(не) его невеста (СИ) - Либрем Альма

Отвернувшись от него, я смотрела на картину, которая висела в кабинете моего доктора. Вчера мы впервые стали обсуждать мои травмы. Доктор с хирургической осторожностью делал это, но я всё равно провела всю ночь в обнимку с унитазом. Меня тошнило и тошнило, а потом я до самого утра рыдала. Он сказал, что это нормально. У моего организма просто такая реакция.

— Вам не избежать этого разговора, Аделаида.

Вздохнув, я сказала:

— Я не собиралась. Что вы хотите, чтобы я сделала?

Доктор пристально посмотрел на меня, словно не верил мне. И я невольно горько улыбнулась в ответ. Никто мне не верил. Даже Яр не верил, что я правда стала меняться, что я просто больше не могла как раньше. Словно всё то, чем я была — умерло.

— В гостевой вас ожидает ваш первый… — доктор замялся в попытках подобрать правильное слово, а я просто встала и направилась к двери. — Аделаида, куда вы?

Положив руку на дверную ручку, я передернула плечами:

— У меня посетитель. Пойду и встречу его.

Доктор просто кивнул, а я вышла. Я медленно шла и перечисляла в голове всех возможных гостей. Кирилл не появится, Инга тоже, Алисе не разрешали, Вадим вряд ли даже знал где я, Яр слишком сильно обижался. Значит либо Арина, либо Алекс. Часть моей души правда надеялась, что это Арина. Видеть Алекса с его вечными просчетами людей — совершенно не хотелось.

Открыв дверь в свою палату, я взяла скрипку, которая лежала на столе, и направилась в гостевую. Она распалась на первом этаже вдали ото всех, чтобы не мешать другим пациентам, если вдруг кто-то сорвется.

На одну долю секунды я замерла, словно боялась, что гость уже ушел, а потом плавно открыла дверь. Раньше я бы ворвалась, чтобы забрать контроль себе, а сейчас мне совершенно этого не хотелось. Всё о чём я могла мечтать — о тишине.

И замерла.

Потому что спиной ко мне стоял Кирилл. Он медленно обернулся и его пытливый взгляд так же медленно просканировал меня. На целую секунду его глаза зацепились на моей скрипке, которую я крепко держала, а потом вернулся к моему лицу.

Удивление мелькнуло маленькой рыбкой во взгляде Кирилла. И я понимала не понимала почему. Только притронувшись к собственному лицу, я сумела осознать, что плакала. Впервые плакала перед ним.

— Привет, — сказала я.

А хотелось спросить: “Зачем ты здесь?”.

Кир, сглотнув, кивнул.

Я вошла, прикрыла за собой дверь и села в одно из кресел. Доктор говорил, чтобы нужно всегда вести себя максимально открыто перед людьми, и я решила следовать его советам.

— Мне сказали, что ты лечишься, — едко бросил Кирилл, — но мы оба с тобой знаем, что ты никогда не делаешь того, что тебе велят.

Я просто пожала плечами и положила скрипку себе на колени. Я не смотрела на него, ибо это было невыносимо. Я даже не бросала украдкой взгляды, ведь знала — он больше не мой. Я убила всё, что могла.

— Я лечусь, — отозвалась я. — Ты был прав, когда сказал, что я сошла с ума. С меня правда хватит этих игр. У меня ничего не получилось, поэтому разбирайтесь сами с Вадимом и со всеми остальными. Я выбываю из этой игры.

Кирилл аж сел от удивлена. Он смотрел на меня так, словно не узнавал. А я и вовсе не смотрела на него, потому что уж больно сердце болело. Потому что я всё ещё любила его. Да я никого кроме него больше не любила.

— Врешь, — бросил Кир.

Мои пальцы так сильно дрожали, что не сдержавшись я закинула скрипку на плечо, взмахнула смычком и просто заиграла. Это была моя любимая колыбельная, которую я заставляла Яра постоянно играть мне. Когда ему надоело, то я умоляла Кира играть мне ее.

И он, конечно, узнал ее.

— Ты врешь, Ада, — продолжал нервно Кир. — Ты никогда не сдаешься, ты всегда всё контролируешь, ты не играешь по чужим правилам.

Я не отвечала. Просто играла и играла, а Кир… он словно с цепи сорвался. Просто кричал и кричал меня. А я даже толком не слышала все сказанные им слова. Они проходили сквозь меня, потому что своей музыкой я обнажала перед ним душу.

