! Благородство!

— Заткнись! — гаркнул я. — А на одну девушку выпускать двадцать бандитов — благородно? Вон они, твои охотники, в трясине лежат, и ты там будешь!

В ответ у моей головы цокнула о штукатурку пуля.

Дом Дубатовка пылал. Стремясь быть подальше от стены, я метнулся к деревьям и чуть не погиб: пуля короля Стаха пропела у моего уха. Даже волосы шевельнулись.

Пламя проникло в мезонин, и там, в огне, сами начали стрелять загодя заряженные ружья. Мы успокоились и совсем было отошли от дома, который превратился в сплошную свечу, когда вдруг возле коней закричал хлопец. Мы взглянули в его сторону и увидели Дубатовка, вылезшего из подземелья саженях в пятидесяти от дома.

— А-ах, — заскрипел зубами Рыгор. — Забыли, что в норе лисицы всегда есть другой ход.

А Дубатовк, петляя, бежал в направлении Волотовой прорвы. Правая рука его висела. Очевидно, я все же угостил гада.

Он мчался со скоростью, неожиданной для его полноты. Я выстрелил из револьвера — далеко. Целый залп вырвался из ружей моих людей — хоть бы хны. Дубатовк пересек небольшой лужок, с маху сиганул в болото и начал прыгать с кочки на кочку, как кузнечик. Оказавшись на безопасном расстоянии, он погрозил нам кулаком.

— Держитесь, пацуки!… — долетел до нас его страшный голос. — Ни одному из вас не жить. Шляхетством, именем, кровью своей клянусь — вырежу вместе с детьми.

Мы были ошеломлены. Но в этот момент раздался свист такой силы, что мне заложило уши. И я увидел, что молодой хлопец тычет одному из коней прямо под хвост пучок колючего сухого чертополоха. И снова пронзительный свист…

Кони ржали, вставали на дыбы. Поняв план этого юноши, мы бросились к дрыкгантам и начали их хлестать. В следующий миг охваченный паникой табун помчал к Волотовой прорве. На некоторых конях еще держались фигуры фальшивых охотников.

Дикий топот копыт разорвал ночь. Кони мчали, как бешеные. Дубатовк, видимо, тоже понял, чем это пахнет, и, безумно вскрикнув, побежал. Он бежал, а кони неслись следом, приученные к этому тем, кто сейчас убегал от них.

Мы смотрели, как бешено мчалась дикая охота короля Стаха, лишенная всадников. Развевались по ветру гривы, летела из-под копыт тина, и одинокая звезда горела в небе над головами коней.

Ближе! Ближе! Расстояние между Дубатовком и взбесившимися животными сокращалось. В отчаянии он свернул со стежки, но обезумевшие кони свернули тоже.

Крик, полный смертельного ужаса, долетел до нас:

— Спасите! О король Стах!…

В тот же миг его ноги с маху провалились в бездну, а кони догнали его и тоже начали проваливаться. Первый дрыкгант смял Дубатовка копытами, вдавил глубже в зловонную топь и заржал.

Заклокотала, заговорила трясина.

— Король Стах!… — донеслось оттуда.

Потом что-то огромное заворочалось в глубине, глотая воду. Кони и человек исчезли, и лишь большие пузыри с шипением лопались на поверхности.

Как свеча, пылал дом последнего «рыцаря», рыцаря ночных разбоев и волчьего солнца. Мужики в вывернутых кожухах и с вилами в руках стояли вокруг дома, залитые багровым, тревожным светом.

Глава восемнадцатая

Я явился домой грязный, усталый и, когда сторож отворил мне дверь, сразу прошел к себе. Наконец со всем этим ужасом было покончено, мы раздавили чугунную дикую силу. Я был так измучен, что, запалив свечу, едва не уснул в кресле, наполовину стащив один сапог. А когда лег, все поплыло перед глазами: болото, пламя над домом Дубатовка, мерный топот копыт, всадники, жуткие крики, лицо Рыгора, опускающего тяжелый трезубец на чью-то голову. И лишь спустя какое-то время тяжелый сон свалился на меня, вдавил голову в подушку, как конь копытом голову Дубатовка. Даже во сне я жил событиями ночи: бежал, стрелял, скакал и ощущал, что ноги мои двигаются во сне.

Пробуждение было странным, хотя мое состояние и нельзя было назвать пробуждением. Еще во сне возникло ощущение чего-то тяжелого, недоброго, как будто надо мной нависла тень какой-то большой последней беды. Казалось, кто-то сидел у меня на ногах, так они отяжелели. Я открыл глаза и увидел Смерть под руку с хохочущим Дубатовком. Я понимал, что это все во сне, но беда осязаемо жила в комнате, она двигалась, она приближалась все ближе и ближе.

Балдахин нависал, наплывал на меня, душил, кисти его раскачивались прямо перед моими глазами. Сердце бешено колотилось. Я чувствовал: что-то неведомое надвигается на меня, его тяжелые шаги звучат по переходам, а я слаб и беспомощен, да и сила моя ни к чему, дурное чудовище сейчас схватит меня, скорее даже не меня, а ее, и хрустнут тонкие, слабые косточки. И не в силах предотвратить это, я тряс головой и мычал, не в состоянии избавиться от тяжелого кошмара.

И вдруг пламя свечи потянулось к потолку, стало уменьшаться и, наконец, погасло, обессиленное борьбой с мраком.

Я посмотрел на дверь — она была приоткрыта. Луна расплескала мертвый свет по стенам комнаты, положила квадраты окна на пол. Голубым туманом курился дымок от погасшей свечи.

И вдруг я увидел два огромных глаза, смотревших на меня сквозь полупрозрачную занавесь. Это было ужасно! Я мотнул головой: на меня смотрела женщина. Но если бы глаза ее смотрели, а то ведь уставились куда-то за меня, словно видели меня насквозь и в то же время не замечали.