Джокер - Даниэль Дакар

— Если я могу помочь, я помогу, госпожа майор. А что требуется?

— Вы и ваш друг прекрасно играете. Вам известна старая песня «Historia de un amor»? — Мэри быстро напела несколько тактов.

— Конечно. Это прекрасная песня и мы ее не раз играли.

— Вы можете сыграть ее сейчас?

Вместо ответа Георгий поправил на плече ремень гитары, кивнул своему напарнику, и кают-компания наполнилась красивой, немного грустной мелодией. Но Никите было не до музыки. Пораженный, он смотрел, как с первыми же звуками неузнаваемо изменилась Мэри. Склонилась голова, чуть откинулся назад корпус. Невидимые каблуки приподняли над полом и без того длинные ноги. Правая рука подхватила воображаемый подол и уперлась в бедро. В левой раскрылся иллюзорный веер, из-за которого сверкнули почерневшие глаза. И Корсаков готов был поклясться, что по плечам рассыпались смоляные локоны, прикрытые кружевной мантильей. Шаг, еще один. Она запела, негромко и хрипловато, но было очевидно, что голоса прекраснее не существует сейчас для тех, кто собрался в кают-компании. Сеньорита обходила зал по периметру, на секунду останавливаясь, чтобы пропеть несколько слов избранному счастливцу, и снова начинала двигаться, плавно, завораживающе. Музыканты шли за ней, тихонько поддерживая ее пение своими голосами, только голосами, без слов. Последняя фраза предназначалась Захарову. И Никита ничуть не удивился, когда лейтенант вдруг шагнул вперед, словно околдованный, решительно и властно привлекая к себе партнершу. Мэри все тем же несуществующим веером подала знак, кто-то сообразительный включил запись и… Да, это было танго. Такого Корсакову еще видеть не доводилось. Танцоры двигались как одно целое, скользили над полом так, будто для них не существовало гравитации. Выражения опущенного лица Мэри он не видел, а вот Алексей Захаров точно находился где-то очень далеко. Его губы беззвучно шевелились, глаза видели что-то, недоступное зрителям, и танцевал он так, словно каждое движение разрывает его сердце, но это именно то, чего он хочет здесь и сейчас…

Музыка закончилась. Мэри отступила на шаг от партнера и склонилась перед ним в глубоком изящном реверансе. В ответ лейтенант коротко припал на одно колено, тут же вскочил и щелкнул каблуками:

— Благодарю вас, госпожа майор. Я понял.

— Не сомневалась в этом, Алексей! — лукаво усмехнулась она. — Только одно маленькое замечание, если позволите: думаю, ваша невеста несколько потоньше в кости, чем я, верно? В таком случае будьте осторожны, вы рискуете переломать ей ребра!

Дружный хохот собравшихся смыл волшебство. Захаров смеялся вместе со всеми, но в его глазах, как со смутным недовольством отметил Никита, появилась уверенность, которой не было еще полчаса назад. Один танец сделал из юноши мужчину. Ведьма она, что ли?

— Мисс Гамильтон, — осторожно начал отложивший гитару Танкаян, — скажите, а трудно было научиться так танцевать?

— Это непростой вопрос, Георгий, — задумчиво проговорила Мэри, окидывая взглядом буфет. Пару секунд спустя она благодарно улыбнулась Савельеву, подавшему ей бокал хереса, и продолжила:

— Технически в этом нет ничего сложного. Но когда я прилетела служить на Санта-Марию, концепция танца как способа получить удовольствие от жизни и приятно провести время, не укладывалась у меня в голове. Бельтайнские пилоты танцуют довольно много, но для нас танец — это тренировка вестибулярного аппарата и интуиции, не более того… Добавьте к этому вынужденный целибат, с самого детства поддержанный гипнозом и медикаментами. Как станцевать страсть, если само понятие тебе недоступно? Бедный дон Эстебан… Ему понадобился год для того, чтобы бельтайнскую девчонку можно было выпустить на фиесту, не опасаясь, что она опозорит наставника. И это был прекрасный год, господа! Лучше него был только следующий. А потом контракт закончился, и я улетела с Санта-Марии. Но с тех пор везде, где мне доводилось служить, я училась танцевать. Для себя, а не для тренировки.

— А… а танцевать для тренировки — это как? — заинтересованно уставился на нее напарник Танкаяна.

— Это? Это очень просто. В каком-нибудь из ваших спортивных залов есть бум? Отлично. Идемте, покажу.

В огромном помещении с высоким потолком света и воздуха было примерно поровну, то есть очень много. Бум оказался, что надо: длинный и высокий, он располагался в центре зала, деля его пополам почти по всей длине. Мэри сбросила китель, распустила шейный платок и скрутила из него жгут, который и обмотала вокруг кулака.

— Вам понадобится музыка, мисс Гамильтон? — негромко спросил Терехов. Зал принадлежал десантникам, и теперь те, кто тренировался в нем перед приходом офицеров, тихонько сидели вдоль стен, не без оснований опасаясь, что если обратить на себя внимание начальства, то могут и выгнать.

— Музыка? Нет, музыка мне не нужна. Разве что… Могу я попросить вас, Дан, отбить мне ритм? Я буду его задавать, а вы подхватывать, договорились?

