Башня преступления - Поль Феваль

Потревоженный всплеском воды, Поль развернулся и поплыл, держа голову над водой и прислушиваясь. Как и в первый раз, он ничего не увидел: Новый мост отбрасывал огромную тень; но через мгновение из темноты показался белый предмет и Поплыл, уносимый течением.

Поль заколебался.

Его уход из жизни не был сиюминутным решением: «Ни до кого больше мне нет дела», – сказал он сам себе всего несколько часов назад. Но его доброе сердце сжалось при мысли о том, что рядом с ним погибает несчастное человеческое создание (а в том, что это был человек, он ни секунды не сомневался), которое он, безусловно, мог бы спасти.

– Ночь длинна! – уговаривал он себя. – Я оставлю беднягу на берегу, и у меня будет еще достаточно времени, чтобы уйти навсегда.

Он предполагал, что это женщина, поддерживаемая на поверхности воздухом, оставшимся в складках платья. Его удивило, что не было слышно ни единого крика. Он вытянулся на воде и поплыл против течения, которое отнесло его шагов на сто от островка.

Белый предмет по-прежнему плыл, но постепенно тонул, все большая его часть уходила под воду.

Как и все дети Парижа, Поль хорошо плавал. Сбросив охватившие его оцепенение, он напряг мышцы и прибавил скорости, мощными гребками преодолевая силу течения.

За считанные минуты он нагнал сверток у самой косы. Странный предмет почти совсем ушел под воду, оставив наверху лишь малюсенькую часть круглой формы, напоминавшую надутый воздухом шар. Поль схватил его. Первого же прикосновения было достаточно, чтобы молодой человек смог подтвердить свою догадку; это была женщина или ребенок.

Этот ребенок или женщина держалась на плаву вовсе не за счет вздувшегося платья.

Поль не сомневался, что ему удалось спасти жертву преступления.

Ее завернули в одеяло и бросили с моста. Шелковый пододеяльник на короткое время вздулся, как шар, и поплыл по реке, удерживая сверток на поверхности. Однако воздух медленно уходил, и одеяло неумолимо шло ко дну.

Одной рукой прижимая к себе пропитанное водой одеяло, Поль поплыл к островку. Там он быстро развернул его. Луна осветила нежное лицо несчастной Суавиты. Она лежала с закрытыми глазами, бледная и неподвижная, как мраморная статуя.

– Маленькая девочка! – прошептал Поль, не замечая, что дрожит в своей мокрой одежде. – Несчастный красивый ангелочек! Что за негодяй посмел убить ее!

Как мы помним, Куатье похитил девочку из постели: Суавита была лишь в ночной рубашке. Мокрая ткань плотно облегала неподвижное тело, подчеркивая его беззащитную хрупкость. Поль смотрел на девочку, как завороженный, не в силах отвести взгляда. Он почувствовал неожиданный прилив нежности к несчастной малышке.

Вдруг он похолодел, ему почудилось, что она мертва. Он схватил ее руки, пытаясь нащупать пульс, но его собственные холодные пальцы так ничего и не ощутили. Хуже того, ему показалось, что руки девочки совсем ледяные. В порыве отчаяния Поль прижал девочку к груди, надеясь согреть ее собственным дыханием, его сердце бешено колотилось, сердце ребенка – молчало.

– На помощь! – позвал Поль.

Но в этот ночной час островок был пустынен. В ответ слышался лишь плеск воды, омывающей берег. Юношу охватила страшная тоска от сознания собственного бессилия. Он не знал, что делать. Две большие слезы покатились из глаз по щекам. Потом он вдруг о чем-то вспомнил, подхватил ребенка на руки и побежал изо всех сил, прижимая девочку к груди.

– Мадам Сула! – воскликнул Поль. – Как же я не подумал о мадам Сула? У нее отважное и благородное сердце, она не откажет нам в помощи, она прекрасная женщина и хозяйка, она-то наверняка знает, как спасти бедную девочку!

В несколько прыжков он пересек островок, поднялся по лестнице мимо купален Генриха IV и остановился перед калиткой, ведущей на мост. Он крайне осторожно перебрался через эту ничтожную преграду. Он страшно боялся неловким движением причинить боль девочке! Он уже считал ее своей потому, что она была послана ему Богом в тот момент, когда он добровольно прощался с жизнью.

Это было испытание. Смерть – утешение для тех, кому ни до кого больше нет дела, для тех, кому некого ни любить, ни защищать.

А у Поля теперь была эта девочка, ребенок, посланный ему Богом. Юноша был сама преданность и сама любовь. Он беззвучно благодарил Всевышнего и молил о помощи.

Преодолев калитку, он пересек мост и помчался по набережной Орфевр. Он летел как на крыльях, почти не касаясь земли. Перепрыгивая по четыре ступеньки, он взлетел по винтовой лестнице дома на Иерусалимской улице и очутился у дверей комнаты матушки Сула. Здесь их ждало спасение. Поль нигде не останавливался, даже для того, чтобы перевести дух, сердце его готово было выпрыгнуть из груди, внутри все горело. Он изо всех сил принялся стучать в дверь комнаты мамаши Сула.

– Мадам Сула! Милая мадам Сула! – кричал он и в голосе его слышались отчаяние и мольба.

А мадам Сула подъезжала в это время к Сен-Жерменскому предместью, трясясь в коляске, которую по булыжной мостовой тащила понукаемая хозяином кляча Марион.

Поль Лабр постучал еще раз посильнее. Ему не приходило в голову, что мамаши Сула может не оказаться дома в столь позднее время. Он не понимал, почему никто не отвечает: добрая женщина прекрасно знала его голос! Она любила его, относилась к нему с нежностью, словно мать к сыну.

Когда он, наконец, понял, что стучать бесполезно, руки у него опустились и его охватил настоящий ужас.

– Вот теперь она умрет! – потеряв всякую надежду проговорил он вслух. – Я ничего не умею, ничего не могу сделать.

Он еще раз ударил кулаком в закрытую дверь.

– Значит, вы хотите убить ее, мамаша Сула! – воскликнул он в порыве наивного отчаяния, которое кого-то, возможно, позабавило бы, а многих растрогало бы до слез.

Но на лестничной клетке стояла мертвая тишина. Поль вытащил из кармана ключ и открыл свою комнату.

У юноши силы были на исходе, на себя он больше не надеялся.

Положив девочку на свою постель, он зажег свечу. У него это получилось не сразу: руки тряслись, и спичка несколько раз выскальзывала из ледяных пальцев. Наконец он поднес свечу к лицу ребенка, пытаясь в мерцающем неверном свете рассмотреть черты девочки.

– Почему нет дома мамаши Сула, что же еще случилось этой ночью, – шептал он. – Я бы не боялся бледности ее лица, мамаша Сула обязательно бы спасла ее!

Ему было от чего испугаться: девочка в самом деле походила на мертвеца. Обычная бледность несчастной Суавиты приобрела синеватый оттенок, тело в мерцающем пламени свечи казалось прозрачным.

На чувствительной коже ребенка, в тех местах, к которым прикасались Лейтенант, а затем и сам Поль, появились синяки, даже не красные, а иссиня-черные. Светлые мокрые волосы, откинутые со лба, подчеркивали хрупкость висков с проступившими на них прожилками и темные круги под полуприкрытыми глазами.