Последний грех - Алексей Котрунцев

Мать крестила его, когда ему было уже пять. Почему она не сделала этого раньше, он не знал. Наверное, на то у нее имелись свои причины. Несмотря на нежный возраст, Макс хорошо запомнил тот день: сладкий запах ладана, раскатистое пение священника, прохладная влага купели: «Креститься раб божий…», — священник пел раскатистым басом. Его охватил страх. Нет, не детский. Страх тот был каким-то иным — всеобъемлющим, величественным, одухотворенным — он наполнял его детскую душу, как вода наполняет сосуд, с ног до головы. Священник с окладистой бородой макал в золоченный таз кисточку и брызгал ею на лицо и голову. Максиму хотелось сбежать, но бежать было нельзя. Мать крепко держала за руку и едва не плача, он ждал, когда все это кончится.

Из церкви он вышел с крестиком на шее. Страх, мучивший его дотоле, перешел в благостное облегчение. Нет, то был не животный страх, как при встрече с собакой или с пьяным соседом, а страх непонятного ему преклонения перед чем-то величественным и всеобъемлющим. Чем объяснить его Максим не знал. Вот и сейчас, по прошествии многих лет назад, он вновь чувствовал признаки того детского чувства — благовеянья перед чем-то величественным и завораживающим.

Нательный крест у него забрали в детском доме. Хотя на дворе стояли девяностые и, верить в Бога не просто разрешили, а это стало даже модно, директор детдома — закаленная атеистка, придерживалась старых воззрений: «религия — опиум для народа». А посему кресты под предлогом каких-то инструкции 50-х годов у вновь поступивших изымались и, больше никогда Максим его не видел. Сейчас же, как он подумал, ничего не мешает ему купить новый. Пройдя через калитку в церковной ограде, он подошел к резной двери. Толкнул створку, вошел. Внутри стоял полумрак. Свет в храм проникал сквозь небольшие оконца у самого купола. Удивительно, но сумрак не тревожил, напротив — успокаивал. Особая аура, исходившая от толстых каменных стен, навевала умиротворение и ощущение защищенности. Так странник, ищущий приюта от непогоды, испытывает облегчение, попав в радушный дом. Макс посмотрел по сторонам. Убранство было аскетично: сводчатый потолок с ликами святых, аналой, образа. Напротив входа, на возвышении — золоченый алтарь. В утренний час в храме почти никого не было. Две-три старушки в платках, протиравшие иконы, шептали молитвы. В стороне от входа Макс заметил прилавок с витиеватыми буквами: «Церковная лавка». На прилавке располагался нехитрый товар: книги, иконы, свечи. Последние были различны: тонкие, толстые, высокие и не очень. За прилавком, женщина в светлом платке читала про себя молитвослов.

— Извините, — Макс не узнал собственный голос: робкий и хриплый. — Я хотел бы…

Женщина подняла на него глаза.

— Да-да. Слушаю вас.

— Мне нужен крестик. У вас есть такой…, - пальцем он неуверенно показал себе на грудь.

— Нательный?!

— Наверное.

— Конечно. Вы — крещенный?!

— О, да!

Уж что-что, но в этом он не сомневался. Но в этом «о, да», сказанным совсем не по-русски, женщине почудилось лукавство.

— Молодой человек, вы уверены?! Большой грех носить крест, не будучи крещенным.

— Я же вам уже сказал, я — крещенный! Старый крестик у меня забрали в детдоме, сейчас хочу купить новый.

— Хорошо. Вам обычный?

— Да. Самый простой.

Она вытащила из-под прилавка коробку и извлекла оттуда несколько крестов на веревочках.

— Выбирайте.

— Мне вот этот!

Крест был без излишеств. Алюминиевое распятие и Спаситель на нем. Взяв в руки, Макс тут же надел его на шею. Он хотел спросить что-то еще, но его неожиданно опередили.

— Валентина, здравствуй. Я не надолго. — Невысокая, седая женщина в платке и темном платье протягивала продавщице деньги. — Хочу вот акафист заказать по своим.

— Конечно.

— И вот еще! Поставь, пожалуйста, за меня свечки за упокой.

— Кому?!

— Ну, ты же сама знаешь кому. Сыночку моему, да мужу тоже бы неплохо. Хоть он со мной и не жил, так что ж, не человек что-ли?! Его мымыра, наверное, и в церковь-то дороги не знает. А мужик там мучается.

— Хорошо.

— Спасибо, моя дорогая. Ну, я тогда побежала. На работу опаздываю.

— Благослови тебя Бог.

Нехитрый диалог, услышанный вскользь, вызвал новую волну вопросов.

— Извините.

— Что-то не так?

— Нет-нет, все в порядке. Я просто хотел спросить.

— Да.

— А, что значит, свечи за упокой?!

