Пожар страсти - Белва Плейн

Наверху яркий свет заливал зал. Гиацинта смутилась.

– Не могу говорить о себе, но отец был действительно спокойный. А вот мать совсем другая. Она у нас красавица.

– Говорите, красавица? Возможно, но я предпочел бы вас. Ваша мать, безусловно, хороша собой, но у вас интересное лицо. Оно излучает свет. Хочется снова и снова смотреть в эти прекрасные глаза, хотя они несколько великоваты для лица, на красивый рот, на подбородок. Да, на вас хочется смотреть снова и снова.

Обрадованная, удивленная и слегка смущенная, Гиацинта пробормотала слова благодарности и повела Уилла к картинам. Его комплименты по поводу ее внешности, конечно же, повергли Гиацинту в растерянность, зато высокая оценка ее работ была ожидаема и желанна. Она тихо стояла на месте, пока Уилл медленно шел вдоль стен.

Он остановился перед любимой работой Гиацинты – Джим в кресле и Францина в белом вечернем платье. Внимательно осмотрев портрет полного сынишки Мойры, Уилл направился к пейзажам: пара на гребной шлюпке на темном озере, зимний пейзаж с метелью и солнцем. Он останавливался перед каждым полотном, склоняя голову набок, отступал назад. Уилл был явно не из тех, кто, не слишком интересуясь искусством, говорит банальности художнику. Проходили минуты, и волнение Гиацинты все более усиливалось.

Последнюю картину она считала своей лучшей работой. Это был натюрморт с морковью и ноготками в корзине садовника. Оранжевые и желтые цвета напоминали по колориту Матисса. В этом была некая дерзость.

– Вы продали много картин?

– Ну, наверное, с дюжину. – Гиацинта мысленно прикинула, сколько картин ушло. Арни купил две. – В основном людям, которых я знаю. У меня еще не было настоящей выставки, – пояснила она, – но я намерена устроить ее.

Помолчав, Уилл спросил:

– Вы часто ходите в музеи? Помню, вы как-то говорили, что работали в одном из музеев.

– Нет, сейчас редко, но я была во многих, притом в самых лучших. Теперь я только мечтаю о том, что в один прекрасный день вхожу в музей и вижу мою картину на стене.

– В «Метрополитен» или в Лувре?

– Ну, пусть не в них. Многие ли могут на это рассчитывать? Для этого нужно быть гением.

– Так где бы вы хотели видеть ваши работы?

– В галерее, куда приходят ценители искусства, чтобы купить хорошие картины. На Мэдисон-авеню в Нью-Йорке, например, или на левом берегу Сены в Париже.

– Это трудная задача. – Уилл с сомнением покачал головой.

– Вы не верите в то, что это может случиться?

– В любой сфере не следует метить слишком высоко. – Уилл улыбнулся.

Внезапно Гиа поняла, что он не выказал восхищения, не похвалил ее полотна. Такого с ней еще не было.

– Вам не понравилась ни одна из моих картин? Скажите правду. Я не обижусь.

Уилл с сомнением посмотрел на нее и сказал, что он не искусствовед, а лишь любитель живописи, поэтому не может считаться экспертом.

Его уклончивость вызвала у нее раздражение.

– Пожалуйста, Уилл, скажите правду, не скрывайте ее от меня.

– Ну ладно. Вас это не обрадует, но я все же скажу, потому что вы очень нравитесь мне, Гиацинта. Так вот: хотите ли вы денег или славы, но эта работа не принесет вам ни того ни другого. Вы очень мечтали об этом и либо сами обманулись, либо вас ввели в заблуждение другие. Все, что здесь находится, – подражательно.

Да как он смеет! Уилл прямо и смело стоял перед ней, уверенный в своей правоте. Слова его были жестоки и безжалостны.

– Правда, в искусстве немало подражательного. Появляются тысячи новоявленных импрессионистов. Но даже у них есть нечто такое, что трудно определить, однако вы узнаете это, когда увидите. Есть разница между настоящим исполнителем Моцарта и тапером.

Гиацинта была потрясена и раздавлена. Если бы ей удалось найти предлог и выпроводить его из дома, она немедленно сделала бы это.

Уилл продолжал:

– У вас здесь есть все – от рокуэлловского босоногого фермерского мальчишки до бледных тернеровских закатов над Лондоном. У вас чувствуется большое мастерство. Но этого недостаточно. Вы… – И вдруг, словно осознав, что делает, он оборвал себя. – Ой, простите, Гиацинта. Я не хотел вас обидеть. Напротив, хотел помочь. Узнав вас, я понял, что ваша жизнь подверглась большим испытаниям, гораздо большим, чем вы готовы это признать. Поэтому не растрачивайте попусту надежды и энергию. Я не стал бы говорить все это, если бы не понимал, сколько труда вложено в эти полотна! Должно быть, это годы усилий! Сегодня наша третья встреча, и каждый раз вы вдохновенно говорили об искусстве. Поэтому и я так настойчив. Я никогда не решился бы обидеть вас, Гиацинта!

– Так для чего тогда все это? – горячо спросила она. – Может, мне выбросить все в мусорный ящик? Или сжечь? Что вы мне посоветуете?

– Оставьте все это для детей и внуков. Пусть считают, что это было вашим хобби. Или продайте что-то в универмаг, где есть секция торговли картинами. Многие покупают картины вместе с мебелью.

Ее охватили горечь и стыд, да еще гнев на Уилла, хотя она сама вынудила его высказать мнение. Гиацинта невольно вспомнила Арни, щедро заплатившего за несколько ее картин, которые гармонировали с обивкой его мебели. По крайней мере у Арни есть сердце…

Когда Уилл коснулся ее руки, Гиа резко отдернула ее. Он отошел в конец комнаты, воздел вверх руки и грустно проговорил:

– Меня нужно выгнать и расстрелять. Боже, что я сделал с вами! Вот что происходит, когда выражаешь свои мысли, не думая о последствиях! Когда же я это пойму? Я хотел лишь добра. И в глубине души вы это знаете. Зачем мне делать вас несчастной? Послушайте меня. Если вы мечтаете о карьере, она у вас в руках. Посмотрите, как все сходят с ума от восторга, глядя на ваше платье! Вам нужно…

– Это была тоже лишь копия, – презрительно бросила Гиацинта.

– Для нарядов это не имеет значения. Они все – копии. Копии копий. Сари или кружевные косынки восемнадцатого века. Вам нужна школа модельеров. Нужно научиться кроить. Чувство цвета у вас есть, это совершенно ясно.

– Разве все так просто? Может, мне лучше заняться балетом?

Уилл печально улыбнулся:

– Хорошо. У вас обнаружился сарказм. Надеюсь, немного подумав, вы простите меня за резкие слова.

– Очень легко говорить о школе модельеров. Даже если бы я захотела – а я этого не хочу, – уже слишком поздно.

– Вовсе не поздно. Если бы вам было шестьдесят, то и тогда это не было бы поздно.

– Пойдемте вниз. – Гиацинта направилась к лестнице.

За спиной она услышала вопрос Уилла:

– Кто учил вас шить?

– Бабушка.

– Она очень хорошо вас учила. Салли Додд говорит, что у вас золотые руки.

– Забавно. Моя бабушка говорила то же самое.