Царская невеста - Валерий Елманов

– Все мы его холопы, все в его воле, и как он повелит, так и будет. Потому со свадебкой и прочим надо бы обождать, – смущенно проскрипел он и с хитрющей улыбкой добавил: – Ежели государь сосватает ее за князя Константина, я б и тут перечить не стал. Вовсе напротив, принял бы такого веселого зятя с радостию – хорошо памятую тот славный вечерок в Москве. – И тут же заспешил, зачастил с воспоминаниями, уходя от темы.

Мол, он и ныне тоже не прочь повторить это застолье да еще раз послушать славные фряжские песни. Это он про романсы на стихи Есенина, наверное.

А что до дворовых девок, то у него и тут полный порядок – нынче же вечером пришлет стелить мне постель пару-тройку посговорчивее. Хорошая подстава, ничего не скажешь. Мне еще за ведьму прощения просить, а он тут с довеском. Согласись я, и, уверен, утром Маша бы все знала.

Вот же зараза навязалась на мою голову!

Словом, даже повтора с веселым застольем у нас не получилось, и причина та же – очень уж тяготился Долгорукий моим присутствием, а через час тонко намекнул, что не дело хозяину томить гостя, уставшего с дороги, а потому…

Я хотел было возмутиться – с чего он взял про мою усталость, но потом решил, что утро вечера мудренее, и поплелся отдыхать. Девок я разогнал, хотя князь действительно не поскупился, подставив мне двух ядреных молодух – очевидно, и впрямь лучших, что у него были. Но мне не до них – снова думать надо, голову ломать. Правда, размышлял я недолго. Дорожная усталость действительно сказалась – уснул очень быстро, так и не придя ни к какому выводу.

А наутро пораскинуть мозгами мне не дала будущая теща. До самого обеда она приставала с расспросами, как поживает ее стрый князь Михайла свет Иванович да почто его не было в Новгороде близ государя.

Всего я ей говорить не стал, отделавшись краткими и ничего не говорящими фразами: «Жив-здоров помаленьку. Не было его, потому что он оставлен в Москве, ибо царь ему так доверяет, так доверяет, что даже оставил на его попечение столицу». Ну и все прочее в том же духе.

Ни к чему ей излагать истинные причины отсутствия Воротынского в царском поезде. Зачем племяшке лишние проблемы, тем более вон она как переживает – тон участливый, в глазах неподдельная тревога. По всему чувствуется – уважает она своего последнего дядьку, который ей «в отца место». Так что незачем ей знать, что на самом деле Михайла Иванович вроде как в опале, хотя официально и не объявленной, а невольный виновник тому… я.

Да-да. Не хотел, честно говоря, рассказывать, потому и прошелся по содержанию нашей первой беседы с Иоанном лишь вскользь – мол, говорили о сексе. Но теперь вижу – придется рассказать поподробнее.

На самом деле государь вел разговор не только о нем, но в первую очередь о князе. Точнее о нем и обо мне. Особенно его интересовала наша с Воротынским совместная работа по наведению порядка на южной границе. Помните, я рассказывал о своем первом впечатлении – будто старик-монах перечитывает собственную летопись, все ли он правильно написал и не надо ли чего подправить.

На самом деле царь держал в руках не что иное, как мои собственные листы с черновым вариантом расклада по станам, станицам, сторожам, разъездам и прочие пометки. В том числе и черновики устава пограничной стражи.

Оказывается, после того как меня привезли со двора в Пыточную избу, пара человечков задержалась и быстренько изъяла их в моей светлице. Быстренько, потому что знали – где искать и что изымать, действуя согласно четко полученным инструкциям.

От кого? Выяснил я и это, только много позже. От думного дьяка Василия Яковлевича Щелкалова, главы Разбойного приказа. А ему это деликатное поручение дал родной брательник – глава Посольского и Разрядного приказов и вообще канцлер царя, Андрей Яковлевич. Уж больно ему не понравилось, что царь так высоко отозвался об организаторских способностях князя Воротынского. Не иначе как почуял потенциального конкурента. Пока речь шла о ратной доблести князя, о его полководческих заслугах и победах – это одно. Тут их пути не пересекались. Шпарили по прямой, как две параллельные линии по принципу «Каждому свое».

Но план, да еще столь умно составленный, это серьезно. Можно сказать, перспективная заявка на общее лидерство. Оказывается, князь неплох и как организатор. Да что там неплох – могуч. Титан. Монстр. Голова. В смысле светлая, и даже с прорезавшимся нимбом. Свечение хоть и слабое, но наблюдается отчетливо. Получается, что одна из параллелей отклонилась от своего маршрута в весьма опасную сторону, рванув на сближение с другой. Того и гляди пересечет. А то и вовсе перечеркнет – с нее станется.

Первый упреждающий маневр Щелкалов сделал еще весной. Оказывается, Воротынский еще и потому так легко получил верховное главнокомандование, что за него «порадел» Андрей Яковлевич. Уверен был Щелкалов – не выдюжат русские рати под напором летучей конницы крымского хана, не справиться им. Татар-то у Девлет-Гирея и впрямь было вдвое, если не втрое больше, чем русских ратников. А если к этому добавить, что крымский хан, согласно донесениям сакмагонов, имел изрядное подкрепление от турецкого султана, и не только янычар, но и пушки, то на русских ратях практически все ставили крест. Большой и жирный. Причем с двумя перекладинками. Как на могилах.

Все учел думный дьяк в своем раскладе. И малое количество воинов, и нелюбовь князя к огненному бою, начиная с пищалей и заканчивая пушками, а следовательно, неумение всем этим воспользоваться. Включил он, скорее всего, в этот расклад и безрассудную отвагу Воротынского. Князь «Вперед!» скорее сложит голову, чем отступит, а если останется в живых, то лишь в одном случае – его, изнемогающего от ран, вывезут с поля боя верные люди. Такое тоже неплохо. Далее он либо сам помрет, либо будет очень долго выздоравливать. Но главное – вызовет на себя царский гнев, потому как не одолел Девлетку и бежал с ратного поля. А то, что бежал не сам, а вывезли, то, что весь в шрамах от сабельных ударов, никого не волнует, а уж царя меньше всех.

Но тут приключилась незадача. Подвели Андрея Яковлевича предварительные расчеты. Жив-здоров оказался князь. И не бежал он с битвы, а, напротив, гнался за бежавшим, да такой разгром учинил Девлет-Гирею, что теперь за южные рубежи можно долго не тревожиться. Спаситель отечества стал для честолюбивого дьяка вдвойне опаснее.

Тогда он и устроил беседу с подьячими, которые работали со мной, а по ходу ее выяснил, что князь, оказывается, в разработке этой организации обороны не ударил и пальцем о палец. Учинил же все некий фрязин, а вклад самого Воротынского ничтожен и выразился лишь в том, что он надиктовал окончательный текст, причем опять-таки взяв его содержание не из собственной головы, а с неких загадочных листов, которые он все время держал перед собой. Что за листы? Откуда взялись? Куда делись?