— Понимаете, — женщина отложила книгу. — Когда человек представляется, то есть умирает, душа его нуждается в поминовении и молитвах. Поэтому, когда кто-то ставит усопшему свечу или просто поминает добрым словом, душа там радуется и обретает благодать.

— А, если человек в этой жизни не знал, что такое добро?! А душа его не на небесах, а в аду?!

— Молодой человек, что вы такое говорите?! У каждого человека, при рождении есть свой ангел, который хранит его от грехов и невзгод. И никто не может доподлинно знать, куда отравится душа усопшего. Никто, кроме Господа.

— Но, ведь, есть люди, которые только и делали, что всю жизнь творили зло! С ними как быть?

Собеседница опустила глаза и взяла паузу.

— Вам бы Библию лучше почитать. А потом у батюшки причаститься. У вас, вижу, в душе потемки. А насчет вашего вопроса могу сказать так: Господь любому грешнику рад, если грешник тот раскаявшийся. Поэтому, каков бы не был человек, душа его заслуживает доброго поминовения. И даже, если там, — женщина возвела глаза вверх, — за грехи его земные он терпит страдания, молитва или поминовение облегчают очищение.

— Не знаю… — Макс смущенно опустил глаза. — Но за объяснение спасибо. Доходчиво.

Он уже отошел от прилавка, как, будто что-то вспомнив, опять повернулся назад.

— А каким святым свечи за упокой ставят?

— Покойный — мужчина или женщина?!

— И мужчина, и женщина. — В голове крутились кадры вчерашней бойни.

— Ну, если так, то женщинам обычно ставят перед Богоматерью, а рабам божьим — у лика Николая Чудотворца. Хотя, это не обязательно. Многие ставят Спасителю или небесным покровителям.

— Тогда можно мне две свечи?

— Пожалуйста.

Макс взял свечи и подошел к образу Богоматери. Святая дева была печальна, будто вопрошая — зачем ты сделал это — смотрела с укором. Макс зажег свечу и вставил ее в светильник. Пламя фитиля горело ровно и почти беззвучно. Неумело сложив пальцы, он осенил себя крестным знамением и опять посмотрел на лик. Печаль на лице Богородицы не исчезла. Макс потупил взгляд: «Может, это я сам все выдумал?».

У образа Николая Чудотворца было спокойнее. Благообразный Архиепископ Мир Ликийский смотрел строго и ясно. Во всяком случае, Макс не чувствовал ни вопроса, ни упрека. Поставив свечу, он еще раз перекрестился, развернулся и побрел на выход. В голове крутилась мысль: «Все, что я мог сделать для них, я сделал».

Шериф поднял трубку и набрал Тимденса.

— Майкл, зайди ко мне.

Помощник явился через несколько минут. Внимательный взгляд, выглаженная сорочка, кожаная папка в руках.

— Я хотел знать, что у нас по этому убийству? Есть подвижки?

— Из лаборатории пришли результаты вскрытия, — Тимденс раскрыл папку.

— Знаю. Это ты мне уже рассказывал: Фоссет умер в результате множественных ранений несовместимых с жизнью. Что-то еще?!

Тимденс глубоко вздохнул.

— По правде говоря, я планировал зайти к вам в конце дня.

— Что так?!

— Данные по авиакомпаниям. Похвастаться пока нечем, прислали почти все. Но пассажира с именем Макс Фоссет за истекшую неделю у них не было. Хотя отрицательный результат — тоже результат.

— Все умничаешь. — Доунс был не в духе.

— Фотографию этого парня крутят все телеканалы штата. — Помощник попытался исправиться. — Кроме того, в брошенном Додже мы нашли нож, которым и был убит старший Фоссет. Экспертиза подтвердила совпадение группы крови на нем с кровью потерпевшего.

— Тимденс. — Шериф удивленно посмотрел на него. — Почему я узнаю об этом только сейчас?!

— Данные из лаборатории пришли пару часов назад. Я предполагал доложить вам, как только получил бы информацию от всех авиаперевозчиков.

— Черт тебя возьми! Майкл, мне нужна информация немедленно! Независимо от того, считаешь ли ты ее уместной в данный момент или нет! — Доунс повысил голос и встал. — Понятно?!

— Да, сэр.

Шериф хотел добавить что-то еще, как в дверь постучали.

— Кто там?!

Дверь приоткрылась, в проеме показалась Джейн.

— Сэр, Дельта Эйрлайнс прислала факс. 28 апреля на место № 239 у них был зарегистрирован Макс Фоссет. Рейс Нью-Йорк-Москва.

Они настороженно переглянулись, Шериф и его помощник. Вот и все. Все встало на свои места.

— Спасибо, Джейн.

Доунс пробежал глазами по факсу и передал его Тимденсу.