Неделя в декабре - Себастьян Фолкс

Виктория вводила детали этих продаж в систему и наблюдала, как они отправляются по многочисленным адресам. Ни одна из них не подразумевала подлинного обмена бумагами на каком-либо регулируемом форуме. Люди, с которыми Даффи беседовал по телефону, оставались при убеждении, что «конечным клиентом» является «Высокий уровень», на самом же деле контрагентом, с которым они производили сегодня рыночные сделки, был легендарно надежный американский инвестиционный банк, управлявший всеми этими операциями как прайм-брокер.

Сложности начали возникать после полудня. Рынок акций Ассоциированного королевского сократился настолько, что проводить новые операции стало трудно: активность рынка просто-напросто не позволяла Даффи занимать позиции того масштаба, которые были необходимы, и в четыре часа ему пришлось позвонить на сотовый Джона Вилса и сообщить, что их продвижение пошло на спад.

— Ладно, Киран. Предоставь это мне. Я посмотрю, что тут можно сделать.

В этот вечер Джон Вилс, сидя в своем мезонинном кабинете с выходящими в парк окнами, вглядывался в графики на экране, и ему казалось, что он уже различает едва уловимые отпечатки пальцев О’Бублика.

Пока все шло хорошо, однако Вилс беспокоился. Тревога, снедавшая его ночь за ночью, была сутью работы Вилса. Непосредственная же проблема состояла в том, что рынок был сейчас настолько неустойчивым, настолько нервным и чутким к возможности финансового краха, что даже минимальные изменения, которые видел Вилс, могли оказаться замеченными и другими. Финансовый мир пребывал в состоянии своего рода заторможенного оживления. Всего семь недель назад, 31 октября, финансовые фирмы Уолл-стрит за один-единственный день потеряли 369 миллиардов долларов. Письмена были начертаны на стене трехметровыми буквами, однако люди все равно норовили игнорировать их. Пиршество продолжалось, заматерелые, опьяневшие от риска игроки никак не могли поверить, что золотая лихорадка когда-нибудь да закончится, и потому не желали расходиться по домам.

Вилс сомневался, что в такой обстановке можно дотянуть до конца недели без того, чтобы какой-нибудь ушлый аналитик не углядел возникшую у самых простых показателей процветания Соединенного Королевства — валюты и стоимости гарантированных фондовых бумаг — тенденцию к спаду и не связал ее с АКБ.

А суть второй проблемы сформулировал позвонивший Вилсу под вечер Даффи: рынок в нынешнем его состоянии слишком мал, чтобы занять на нем позицию нужного им масштаба. Вилсу необходимо было скупить то, что он сможет потом с выгодой продать, а стало быть, прежде чем акции АКБ рухнут, они должны вырасти в цене. И единственный способ, который позволил бы Вилсу и гарантировать возможность вложить свои деньги в АКБ раньше, чем это успеют сделать другие, и создать необходимую рыночную активность, состоял в том, чтобы пойти по стопам Ротшильда.

В пору Наполеоновских войн братья Ротшильды владели самой скоростной в Европе системой связи — голубиной почтой. Каждый обретавшийся на Ломбард-стрит[40] делец понимал, что Натан Ротшильд узнает об исходе сражения при Ватерлоо первым, и это не позволяло Натану действовать, основываясь на получаемых им сведениях, — конкуренты просто-напросто повторили бы каждый его шаг, и никто из них не пожелал бы оказаться на противостоящей ему стороне. И потому он начал с преувеличенной скрытностью, которая непременно должна была привлечь к нему внимание, понемногу распродавать государственные облигации. Стадо последовало его примеру, рынок облигаций обрушился. А Ротшильд, используя посредников, втайне скупил огромные количества этих бумаг. И когда поступило известие о победе при Ватерлоо, патриотический взлет стоимости государственных облигаций принес ему самое большое состояние, какое когда-либо видело Сити.

Вилс позвонил Стивену Годли и детально обрисовал ему необходимую для фонда позицию на рынке. Годли слушал его молча и только похмыкивал. А по прошествии двадцати минут сказал: «Ладно, Джон, я все понял. Мы поведем в первом раунде, но самым важным окажется второй. Его я оставляю в твоих умелых руках. Завтра я позабочусь о том, чтобы в Лондоне все было хорошо и чисто. Горячий привет О’Шлёме».

Этажом выше сын Вилса Финбар уселся перед телевизором, собираясь посмотреть в прямой трансляции очередной эпизод программы «Это безумие».