Я ведь знала — он помнил.

Мы часто лежали на траве и слушали эту колыбельную в записи, потому что она была наша.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Только наша.

Я первой призналась ему в своих чувствах, когда он играл эту колыбельную. Он тогда признался мне в ответ, а потом исчез.

— Ты ничего не вернешь, Ада, — таким голосом сказал Кир, что моё сердце вновь разбилось. — Уже слишком поздно.

Закончив играть колыбельную, я открыла глаза и впервые за нашу встречу прямо посмотрела на него. Мне стало интересно, что он сейчас видел? Кого он видел? Меня? Или Снежную Королеву, как он любил меня звать? Я никогда не считала себя Снежной Королевой, ибо слишком сильно старалась уберечь всех своих близких.

— Я знаю, — спокойно ответила я ему. — Знаю. И не прошу тебя любить меня.

Недоумение исказило прекрасные черты лица Кира.

— Тогда чего ты хочешь?

Горькая усмешка исказила мои губы.

Встав, я подошла к нему. Кир отчаянно задышал, словно моё присутствие причиняло ему боль. Когда я потянулась своими ладонями к нему, он резко отшатнулся, и это заставило меня замереть.

Моё несчастное сердце разбилось вновь.

— Ты мне не веришь, — убитым голосом повторила я. — Потому что я разрушила твоё доверие. И я знаю об этом, Кирилл. Но я хотела попросить тебя, чтобы мы остались друзьями. Ради Яра.

Кир продолжал держаться настороженно и на расстоянии, словно я была непонятной зверушкой, которая могла в любой момент выпустить когти. Прошла я — могла. Нынешняя — нет. У меня настоящей больше ничего не было.

— Когда выйдешь из больницы, позвони Алисе и скажи одно единственное слово. Феникс. Она поймет и кое-что покажет тебе, — не сдержавшись, я подалась вперед и быстро оставила поцелуй на его щеке. — Прости, что говорю слегка заторможенно. Я на седативных.

Развернувшись, я направилась к двери.

Кир не попытался меня остановить или окликнуть. А мне так хотелось, чтобы он это сделал. Впервые в жизни мне хотелось, чтобы он кинулся за мной. Поэтому у самой двери я тихо сказала ему:

— И я правда люблю тебя.

46. Кирилл

Больше всего на свете сейчас мне хотелось кому-то врезать. Но Ада — девушка, охранник и врач показались мне неподходящими целями, а пинать собственную машину — себе же делать хуже. И своей ноге, которая до сих пор иногда ныла на дождь.

Я рухнул на водительское сидение и закрыл глаза. Не прошло и пяти минут, как врач, суховатый, невысокий мужчина заскребся в мое окно. Я опустил стекло и повернулся к нему.

— Что надо?

— Вам нужна помощь? — вместо этого заботливо уточнил врач.

Сколько ему отвалили денег, что он интересуется моим самочувствием после того, как я едва не придушил его пациентку?

— Точно нет.

— В таком случае, надеюсь, вы приедете еще раз, — серьезно отметил врач.

— Шутите?! — хмыкнул я. — Еще раз? Я мог ее придавить там на нервах.

— Зато она наконец-то раскрылась. Возможно, теперь мы сможем быстрее добиться прогресса.

Я не стал ничего говорить. Напомнив себе, что делал вещи и похуже, а хамил пострашнее, ударил ладонью по кнопке, поднимая стекло. Врач не стал препятствовать, только предусмотрительно отошел подальше, чтобы не попасть под колеса автомобиля. Я собирался сорваться с места, как заядлый лихач, но, вспомнив аварию, заставил себя ехать хоть сколько-нибудь медленно.

Осталось только решить, куда мне теперь себя деть.

Раньше я бы отправился на кулачные бои. Мне б не помешало. Но Руд по известным причинам никак не мог выйти за контакт — после того, как его поймал Алекс, я вообще не знал толком, что с ним случилось. Вроде бы посадили?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Алиса.

И феникс.

Какого черта эта Снежная… Эта… Какого черта Ада вообще мне об этом сказала?

Я все-таки увеличил скорость, надеясь, что это немного меня успокоит. Привычное бурление адреналина в жилах приносило мне удовольствие и позволяло хоть на время забыться, не думать о последствиях.