С этими словами Мэри завязала себе глаза приготовленным платком и вскочила на бум. Шаг— нула вперед, назад, подпрыгнула, дважды размеренно хлопнула в ладоши, Терехов немедленно повторил за ней хлопки, к нему по одному начали присоединяться остальные офицеры. Мэри двигалась, постепенно ускоряя темп, хлопки стали ча-ще… Еще чаще… Прямая спина, развернутые плечи, прижатые к бокам руки — и залихватская чечетка, которую все быстрее выбивали ноги в высоких ботинках. Вдруг она сделала явно приглашающий жест, и один из десантников не выдержал, молнией метнулся к буму и запрыгнул на него. Теперь на узком бревне плясали двое, только корпус мужчины не был так неподвижен, как корпус женщины. Секунда, другая… Кто-то задушенно ахнул: слепая танцовщица, быстро приноровившись, зеркально повторяла движения своего невидимого партнера. Потом вдруг усмехнулась и начала двигаться в противофазе. Вскинула руку, хлопки стихли, и остался только стук неимоверно быстро двигающихся ног двух человек. Это было красиво. Это было невероятно. Это было почти страшно. И вдруг все закончилось. Еще один безошибочно понятый жест, танцоры церемонно поклонились друг другу и одновременно спрыгнули с бревна. Мэри сняла с глаз повязку и удовлетворенно улыбнулась:

— Вот как-то так, господа.

Быстрый взгляд в сторону партнера, лихое подмигивание:

— Благодарю за доставленное удовольствие!

Опомнившиеся зрители начали аплодировать.

— Знаете, мисс Гамильтон, — подошел к ней с кителем в руках Никита, — когда я увидел, как вы направляете подбитый «Дестини» к «Александру», я пообещал себе, что если пилот корвета жив, я обязательно постараюсь выяснить у него, как он ухитряется управлять кораблем, которому разнесли все внешние датчики. Кажется, теперь вопрос отпал.

— Дело не только в этом. Никакой тайны тут нет, хотя мы и не кричим на всех углах о том, что бельтайнская сцепка — это система с обратной связью. Если на другом конце поводка кто-то есть, этот кто-то может послать сигнал тому, кто на сцепке так же получает его. Меня навели на ваш крейсер — система управления огнем ведь не пострадала и этого хватило.

Корсаков озадаченно почесал в затылке, оглянулся на подчиненных и рассмеялся:

— Не буду притворяться, будто что-то понял, мисс Гамильтон. Просто поверю на слово.

— Ты знаешь, что такое Кремль? — спросил Никита Корсаков, когда, оставив «Александр», они пересели на челнок и приближались к планете.

— Ну… да, — не вполне уверенно ответила Мэри. — Это крепость в русском городе, в которой в древности запирались защитники, а нападающие, соответственно, штурмовали…

— Верно, — улыбнулся он. — Кремль в Москве, древней столице России на Земле, это крепость с темно-красными стенами и белыми и желтыми с золотом зданиями внутри. А теперь — смотри, — он коснулся клавиши, включающей внешний обзор. Под изрядно снизившимся челноком проплывал участок суши, состоящий из величественного нагромождения темно-красных скал с пронзительно-белыми разломами, кое-где отливающими золотом. — Поняла?

— Поняла, — кивнула Мэри, любуясь удивительной картиной. — Действительно, кремль. Поэтому планету так и назвали?

— Ну да. От чего только не зависят названия! От рельефа местности, от даты выхода исследовательского корабля на орбиту, как в случае с Бельтайном… У нас есть такая планета, Осетр, так на ней океанов вообще нет, зато есть несметное количество рек и озер, от крохотных до огромных. Самое милое дело рыбу разводить, в частности осетров…

Майор Гамильтон рассмеялась. Она не хотела признаваться в этом даже самой себе, но сейчас, когда до посадки оставались считанные минуты, у нее изрядно разгулялись нервы. Должно быть, и Корсаков это заметил, потому что изо всех сил старался ее подбодрить, развлечь, а еще лучше — насмешить.

А потом ни времени, ни возможности нервничать не осталось. Космопорт обрушил на нее разноголосицу и многолюдье. Одновременно прибыли несколько бортов, гвалт стоял такой, что уши закладывало, и вертящая головой по сторонам Мэри едва поспевала за своими спутниками. Внезапно впереди образовалось пустое пространство, и она еле успела притормозить. Как-то отдельно от толпы стояли, распространяя вокруг себя спокойствие и уверенность, несколько подтянутых молодых людей, полукругом охватывающих двух мужчин в летах. Князя Цинцадзе Мэри узнала сразу, второй тоже показался смутно знакомым, хотя она готова была поклясться, что никогда не видела его раньше. Если бы она поделилась своими чувствами с Корсаковым, Никита, у которого при виде спутника князя болезненно екнуло сердце, мог бы посоветовать ей посмотреться в зеркало. Портретного сходства не было, но разлет бровей… форма носа… посадка головы… Для отца майора Гамильтон адмирал флота Сазонов, которого Никита прекрасно помнил по Академии, был, пожалуй, староват, но дедом Мэри он мог быть запросто. Вот оно что, то-то князь так вглядывался в ее лицо…