От «сбледнения» он оправился, и вроде бы полностью. Помог глубокий сон, которым одарили его две таблетки «ибупрофена». Руки больше не дрожали, холодный пот исчез без следа, Финн чувствовал себя вернувшимся в реальный мир. Правда, когда он вспоминал о вчерашнем, в животе у него что-то пугающе подрагивало — ну так он старался и не вспоминать.

Дабы показать, что он относится к случившемуся со всей серьезностью — что-то в этом роде, — Финн решил пару дней не курить и потому сидел сейчас перед телевизором всего лишь с банкой «Пильзнера».

Все персонажи передачи находились в «Собачьем бунгало», а жюри знаменитостей наблюдало за тем, что они там поделывают. Помимо Скотти, биполярной женщины (настоящее имя которой — Валери — все уже позабыли) и шизофреника Алана, здесь присутствовала также страдавшая хронической депрессией женщина тридцати с лишним лет (Сандра), старик по имени Престон, чей диагноз так и остался неустановленным, и юноша, которого звали Даррен, — жертва острого антисоциального расстройства личности (сам Даррен уверял, впрочем, что он психически здоров).

Здоровый или не здоровый, он, как указывали газетные обозреватели, несомненно вносил в эту компанию новую краску — благодаря его откровенной агрессивности и всегдашней готовности сбросить одежду и предъявить камере свои причиндалы, которые, впрочем, прикрывались на экране размазанным белым пятном.

В эту минуту экран заполняло лицо Терри О’Мэлли, румяные щеки его поблескивали в ярком свете студии, декорированной под обстановку фешенебельного званого обеда, — возвышавшийся посреди студии стол был заставлен винными бутылками и чашами с орешками и экзотическими плодами — манго и киви.

— Итак, леди и джентльмены, — произнес Терри, — мы переходим к завершению деловой части нашего вечера. Все ли готовы к этому? Лиза?

Лиза покивала поверх бокала с вином:

— Вполне, Тед.

— Тогда начнем, — сказал Барри Ливайн.

Терри, театрально поведя правой рукой, указал на что-то не видное зрителям:

— Третья камера, они ваши. Приступайте!

Обеденный зал исчез, а вместе с ним и ощущение праздника. Его сменило черно-белое изображение пустой приемной врача, в которую игроков вызывали одного за другим на предмет ежедневной «консультации». Их просили сесть в стоявшее перед столом «доктора» кресло, между тем как еще одно, большое, кожаное, находившееся по другую сторону стола, оставалось пустым. На консультациях перед испытуемыми каждый день ставилась новая «терапевтическая задача» — ТЗ, так ее все называли. Как правило, вполне безобидная — рассказать всей группе какой-нибудь случай из своего детства или питаться весь день одними лишь фруктами.

Первым вызвали Алана, шизофреника.

— С добрым утром, Алан. Как вы сегодня?

Бестелесный голос — мужской, зловещий — доносился из скрытого динамика.

Алан — тощий, наполовину облысевший мужчина средних лет — подергал головой взад-вперед, словно одолевая сопротивление невидимых пут. Камера показала крупным планом его смятенные, ввалившиеся глаза, сидевшие в темных от усталости глазницах. Ясно было, что ему слишком худо и участвовать в сегодняшних играх он не может, поэтому обрисовывать дневную задачу Алану не стали — в приемной просто погасили свет, и кто-то выволок из нее беднягу.

На экране снова появился обеденный зал.

— Ну что вы можете сказать об Алане, Лиза? — спросил мгновенно овладевший ситуацией Терри О’Мэлли.

— Мне кажется, что Алан, после того как он попал в «Бунгало», показывает себя не с самой лучшей стороны, — ответила Лиза. — Знаете, он вроде бы человек милый, готов любому прийти на помощь и все такое. Я думаю, он немного приуныл.

— Спасибо, Лиз. Барри? Ваше мнение?

— Честно говоря, я думаю, что Алану следует в большей мере раскрываться перед нами, — сообщил Барри. — Показать несколько большую заинтересованность в происходящем. По-настоящему хотеть победы.

Финн спустился в кухню за новой банкой пива, а когда вернулся к «Бунгало», все герои передачи уже собрались в гостиной для участия в «сеансе караоке». Это была одна из наиболее популярных составляющих всего шоу, так называемый «Вечер полоумных мотивчиков», ради которого Лизу вертолетом доставляли в то засекреченное место, где находилось «Собачье бунгало». Ручная камера показала, как она, согнувшись под вращающимися лопастями, бежит в сопровождении охранника к парадной двери этого дома. Вторая камера снимала оператора первой — расплывчато, выдавая день за ночь.