Вавилон-17 - Сэмюель Дилэни

Следя за его действиями и реакцией в этой ситуации, ее мозг колотился от чуждых эмоций, ибо они были лишены «я», невыразимые, механические, соблазнительные, мифические — Б а т ч е р…

Она пыталась прервать безудержное кружение.

— Если вы все время понимаете Вавилон-17, бушевало в ее мозгу, почему вы использовали это для себя во время игры, во время грабежа банка, а днем позже вы утратили все и не сделали и попытки вернуть это?

— Зачем? Там не было «я».

Она ввела его в мир изумительной обращенной сексуальности. Следуя за ней, он был в агонии.

— Свет… вы делаете… Вы делаете! — кричал он в ужасе.

— Батчер, — спросила она, более привыкшая к эмоциональным водопадам слов, чем он, — на что похож мой мозг в вашем мозгу?

— Яркое, яркое движение, — вопил он, при аналитической точности Вавилон-17 — грубый, как камень, чтобы выразить многочисленные образы, рисунки, и смешение, и разделение.

— Я поэтесса, — объяснила она, моментально приводя в порядок мысленные течения. — Поэт по-гречески значит создатель или строитель.

— Вот оно! Этот рисунок! Аххх! Такой яркий, яркий!

— Такая простая семантическая связь? — удивилась она.

— Но греки были поэтами три тысячи лет назад, а вы поэт теперь. Вы соединяете слова на больших расстояниях, и их праздник слепит меня. Ваши мысли — сплошной огонь, даже тени я не могу схватить. Они звучат, как глубокая музыка, которая потрясает меня.

— Это потому, что вас никогда не потрясало раньше. Но я буду мягче.

— Вы так велики внутри меня. Я вижу рисунок: преступное и артистическое сознание встречаются в одной голове с языком между ними…

— Да, я начала думать о чем-то вроде…

— Летят мысли, имена… Вийон… Аххх! И Бодлер.

— Это древние французские по…

— Слишком ярко! Слишком ярко! «Я» во мне недостаточно сильно, чтобы выдержать, Ридра. Когда я смотрю на ночь и на звезды, то это лишь пассивный акт, но вы активны, даже когда вы смотрите, и звезды окружены еще более ярким светом.

— То, что вы воспринимаете, меняет вас, Батчер. Но вы должны воспринимать.

— Я должен… свет; в вас я вижу Зеркало, в нем смешиваются картины, они вращаются и все изменяется.

— Мои стихи! — это было замешательство и обнаженность.

Определение «я» точное и величественное. Она подумала: «Я (I) глаз, орган зрительного восприятия».

Он начал:

— Вы… вы наполняете мои слова значением. Что меня окружает? Что такое я? Окруженный ВАМИ?

Наблюдая, она видела его, совершающего грабеж, убийство, наносящего увечья, поскольку семантическая важность различия мой и твой была разрушена в столкновении синапсов.

— Батчер, я слышала, как оно звучало в ваших мускулах, это одиночество, которое заставило вас убедить Джебела извлечь наш «Рембо», просто чтобы иметь кого-нибудь на нем рядом с вами, кто мог бы говорить на этом аналитическом языке, по той же причине вы старались спасти ребенка, — шептала она.

Образы замкнулись в ее мозгу.

Длинная трава шелестела у плотины. Луна Алеппо освещала вечер. Плейнмобиль гудел, с нетерпением он коснулся эмблемы рулевого колеса концом правой шпоры. Лилл извивалась около него, смеясь.

— Вы знаете, Батчер, если бы мистер Виг подумал, что вы направились сюда со мной в такую романтическую ночь, он был бы очень сердит. Вы действительно хотите меня взять с собой в Париж, когда закончите здесь?

Безымянная теплота смешивалась в нем с безымянным нетерпением. Ее плечо было влажным под его рукой, ее губы красны. Она собрала свои волосы цвета шампанского над одним ухом. Ее тело рядом с ним двигалось танцующими движениями, и она не поворачивала к нему лицо.

— Если вы обманете меня насчет Парижа, я скажу мистеру Вигу. Если бы я была ловкой девушкой, я подождала бы, пока вы возьмете меня отсюда прежде, чем позволить вам… быть дружественным, — дыхание ее благоухало в ночи. Он положил ей на плечо вторую руку. — Батчер, заберите меня из этого горячего мертвого мира! Болота, пещеры, дождь! Мистер Виг пугает меня, Батчер. Возьмите меня от него в Париж! Не упрямьтесь. Я очень хочу уйти с вами, — она испустила одними губами смеющийся звук. — Я думаю, я… Я вовсе не ловкая девушка, — он прижался ртом к ее рту — и сломал ее шею ударом ребра ладони. Она упала, глаза ее по-прежнему были открыты. Гиподермическая ампула, которую она собиралась вонзить ему в плечо, выпала из ее руки, покатилась и остановилась у ножных педалей. Он отнес девушку на плотину и вернулся, до бедер вымазанный тиной. На сиденье он нащупал кнопку радио.

— Все кончено, мистер Виг.

— Хорошо. Я слышал. Утром можете получить деньги. Очень глупо было с ее стороны помешать мне.

Плейнмобиль двинулся, теплый ветерок просушил тину на его руках, длинная трава расступалась перед ним со свистом.

— Батчер!

Но это я, Ридра.

— Я не знаю. Но я…

Двумя неделями позже я проделал то же самое с мистером Вигом…

— Куда вы обещали взять его?

— В игровые пещеры Миноса. И однажды я припал к земле…

…хотя это его тело прижалось к земле под зеленым огнем Крето, дыша широко открытым ртом, чтобы заглушить все звуки, это было ее ожидание, ее страх, который она заставила утихнуть. Грузчик в своем красном мундире остановился и вытер лоб носовым платком. Быстро сделать шаг вперед, шлепнуть его по плечу. Грузчик, удивленный, обернулся, и руки сжались вокруг его горла, шпора вспорола ему живот, его внутренности расплескались по платформе, а затем бежать, когда раздался сигнал тревоги, прыгать через мешки с песком, сорвать цепь и швырнуть ее в изумленное лицо охранника, который повернулся и стоял с распростертыми руками…

— …прорвался и убежал, — сказал он ей. — Маскировка подействовала и трассеры не могли следовать за мной через лавовые поля.

— Откройтесь мне, Батчер. Откройте мне весь ваш побег.

— Поможет ли это? Я не знаю.

— Но в вашем мозгу нет слов. Только Вавилон-17, как мозговой шум компьютера, занятого чисто синтаксическим анализом…

— Да. Теперь вы начинаете понимать…

…стоял дрожа, в ревущих пещерах Диса, где он был замурован девять месяцев, ел пищу любимого пса Лонни, потом Лонни замерз, пытаясь перебраться через горы льда, пока внезапно планетоид не вышел из тени Циклопа, и сверкающая Церера загорелась в небе, так что через сорок минут талая вода в пещере доходила ему до пояса. Когда, наконец, он высвободился, вода была теплой, а он — скользким от пота. Он на максимальной скорости прошел две мили до полосы сумерек, установив автопилот за мгновение до того, как потерял сознание, оглушенный жаром…